Вспоминая...

Люсиль впервые улыбается расслабленно. Жорж Дантон обходит Демулена со всех сторон.

Жорж Дантон . А то! Камзол полурастегнут, волосы растрепаны. Вид – ужасный! По комнате словно Фрерон прошел…

Камиль Демулен (в раздражении). Твои шутки…неуместны!

Жорж Дантон (передразнивает) «Твои шутки…неуместны!» бу-бу-бу. Люсиль, дорогая, он всегда такой мрачный?!

Люсиль Демулен. Он не мрачный! Он…романтик!

Жорж Дантон. Эх, что правда - то правда, романтик и есть. (К Люсиль). Дорогая, а не оставишь ли ты нас?

Люсиль бросает настороженный взгляд на Камиля – тот сосредоточенно разглядывает свои руки, затем, с трудом решившись про себя, кивает и выходит из комнаты, плотно прикрыв за собою дверь.

Камиль Демулен. Вина?

Жорж Дантон. Наливай.

Оба отходят к столику, переступая через бумаги, и Камиль Демулен дрожащей рукой разливает вино из кувшина по двум кубкам. Себе наливает меньше, едва-едва половину, Дантону наливает полный. Тот с удовольствием делает глоток, жмурится.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Дантон и Демулен. Гостиная.

Камиль Демулен. Я всё думаю…

Жорж Дантон. И как тебе не надоедает, а? вечная тюрьма в мыслях и никакой свободы! Я не понимаю тебя совершенно.

Камиль Демулен . Я говорю серьезно, Жорж. Мы начинали весело, признаю! Весело было петь на улицах, весело было громить дома и вещать для народа. Но теперь, давно уже все меняется.

Жорж Дантон (в ярости). А что меняется? Что может измениться? Все те же речи и те же погромы! И мы те же!

Камиль Демулен (вскакивая с места и снова едва не путаясь об ножку кресла). Жорж, очнись! Те, с кем мы начинали, они…уходят! Они все уходят!

Жорж Дантон (тоже вскакивает). А мы остаемся. Камиль… (хватает его за плечо), взгляни, как меняется этот мир! Мы его меняем. Мы – титаны! Мы властвуем над народом и все, чего желает народ…

Камиль Демулен. Народ не знает, чего желает. Ему говорят…теперь ему говорят и он соглашается. Или не соглашается, но и не протестует. Оглянись, смерть стала привычной. Ее не боятся. Вчера возвышают, а сегодня клеймят позором. Вчера готовы были отдать жизнь, а сегодня готовы перегрызть горло и бросить тухлятиной в позорную телегу!

Жорж Дантон (зевая). Так вот чего боится Камиль Демулен? Позорной телеги?

Камиль Демулен . Нет. Признаюсь, я не хочу умирать: у меня есть перо и моя жена, у меня есть жизнь и наслаждение. Жизнь – она прекрасна, и я не хочу умирать, но если придет пора…нет, я боюсь даже не смерти.

Жорж Дантон. Истории? Она обойдется с нами жестоко. Но, утешает, что она обойдется дурно со всеми.

Камиль Демулен . Нет, я боюсь, что все, к чему я призываю сейчас – уйдет в пустоту.

Жорж Дантон (делает еще глоток вина, жмурится от удовольствия). Милосердие, друг мой, к которому ты призываешь, это – слабость…для многих!

Камиль Демулен хмурится, но не отвечает.

Жорж Дантон. Да, слабость. Ты поддерживал много идей, это факт.

Камиль Демулен (эхом). Факт.

Жорж Дантон. От Мирабо до Робеспьера. И вот – ты следуешь за мной. Так?

Камиль Демулен . Так.

Жорж Дантон. Я – отец революции, друг мой. Все, чего ты боишься, напрасно. Робеспьер может казнить кого угодно, но не меня. Ни он, ни этот приблудный Сен-Жюст не посмеют меня тронуть!

Камиль Демулен. Ты слишком плохо его знаешь. Я был его товарищем в лицее, я успел понять больше. Он не остановится. Они никогда не остановятся.

