Эбер

Июль, 2021

Действующие лица

Жак-Рене Эбе́р (Эбер) — деятель Великой французской революции, крайне левый среди якобинцев. Издатель газеты «Пер Дюшен» («Паша Дюшен»). Гильотинирован 24 марта 1794 в возрасте 36-х лет. Помимо традиционного для того времени политическими обвинениями в «заговоре против свободы французского народа и попытке свержения республиканского правительства» Эберу вменялась в вину заурядная кража рубашек и постельного белья.

Мари Маргарита Франсуаза Эбер (Мари) – с 1792 года жена Жака-Рене Эбера, лишенная сана монахиня. Мари была гильотинирована 13 апреля 1794 года в возрасте 37-ми лет.

Камиль Демулен (Камиль) -  французский адвокат, журналист и революционер. Инициатор похода на Бастилию 14 июля 1789 года, положившего начало Великой французской революции. Гильотинирован 5 апреля 1794 года в возрасте 34-х лет.

Анна-Люсиль-Филиппа Демулен (Люсиль)— жена Камиля Демулена. Гильотинирована вместе с Мари Эбер 13-го апреля 1794 года в возрасте 24-х лет.

Также множество фигур в народе, среди депутатов (многие личности среди робеспьеристов указываются намеками) – массовка, личности Парижской Коммуны, обозначены цифрами.

Сцена 1.1 Пролог

Бедная комната, мебели мало и та что есть изрядно истрепана. За окном поздний вечер, может быть, даже ночь, но на улицах непрестанный шум, чьи-то неразборчивые выкрики, хлопанье дверей, хохот, лязг железа, странные мелодии и напевы, насвистывания. По комнате ходит женщина – бледная, высокая, она держит себя с необыкновенным достоинством, хоть и вздрагивает от каждого особенно громкого звука за окном. На руках у женщины ребенок. Ребенок дремлет, каждый раз, когда женщина вздрагивает, он недовольно кряхтит. Женщина – Мари Маргарита Франсуаза Эбер (Мари), ребенок на руках – дочь ее и Жака-Рене (Эбера).

Мари (укачивая дитя). Тише, милая, тише… это все только на улице, это все не касается нас. знаешь, какой у тебя отец? У-у… (вздрагивает от какого-то очередного звука, сбивается с мысли, затем снова покачивает дочь). Не бойся, милая! Папа любит тебя, пусть его сейчас нет…может быть, его и вообще нет… (осекается, плечи ее дрожат). Не слушай, крошка. Есть папа, есть! Что бы ни стало, он всегда будет с тобой, всегда будет с нами. Ты будешь еще гордиться тем, что твой отец сам – Жак-Рене Эбер!

Девочка кряхтит, угрожая проснуться. Мари укачивает ее сильнее.

Мари. Ну что же это…что же они так расшумелись? Совсем неуемные, толпа безумцев! Нет ни одной спокойной ночи с того самого июля, как пала эта проклятая Бастилия! Вечно лязганье, вечно грохот, и вечно смех. Мир придет тогда, когда не будет больше этих шумных ночей и ночи станут одинаково тихими… (спохватывается). Что же это я? Так нужно, мы отстаиваем свое право на счастье и мир, мы отстаиваем все своим права, мы на войне, малютка, для твоего счастья и будущего дня!

Рассеянно обводит взором комнату, но ее взгляд не может ни на чем остановиться.

Мари. Что же это…где же твой папа? Где же мой муж? Даже для него – это поздно. Даже для всех его выступлений и воззваний! Ах, где же он…

Ребенок, кажется, совсем засыпает. Стараясь не дышать, Мари укладывает дочь в колыбель и тихо отступает в дальний угол комнаты, пугливо и воровато оглядывается, боясь быть застигнутой врасплох.

В углу она опускается на колени.

Сцена 1.2 «Ужасные дни…ночи»

Мари.

Ужасные дни,

Ужасные ночи…

Боже, защити,

От тех, кто тьму напророчил!

Ей чудится за спиною шорох и она пугливо оглядывается, но ничего не видит и снова обращается к богу.

Каждый раз я не знаю,

Вернешься ты или нет,

В страхе встаю и в нем засыпаю,

Не верб в завтрашний свет!

Медленно поднимается, опирается рукою о стену, словно бы боится упасть.

Что значит мука моя?

Ни-че-го! Я только слабость,

Но для завтрашнего дня

Я не дойду…на душе усталость.

Нерешительно отводит руку от стены и делает шаг к колыбельной, поглаживает сопящую дочку.

Ужасные дни,

Ужасные ночи,

Боже, защити

Мир, что так непрочен!

Садится рядом с колыбелью в кресло.

Хрупко…как хрупко все,

Слава и заслуги не в счет!

Падают головы вновь и еще,

И кровь без остановки льет!

Незаметно для себя Мари засыпает, не отпуская руки от колыбельки.

Боже, защити

Тех, кто лишь жить хочет…

Какие ужасные дни,

Какие ужасные ночи…

Мари роняет голову на грудь и проваливается в короткий тревожный сон.

Сцена 1.3 «Тихо ужас вползает»

Забытье длится недолго. Она слышит скрип половиц где-то совсем рядом и мгновенно просыпается, бросается к колыбели, затем тревожно оглядывается, готовая драться за свое дитя до последнего, если придется. Свеча в комнате потухла и теперь только Луна освещает комнату. Мари напряженно вглядывается в темноту, лишь слегка освещенная лунным светом.

Мари.

Стены родные и дом родной,

защити от тех, кто нам чужой,

Защити от всякого зла всех нас,

Защити от грозы, что рядом сейчас.

Тихо ужас вползает,

Сердце мое замирает,

Я боюсь, дрожу, но не за себя,

Защити, Добрая Мать, мое дитя…

скрип половиц совсем рядом. Мари вжимается в колыбельку, надеясь слиться с нею. ее голос больше похож на шепот.

Тихо ужас вползает,

Сердце мое замирает.

Кто там сегодня таится?

Кто пришел? С вестью иль поживиться?

Кто ты пришел, друг или враг?

Чей там во тьме слышен шаг?

Сердце стучит и замирает -

Тихий ужас вползает…

Слышно, как зажигают свечу, в следующее мгновение в комнате виден мужчина. В его руках зажженная свеча. Мужчина бледен, встревожен. Его лоб блестит от пота, в глазах лихорадочный блеск.

Мари с облегчением выдыхает и бросается к нему.

Мари. Муж мой! Как я ждала…

Она не успевает договорить. Жак-Рене Эбер (Эбер) – а это он, отодвигает ее в сторону, освещает комнату свечой, видит, что дочь спит и оставляет свечу в комнате.

Мари. Что с тобой? Ты сам не свой!

Эбер. Все нормально. Я не хотел тебя разбудить. Полагал, что ты спишь.

Мари. Я задремала…час уже поздний.

Эбер. Я знаю. Я не хотел разбудить. Ложись.

Не оставляя своей мрачности и темной загадочности, бледности, Эбер выходит в другую комнату – такую же бедно обставленную, лишенную всякого роскошества и содержащую лишь самое необходимое. Мари, помедлив, бросается, было, следом, но дочь снова плачет и Мари бросается к ней, начинает укачивать ее. не оглянувшись, Эбер выходит прочь, в соседнюю комнату, где садится спиною к дверям и смотрит перед собой в одну точку, потрясенный и изумленный.