Байкал. Книга 5

И поднялся:

– Ну, веди к Эрику. Что ж, коли день такой…

– Правда, пойдёшь?

– Ежли поведёшь, – он пожал плечами.

– Здесь и Агори тож, он теперь за Эрбином как некогда за тобой на Байкал…

Арий лишь кивнул. А спустя несколько мгновений мы с ним шли рядом уже по улицам города, Арий, принявший вид седобородого старика в одеянии, подобающем здешним обычным одеждам, шёл рядом со мной, оглядывая улицы.

– Мы были здесь с Аяей, – сказал он. – Но мельком. И то давно было.

– Значит, тогда нас ещё не было здесь – сказал я. – Мы здесь всего только третий год. Эрбин… впрочем, сам увидишь.

И Арий увидел и роскошный дворец, и сад, и даже нескольких жён, что были теперь у Эрбина, каждая из которых была днесь беременная, но на немного разных сроках. Это богатство мы все вместе зарабатывали по разным городам, чудесно исцеляя страждущих, здесь же продолжилось то же, но тайно. Рыба изображала ту самую великую лекаршу, Эрбин же тайно посещал её хитро устроенный и спрятанный от посторонних глаз дом, спасая больных, а я со всем тщанием следил, чтобы всё сохранялось в тайне. Даже Агори не знал всех наших секретов. И всё так повторялось так в новых городах, и по кругу в старых, когда лет через семьдесят мы возвращались… Золото неиссякаемым ручьём лилось в наши кошели. То есть в кошели Эрбина, конечно, но мы, его близкие, не были обижены и даже более чем, Эрбин щедр как никто, злата не считает и не жалеет, любит его, но и злато за то его любит, что не жаден он.

Арий усмехнулся, кивая, когда я вкратце поведал ему это.

– А начальное золото, небось, с Байкала ещё?

– Верно, – кивнул я. – Как ты понял?

– Да уж понял… Эр никогда лекарем быть не хотел, Сингайлом он был кудесным и то скрывался, токмо за громадное злато соглашался врачевать. Потому и звался Льдом, а я же по деревням бегал, других лекарей учил, усовные книги переписывал сотнями, да раздавал. Но моё уменье обыкновенное человеческое, его – необычайное, настоящее чудо. Вместилище его Силы.

– Я больше узнал, Арий. Эрбина боится сама Смерть. И давно прикончила бы его, ежли бы не боялась, что он всё царство разорит ей. Потому и тебя и Аяю наделила Печатью Бессмертия, чтобы ему никогда не пришлось больше за вами к Ней спускаться.

Арий остановился, удивлённо глядя на меня.

– Ты… откуда это взял?

– Ты забыл? Они, и Смерть, и Диавол не видят и не слышат меня, но зато я их отлично слышу…

– Ну и ну… – усмехнулся Арий. – Так при тебе власть над ними, как это я забыл…

– Пришли мы, однако – сказал я, потому что мы стояли у громадных роскошных ворот дома Эрбина.

Арий покачал головой, оглядывая и ограду с коваными пиками, и верхушки башен дворца, видные из-за неё.

– И кем мой брат здесь обретается?

– Сыном одного из Индийских царей. У них там междоусобицы не стихают, раджи ихние бьются и бьются, города друг другние захватывают али разоряют, бросают на съедение джунглям, так что даже в самой Индии никто не упомнит всех этих царей и их сыновей. А тем паче в Персии… А Эрбин собой вполне царь, как ты знаешь.

– Собой-то – да, токмо на северный манер, как он за индуса тут сходит? – усмехнулся Арий.

Я засмеялся, качая головой:

– Вот видно, что ты давно вдали от людей живёшь, отвык совсем, – сказал я. – Да за такое злато, что всегда при Эрбине люди поверят, что мать ваша не токмо с дальних северных рек, но с Луны. Всего и делов…

– Ну я примерно так и думал, – сказал Арий, усмехаясь и в лице его было что-то такое тёплое, почти нежность. О брате думает с такой любовью?.. надо же, я и подумать не мог…

Привратники, знавшие меня как приближённого Эрбинура, как звали здесь Эрбина, проводили нас во дворец, всю дорогу почтительно, даже подобострастно кланяясь.

– А где же Агори? – спросил Арий, пока мы шли меж цветущих кустов роз и жасмина.

– Его Эрбинур своим племянником тут кличет, все так и принимают.

Я не ожидал, что Эрбин видит нас из высоких окон дворца и, тем более что он выбежит нам навстречу.

