Марат

Пусть она не спасёт и душу!

Горожанка 3.

Верно, верно! отдайте ее нам!

Мы ее научим! Мы ее по кускам!

Горожанка 4.

Жаль, что можно убить ее лишь раз!

Жаль, как жаль мне этого сейчас!

Горожанин 4.

Всех, вне вреда от деяния,

Ждет лишь одно наказание!

В ярости, четвертый горожанин переворачивает бочку с зеленью, но потрясенная толпа не замечает этого.

Горожане.

Улицы в траур, улицы в мрак,

Мы рыдаем о тебе, Марат!

Твой убийца – вечный враг,

Ты не просто Друг Народу,

Ты ему – Брат!

Горожанка 5 (молодая, в особенно горькой слезе)

Я буду танцевать, когда ей отрубят

Эту гнилую голову! Когда она умрёт!

Пусть ее на небе рубят и пусть ее судят,

Суд, что гневливее нашего, ее ждет!

Пусть ей голову отрубят скорей,

Я буду танцевать, когда умрёт она!

Горожанин 5 (подавая какой-то платок Горожанке 5).

Память о чудовищах в народе сильна,

И вспомнят ее не одна сотня людей…

Горожанка 6.

Пусть умрёт, пусть умрёт!

Она не смеет жить!

Горожанин 6.

Ее суд подземный ждет,

Он будет ее судить!

Горожане.

Улицы в траур, улицы в слёзы,

Мы скорбим о тебе, наш Марат!

Мы скорбим…слабые хрупкие розы,

О жизни твоей, Друг Народа и его Брат!

Горожане продолжают скорбеть…

Сцена 2.14.1 «Улицы в траур»

Комната. Дантон, Демулен, Робеспьер. Дантон наблюдает в окно за скорбью улиц. Демулен что-то записывает в своих бумагах, Робеспьер что-то правит, зачеркивая, подчеркивая, проводя стрелочки…

Дантон. Что не говори, а смерти я ему не желал! Он был опасен и меня ненавидел, но если бы я знал, если бы я предвидел…

В ярости отходит от окна, не в силах вынести зрелища траурных улиц.

Робеспьер. Он ушел в ореоле славе – это не всем удается. Он ушел как мученик, с доброй славой. А убийцам…что ж, всем воздается, и этой воздастся с лихвой.

Демулен. Она как отрава! Вы знаете… (замечает переглянувшихся Робеспьера и Дантона, усмехается). Ну вы-то точно знаете, да! Что скажете о том, что художнику позирует она? Он пишет с неё портрет…не стоит ли, ну…запретить это?

Дантон. Как по мне – голову ей отрубить и все! и все тебе ответы!

Робеспьер. Мне хотелось бы ее даже народу отдать, но это было бы ошибкой.

Дантон (нетерпеливо). Ну да, ну да…сверкай своей злорадною улыбкой! Я знаю, что ты хочешь сказать. Что, вот, народ, смотри – она убила вашего друга и брата, она убила не кого-то, а именно – Марата, но мы судим ее как всех, ведь каким тяжким не был бы грех, мы все равным перед судом и ликом смерти…

Демулен. Хотите верьте… или не верьте, но мне думается, что это только начало. Девица Корде взялась за кинжалы. Вам не кажется, что это в духе Марата?

Дантон. Что ты несешь, Демулен? Причем тут Марат, причем и зачем?

Демулен (немного неуверенно). Мне кажется, что это…как жертва. Для победы. Понимаете?

Дантон закатывает глаза и хочет что-то сказать, но вступает Робеспьер.

Робеспьер. Да, это в его духе. Любой войне нужна жертва, для лучшей и верной победы. Смерть Марата – это только начало, у нас есть враги и врагов немало. Мы свяжем девицу Корде с ними и это…многое позволит нам.

Дантон. Что? Но она же клялась, что никто не знал…

Замирает, оглядывает Робеспьера, затем Демулена, которые смотрят на него, ожидая его ответа.

Дантон (медленно). С другой стороны, почему мы верим преступным словам…

Сцена 2.15 «Во имя его памяти!»

Дом Марата. Всё в запустении. Две женщины – Альбертина и Симона совершенно убиты горем. Они сидят и, кажется, не могут осознать происходящее, что-то не складывается в их головах, потрясшая их смерть Жан-Поля все еще не может хоть как-то позволить им очнуться.

Робеспьер вежлив, сосредоточен и сочувствен.

Робеспьер (голосом, гораздо тише прежнего).

Мне очень жаль вашей утраты,

Мне очень жаль ушедшего Марата…

Вам, как его близким, мы дадим, что можем,

Но это не вернет нам его, однако – поможем.

Слов нет, есть лишь потрясение и печаль,

Но враги не дремлют, не знают сна,

И, пока нас терзает траура вуаль,

Враги свои скрывают имена…

Симона (совершенно потухшим голосом).

Что вам нужно, гражданин Робеспьер?

Что вам нужно… вам нужен был он,

А теперь мы? Мы не знаем ничего,

Мы не принимали никаких решений и мер,

И теперь, когда…Марат сражен,

Когда жизнь оставила его…

Не может договорить. Плачет. Альбертина немного выходит из туманного состояния и пытается коснуться руки Симоны, успокаивая.

Робеспьер.

Я знаю эту скорбь и знаю эту боль,

И я сочувствую. Но это еще не итог.

На улицах своя жизнь и своя роль,

На улицах Марат – бессмертный бог..

Симона отнимает руки от лица.

Альбертина (с неприязнью).

Зачем вы пришли? Не скорбь выражать!

Скажите же то, что так хотите сказать!

Робеспьер.

Скажу. Я скажу то, что должен,

Пусть это мне и сложно.

Во имя памяти его, во имя ее!

Выступите в Конвенте, обличите перед судом

Врагов Марата! Тех, что послали Корде!

Симона.

Выступить…где?

Альбертина.

Сказать…о ком?

Робеспьер.

Во имя памяти Марата, во имя только этого дела,

Скажите перед всеми, скажите твёрдо и смело,

Что Марат боролся против мятежных, что отбыли в Кан,

И те…послали к нему убийц.

Скажите это нам.

Симона.

Так это они? Жиронда?

Альбертина (смотрит с прищуром, похожим на прищур Марата и, кажется, понимает).

Конечно, Симона! Кто же еще? Кто?

Только они. Искали кого-то,

Кто занесет кинжал…вот и все.

Уже тише, к Робеспьеру.

Ведь все именно так?

Робеспьер.

Да, всё было так. только так и было

И я знаю, что вам тяжко говорить об этом,

Но ради дела, ради победы,

Соберите свои силы!

Того хотел бы и сам Марат!

Во имя его памяти, скажите нам…

Он Друг Народа…Он его Брат.

Альбертина.

Скажем. Скажем правду. Итак…значит, Кан!

Симона, совсем сломленная кивком соглашается на все, кажется, даже не понимая, что происходит вокруг нее.

Сцена 2.16 «Смута»

Комната. Робеспьер и Дантон. За окном – все еще скорбь.