Жорж Дантон (в раздражении). Тогда зачем ТЫ пытаешься призвать его к милосердию? Зачем дразнишь его? Зачем все это? Ты призываешь его в своей газете к милосердию и к состраданию, называя…

Камиль Демулен (перебивает, заикаясь). Почему? Потому что Милосердие – это тоже оружие! Победить врага – это доблесть, но добивать уже павшего – подлость. Добивать того, кто идет против – это абсолютное лицемерие, ничем не отличающееся от лицемерия короны! Все, во что мы верим, идет прахом, все наши слова идут прахом, если допустить мысль, одну только мысль…

Жорж Дантон (издевательски аплодируя). Браво, Демулен! Браво, голос Республики и быстрое перо! Но он сжигает твои газеты, твои…

Камиль Демулен (усмехаясь). Сжечь – не значит ответить, пойми! Сжечь - не значит стать сильнее. Это значит мысль допустить…

Жорж Дантон . Хорошо, ты кругом прав, хорошо-хорошо! Можешь побежать прочь, а можешь…

Камиль Демулен . Не могу.

Жорж Дантон . Да, не можешь. (подливает по-хозяйски вина себе и Камилю), ну, а как с вашей дружбой? Вы так долго знаете друг друга, вы…ты сможешь?

Камиль Демулен (улыбаясь). Я – мягкий человек. Ты спрашиваешь: как мне быть с его дружбой? Что ж… никак. Слова мои уйдут в народ.

Жорж Дантон выпивает залпом свой бокал, ставит его с шумом на столик, поднимается. Камиль поднимается ему навстречу. Они смотрят друг на друга, затем неловко, но крепко обнимаются, Дантон похлопывает Камиля по плечу и выходит из комнаты вон, оставляя Демулена в одиночестве.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Некоторое время Камиль Демулен стоит в молчании, скрестив руки на груди, смотрит в окно. Затем он оглядывается вокруг, вроде бы что-то ища, но так и не находит, застегивает правильным образом камзол, оправляет ворот, поднимает несколько листов с пола.

Камиль Демулен . Берегитесь, дети Революционного Сатурна! Берегитесь, Сатурн пожирает детей. Чтобы дать душу Революции, нужно лишиться своей. Нужно лишиться всего и даже большего…

Скрипит дверь. В проеме появляется Люсиль. Камиль осекается. Она подходит – заплаканная, бледная, встревоженная, садится на колени и помогает собирать бумаги.

Люсиль Демулен (улыбается сквозь слезы). Жорж говорит, что я глупая, если боюсь за голос Республики.

Камиль Демулен . Если пал король – помазанник Божий, то голос республики – это уже пустяк.

Люсиль Демулен . Так я не глупая? Жаль. Хотелось бы так просто взять…и ошибиться.

Камиль Демулен (со вздохом). Возможно, ты уже ошиблась, когда отдала свое сердце мне.

Люсиль Демулен . Сердце, руку и душу… нет, это не ошибка. Ты спас меня от тюрьмы метания, в которой я жила. Ты показал мне мир. Чудесный мир. Ты боролся за свободу. Даже если сейчас приходит конец…

Камиль Демулен . О каком конце ты говоришь? Разве ты не слышала Жоржа? Кто посмеет посягнуть на голос Республики?

Они оба негромко смеются, переплетая пальцы, бумаги оставлены в стороне.

Камиль Демулен . Даже если…

Люсиль Демулен . Неужели ты допускаешь мысль, что они посмеют?

Камиль Демулен . Слова в народе, а это главное, моя дорогая. Он может жечь. Они могут их жечь. Жечь вместе со мною, но слова в народе! А если они их жгут, жгут меня – значит, они боятся, значит, допускают мысль о том, что я прав. Я устал, Люсиль. Я так устал, моя дорогая…я обещал, что напишу на каждой стене, как тяжело далась нам свобода, но это будет уже без меня. Я устал. Я слишком стар для революции, для сражения, для битвы. Я всего лишь человек, романтик…