Вспоминая...

Люсиль Демулен . Тебе это не нужно. Я всегда на твоей стороне. Я была глупа, что послушалась отца. Он украл у меня много счастья. Те дни, что я молилась, я могла провести с тобой, если бы сразу не была бы труслива. И это то, что говорит обо мне как о слабой и недостойной  женщине.

Камиль Демулен (предупреждающе). Люсиль, прекрати. Не смей говорить так о себе. Я люблю тебя. Я обожаю каждое мгновение с тобою.

Люсиль Демулен . И есть в этой моей слабости только один плюс. Я поняла, что если верить, по-настоящему верить, небеса услышат тебя. Я молюсь, Камиль! Я молюсь так, как молилась тогда. Я молюсь за нас…

Камиль и Люсиль затихают в объятиях друг друга.

Картина вторая.

Комната с хорошей мебелью и излишествами быта. Кое-где даже безвкусное налепление узоров по резным креслам и диванам. Письменный стол завален бумагами, которые раскладывает Дантон. Каждую бумагу он проверяет с особенной тщательностью: кое-что, проглядев лишь мельком, отправляет в камин позади себя, предварительно разрывая бумагу. Кое-что откладывает по разные стороны от себя.

Дантон (хмуро вглядываясь в лист, себе под нос). «Французский народ захотел быть свободным, и он будет свободным… в распоряжение муниципалитетов предоставят все, что будет необходимо, обязавшись возместить собственникам причиненный им ущерб. Все принадлежит отечеству, когда оно в опасности…» когда же это? (переворачивает лист). Ах, точно. Чёрт. Законодательное собрание, ну-ну. Гвалт был. Впрочем, у них всегда гвалт. Ссорятся, ругаются, орут, кажется, была б их воля – ударили бы. Я бы точно не удержался от соблазна сломать пару гнусных сопливых носов!

В ярости разрывает лист, бросает его в камин, промахивается. Один обрывок вылетает из камина, но Дантон не замечает этого.

Дантон (разбирая бумаги дальше). «Революцию нельзя творить в геометрических формах; революционные меры неминуемо, хотя бы временно, тяжело ложатся даже на честных граждан…Те, кто вправе были бы жаловаться, должны и впредь безропотно терпеть — таков их долг; но если они выполняют свой долг и временно жертвуют своим покоем, даже своей свободой, ради общей свободы и общего блага, то наш долг в свою очередь выслушивать справедливые требования и по возможности их удовлетворять, поскольку это не вредит делу революции…».

(Неожиданно усмехается)

Дантон . Ткнуть бы каждого из этих трусов в эти строки, да напомнить бы, как они аплодировали мне, как записывали за мною!

Дантон откладывает лист в сторону.

Дантон (барабанит пальцами по столу). А скоро станет совсем тепло. Пройдут эти ветра…ветра пройдут…

В дверь раздается стук. Дантон спохватывается, быстро оглядывает кабинет.

Дантон (с раздражением). Заходи!

Открывается дверь. На пороге –  молодая жена Луиза. Она немного сонная. Порог комнаты не переступает, мнется.

Дантон . Да?

Луиза. Прости, что я пришла…

Дантон. Да что ж ты мнешься? Заходи.

Луиза покорно заходит.

Дантон. Дверь закрой, Луиза. В чем дело? Час поздний.

Луиза . Скорее – ранний… прости, Жорж, я не хотела тебя потревожить. Хотела только знать, здесь ты или уехал.

Дантон . Ты прекрасно могла спросить об этом внизу, впрочем, нет.

Передумывает мгновенно .

Дантон. Да, да. Хорошо, что ты пришла. Вовремя. Если, конечно, есть оно, это время…

Луиза не понимает, но молчит.

Дантон (неожиданно смягчаясь). Вот что – сядь. Нам надо поговорить.

Дантон поднимается из-за стола, Луиза садится в кресло. Дантон ходит по комнате взад-вперед, выглядывает в окно.

Дантон (глядя в окно). Вот черти…тоже не спят. А! 9оборачивается к Луизе, что молча наблюдает за ним). Эх, Луиза…да.

Отходит от окна, смотрит на Луизу, скрестив руки на груди.

Дантон. Ты знаешь, что творится на улицах города?

Луиза (пожимая плечами). Я знаю только то, что говорят торговки и пишут в газетах.

Дантон. Верно, ничего ты не знаешь. Но ты не можешь не догадываться о некоторых…

(Отворачивается на мгновение к окну).

Дантон. Собираются, черти! Скоро холодный ветер уйдет, очень скоро…. О некоторых переменах.

Луиза молчит, наблюдает за мужем.

Дантон. Да, знаешь, чувствуешь. И может случится так, что ты уедешь.

Луиза молчит.

Дантон . Да, уедешь. Так будет правильно.

Луиза. Хорошо. Когда и куда мне отправится?

Дантон. Туда, где нет парижских газет, а когда… может быть, очень скоро.

Луиза. Хорошо, я сделаю это.

Дантон. Ты что, даже не спросишь?

Луиза . А это нужно? Если я и спрошу – мне кажется, ты не ответишь мне правды. Может быть, Жорж, я юна, наивна и глупа, но не дура…

Дантон изучает Луизу.

Дантон. А, черт возьми! Верно.

Его тон становится веселым, но неожиданно снова он мрачнеет.

Дантон (тихо, оглянувшись прежде на окно). Луиза, ты знаешь, где деньги?

Луиза (тоном, в котором отсутствует удивление). Знаю три тайника.

Дантон . Тот, где двадцать шесть тысяч ливров – мой свадебный дар тебе, забери первым, поняла? Из-за него мне многое припомнили. И, чую, припомнят еще, зверье…

Луиза кивает.

Дантон (неожиданно грозно). И вот еще что… если что-то случится, я тебе запрещаю, слышишь – запрещаю! – запрещаю тебе обращаться к кому-то.

Дантон (уже тише). Особенно к Робеспьеру. Поняла меня?

Луиза (поднимаясь). Я поняла тебя, Жорж… скажи мне только прежде, чем я уйду, все очень плохо?

Дантон (обрывает себя на полуслове). Я…что?

Луиза . Ты плохо спишь. Днем ты весел и обычен, но ты плохо спишь. И я знаю это. Ты делаешь вид, что в тебе прежний аппетит и прежняя веселость, но это не так. Я знаю это, как жена. Так скажи мне – все очень плохо?

Дантон отворачивается к окну, все также скрещивая руки на груди.

Дантон (под нос). Знает она…глядите-ка, знает она!

Луиза осторожно касается его со спины, приобнимает.

Дантон (дрогнувшим голосом). Если что-то случится, сделай так, как я велел. И…иди спать, Луиза, час поздний.

Луиза (уже у дверей, не оборачиваясь). Скорее – ранний.

Картина третья.

Комната супругов Демулен. Серый холодный рассвет в комнате. Люсиль Демулен лежит в постели, ее мучает кошмарный сон: она вздрагивает, беспокойно ерзает. В комнате она находится одна.

Люсиль Демулен (вскакивая с криком). Нет!

Бешено обводит взором комнату, проводит пальцами по свободной стороне кровати, прикрывает глаза, со стоном роняет голову на грудь и некоторое время сидит вот так, как бы лишенная чего-то очень важного в самой себе, затем медленно поднимается с постели и, босая, идет к дверям, открывает их и застывает на пороге…

Из соседней комнаты доносятся приглушенные, но хорошо различимые голоса Камиля Демулена и Дантона.