– Арик! Ар! Ах ты ж… чёрт! – изумляя невольников и многочисленных прислужников в белых рыхлых штанах и чалмах, Эрбин обнимал и трепал своего брата, так, что у того мотались волосы во все стороны, как плотный шёлковый плащ. – Где ты взял его, Дамэ? где отыскал этого мерзавца?! Арик…

– Сам отыскался, – пробурчал, улыбаясь и смущаясь немного, Арий, в свою очередь тоже обнимая его, быть может, не так радостно, но с большой любовью, я это отметил не без удивления. Действительно, эти два брата очень привязаны друг к другу, как Рыба сказала позднее, когда я рассказывал ей об этом:

– Смешной ты какой, Дамэ, чему ж удивляться? Они ж близнюки, считай с одного кома теста два вышли.

– Как же Аяя?

– А что Аяя? Она, чай, выбрала. Да и Эрбин один-то не страдает, поди, и дня холостым не живёт.

Я не стал спорить, хотя у меня было своё мнение на этот счёт. Потому и женат всё время, что о ней тоскует. Ежли я тоскую, токмо её друг, названный брат, притом забытый, то, что говорить о том, кто был ей мужем… Но то было позже, а сейчас я смотрел на двоих братьев и в глубине своего странного сердца завидовал им, у меня никогда не было брата, который был бы так похож на меня и так отличен во всём.

…Во всём… Ну, возможно. Я всегда любил роскошь, Арик чурался её, я всегда хотел быть среди людей, быть любимым всеми и прославляем, Арик сторонился толп, предпочитая свои книжки и кельи шумным застольям. Мы схожи только в одном, похоже, в том, что единственная по-настоящему желанная женщина и для меня и для него – это Аяя. Это было первое, о чём я подумал и хотел спросить его, но удержался, боясь всплеска, а может и взрыва его ревности. Спрошу позднее… а может, сам расскажет?.. А пока я лишь смотрел на него и думал, он видел её сегодня, смотрел на неё этими же глазами, что сейчас смотрят на меня, спал с ней в эту ночь… а сколько у них детей народилось за эти годы? Сколь их, тех лет, прошло? Страшная бездна времени…

– Четыреста, Эр, – сказал Арик и засмеялся. – Но это неточно… может статься, и четыре тысячи. А может восемь тыщ… Счёт годам я хоть и веду, Эр, и очень строгий, но не замечаю того счёта, как чётки перебираю…

– Не может быть…

…Я смотрел на моего брата, живущего здесь так, как он привык, в роскоши и неге, прекрасного собой, как всегда, в окружении невольников и красавиц, услаждающих его взор танцами, его уши песнями, его сердце сладкой лестью, его тело ласками. На что ему понадобилась Аяя, она была бы как чужеродный предмет здесь… Или нет? Или захотела бы стать хозяйкой всего этого богатства, этого бело-красно-золотого великолепия?.. Она могла бы иметь всё, и вот такой же дворец, если бы только раз намекнула, что хочет этого, а не странного нашего жилища высоко в горах с этими глупостями вроде сада-огорода, скотины, и наших бесконечных занятий науками. Но ведь и с Эриком Аяя жила так же, в простоте, никакого злата они не забрали и не уехали с Байкала, чтобы зажить вот так, как теперь живёт Эрик… Стало быть, она счастлива со мной? Как это глупо сейчас спрашивать себя…

– Я вижу, ты процветаешь, Эр, как обычно, впрочем, – сказал я, когда мы в громадном просторном зале из белого мрамора, уселись на низкие мягкие диваны, обитые алым шёлком и позолоченные по завиткам резьбы на ножках и спинках. Струи фонтана, устроенного прямо здесь, в середине этого гулкого зала, журчали, освежая воздух, и услаждали наше дыхание.

– А ты? Ар… выглядишь… что говорить, как всегда. Красивее вроде даже стал, чем допрежь был. Я всегда удивлялся, откуда и взялась в тебе красота… в детстве такой был неказистый! – засмеялся Эрик. – Угощайся, лакомство чудесное – лукум, здесь вообще, знаешь, в сластях знают толк, во всех смыслах, что можно этому слову придать.

– Я это знаю, Эр, в прежние года и я здесь, а Востоке, немало времени провёл. Но сладость такая приторна и докучна. Нет?

– Возможно, – не стал спорить я, внимательно разглядывая его. Я ничем не слукавил, Арик, действительно стал краше, чем был некогда, откуда, что в нём берётся…