Охота на Анжелику

Их взгляды зацепились друг за друга, и что-то надо было срочно сказать, чтобы прервать это многозначительное пугающее молчание. Но в голову лезла всякая чушь от «я встретил вас и стал заикой» до «я вас хочу, чего же боле». А она, тоже хороша, таращится на него во все глаза, моргает, но взгляда не отводит. Провокация! Чистой воды провокация!

Тут они одновременно отвернулись, она посмотрела на нетронутый кофе на тумбочке, а он на кипу одежды на кресле. Кирсанов прищурился, пытаясь контролировать себя, и снова уставился ей в лицо, а она принялась что-то высматривать на ковровом покрытии. Дело пахло керосином, причем с каждой минутой все сильнее.

– Мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь, – наконец, глубокомысленно изрек Кирсанов, когда игра в молчанку стала невыносимой. – Это, конечно, твое дело, но если хочешь, чтобы я тебе помог, то будь откровенней.

Оставалось только вскинуть руку в индейской манере и брякнуть: «Я все сказал».

– А ты действительно хочешь мне помочь? Без этих твоих приколов? – спросила Лика с сомнением в голосе.

«Ну, прямо Красная Шапочка, в поисках спасителя от злого волка», – мелькнуло у Кирсанова в голове. С одной стороны он никогда не рвался спасать сирых и убогих, не любил, когда женщины его одолевали просьбами, но тут, он сам напросился, как ни крути.

– Хочешь, не хочешь, но как-то неудобно бросать тебя в таком состоянии, – изобразив равнодушие, пожал он плечами. – Мы вроде бы успели подружиться…

– Черт с ней, буду дровосеком, спасу ее от волка! – решил Кирсанов, прикидывая, что запросит с нее в качестве благодарности. Даже самому себе он не признался бы в тот момент, что полностью увяз, «как пчела в сиропе», так, кажется, поется в песне у Макаревича? Да, с ним творилось что-то неладное. Вообще-то, он не признавал никаких сиропных признаний, лунных серенад и сопливых сонетов. Он был суровый парень, этакий непробиваемый и жесткий Кирсанов, умеющий пригибать под себя этот мир и женщин, его населяющих. Откуда же свалилась на его голову эта Красная Шапочка? «С лестницы, вот откуда», – вспомнил он и усмехнулся.

При виде этой его усмешки, Лика засомневалась – сказать или не сказать? Она же не знала, что имеет дело с крутым чуваком. Так, настырный тип, немного навязчивый, слегка приставучий и любит рисонуться перед женщиной. Одно уже понятно: он никакого отношения к взрыву не имеет, так что можно было бы доверить ее страшную тайну. Но все же как-то боязно. Как говорится, знает один – знает один, знают два – знают двадцать два.

– Лика, почему ты приехала сюда одна? – вдруг спросил Денис. – Ты любишь мужа, тебе не нужны лишние приключения, так почему ты не приехала со всеми?

– Макс хотел, чтобы я отдохнула от семейных обязанностей, – вздохнула она, – он мнит себя знатоком женской психологии, поэтому придумал, что мне будет полезно передохнуть от них с Ванечкой. Но даже не в этом дело. Он хотел, чтобы я уверенно стояла на лыжах, поэтому настаивал на этой поездке. Он обо всем позаботился: договорился насчет инструктора, забронировал номер, купил мне экипировку, лыжи, ну и вообще все, что нужно…

Лика почувствовала, что пытается выгородить мужа, который отправил ее одну в не слишком безопасное путешествие.

А Кирсанов подумал, что за идиотизм? Он, конечно, не претендует на звание знатока женской психологии, но и то сообразил бы, что ей сто лет не нужен никакой отдых от «семейных обязанностей». Она сама не своя, мается от одиночества, размахивает перед мужиками своим замужним положением, будто связкой чеснока перед вампирами. И почему бы ей не осваивать лыжи, когда родной муж под боком? Странно все это. Будь на месте этого Макса он, Кирсанов, то в жизни бы не отпустил такую сексапильную жену на Кавказ. О чем он там думал, когда отправлял ее на целую неделю на растерзания блудливым козлам? Может, она ему совсем безразлична и ему все равно, как жена проведет эти дни в разлуке? Э, стоп, брат Незнайка, куда тебя однако занесло?! – сам себе просемафорил Кирсанов и даже флажком перед носом помахал, мысленно, конечно. – Mala herba cito cruscit, то есть, дурная трава быстро растет. Так не дадим же разрастись сорнякам в буйной головушке!

– А кто такой Ванечка? – как бы невзначай спросил он, хотя прекрасно понял, кем он может ей доводиться.

– Это наш сын.

Надо же – «наш», – отметил про себя Кирсанов с неожиданной злобой. Могла бы сказать «мой», но нет, она ни на секунду не отделяет себя от мужа, чтоб ему пусто было.

– Лика, все это довольно странно, – с силой потер себе лицо ладонями Кирсанов.

– Что, отдыхать от семьи? Да, пожалуй. Но у меня муж такой человек, знаешь ли, он умеет быть убедительным…

– Я не об этом. Ты приезжаешь сюда одна, и за тобой начинает охотиться какой-то псих-одиночка. Следом за тобой приезжает начальник твоего мужа, и его взрывают в автомобиле.

– О господи, почему ты увязываешь эти события?

– А почему их не следует увязывать?

– Да потому что я знать не знаю, почему он сюда приехал без жены и остальной компании!

– Может, тоже отдохнуть от семейных обязанностей?!

– Не городи чушь!

– Не знаешь, выходит? А что ты вообще знаешь, Лика? У него были враги? Это случайность или заказное убийство, а кто следующий, может, твой муж? – он выплевывал ей в лицо эти вопросы и, наступая, оттеснял к шкафу.

– Я видела, как он погиб, – прошептала она, упершись спиной в зеркальную дверцу.

А Денис громоздился в пяти сантиметрах от ее носа. Большой. Очень большой. Лика судорожно вздохнула. Сказав «А», приходится говорить и «Б», и Лика быстрым жарким шепотом рассказала, что случайно стала свидетелем того, как под дно Гошиной машины была заложена бомба.

– Может быть, бандиты как-то догадались, что я видела, – понимая всю абсурдность такого предположения, сказала Лика. – И прислали отравленные угощения, чтобы отравить?

– Ерунда! Как это они догадались? Что, у них меелофон в кармане, они мысли твои читают? Ты же говоришь, свет был выключен! А ну, давай, звони своему мужу или жене этого Гоши. Короче, звони кому-нибудь, кто может знать его местонахождение.

– Господи, да я звонила уже, – чуть не плача воскликнула Лика. – Муж сказал, что перезвонит. А Эмме я не могу звонить. Она меня живьем проглотит, если это окажется не так. Она…, в общем, Эмма сложная натура. Может быть, обратиться к следователю, который администратора допрашивал, он, наверное, до сих пор в отеле. Понимаешь, если это не тот Гунн, а мы позвоним Эмме, то будет скандал.

Надо же, уже «мы», а еще недавно велела «проваливать, куда подальше», порадовался про себя Кирсанов и побарабанил пальцами по зеркальной поверхности шкафа, разглядывая ее в упор. Она скосила глаза на его руку. И Кирсанов усилием воли удержался от поцелуя. Нет, нельзя, а то опять будет «иди вон».

– Не знаю, почему ты так боишься эту Эмму, – сказал он и убрал руки с зеркала. – Но вот если ты пойдешь к ментам, тогда точно засветишься, и утаить твой секрет от широкой публики не удастся.

Теперь они просто стояли друг напротив друга, не делая попытки разойтись в разные стороны.

Она слышала его слова, но смысл доходил с трудом. Словно завороженная, Лика смотрела, как шевелятся его губы, заметила несколько несбритых волосков в уголке рта слева. Нижняя губа у него была чуть выпячена вперед, и это делало его губы очень выразительными… Господи, о чем она думает!

– Неизвестно ведь, что ты на самом деле видела, – продолжил тем временем рассуждать Кирсанов, – то ли разборки, то ли месть, то ли еще что-нибудь. Но новость, что есть свидетель взрыва, быстро распространится. Хотя, какой ты свидетель? Ну, видела какого-то мужика с высоты третьего этажа, ну и что? Ты его описать сможешь?

– Нет, не смогу, – помотала головой Лика. – Он был одет во все темное, а в тот угол даже свет от фонаря не попадал. Я просто увидела последовательность его действий, и все.

Кирсанов засунул обе руки в карманы и покачался с носка на патки и обратно. Ему бы сдать слегка назад, чтобы перестать ощущать запах ее кожи, иначе, не сдержится ведь! При этой мысли, он развернулся на пятках и прошелся туда-сюда по номеру.