Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 30

«В Лайнисе прелюдно был совершен расстрел восставших наемников, бастующих за право власти, по распоряжению главнокомандующего графа Емельяна Эрсона».

Девушка почувствовала вину. «Я тоже назначила им такой приговор». Она тяжело вздохнула и отложила «Новости по-королевски». В этот момент подбежала управляющая.

— Мадам, господин ранен. Я послала за доктором. Грегори отвел его в покои — женщина торопилась, запыхалась и дрожала от испуга.

— Что произошло? Он в сознании?

— Да, мадам. Дикий кабан прикусил ему ногу.

Девушка замерла на месте.

— Боже мой, я ведьма! — чуть слышно проговорила Эли.

— Что, госпожа?

— Н-нет, ничего! Идем же!

Элизабет не на шутку переволновалась. «Как же так? Я же не всерьез об этом подумала. А если будет заражение? А если он умрет?» — девушка запаниковала при этой мысли и помчалась в дом. Она перескакивала ступеньку за ступенькой и через пару минут уже ворвалась в спальню мужа, оставив Глорию далеко позади.

— Ричард, как это произошло?

Мужчина лежал на кровати с окровавленной повязкой из подручных средств выше колена. Он выглядел измотанным и уставшим. Вся боль, что он испытывал, отражалась у него на лице. При виде Элизабет он слабо улыбнулся.

— Решил сделать тебе подарок. Утром пошёл в лес, нашел самого злого кабана, раздразнил его и, собственно, вот результат.

— Какой ещё подарок? У тебя горячка! Ты несешь бред — девушка подошла и села рядом, осмотрела кровоточащую рану и сочувствием посмотрела на Ричарда. Раненый, потратив оставшиеся силы, приподнялся повыше.

— Как, какой… Отдать себя на съедение дикому кабану. Видимо, я ему не пришелся по вкусу, он цапнул меня за ногу и скрылся. Прости. Но может быть, рана не излечится, и ты, всё-таки, станешь вдовой. Не отчаивайся, жёнушка.

— Ричард, ты бредишь! Если бы мне хотелось стать вдовой, я давно бы сама убила тебя. Придет врач и всё обработает. Через пару недель укус заживет, будешь как новенький.

— Ты это из жалости к умирающему говоришь или правда хочешь, чтобы я поправился?

— Я испытываю к тебе много чувств: ненависть, злость, отвращение, но только не жалость! Так что, ответ ясен.

— Ха-ха-ха. Ты сама-то веришь, в то что говоришь? Ненависть, отвращение… Откуда это взялось? Вчера и позавчера ты трепетно и чувственно на ко мне относилась — мужчина снова засмеялся, нога ещё сильнее заныла, и он застонал от боли.

Элизабет, покрасневшая от замечания, сверлила мужа озлобленным взглядом. «Он прав, конечно! И придраться не к чему» — она стыдилась себя.

— Я лишь проявила к тебе благосклонность. Если помнишь, то это ты меня дважды поцеловал.





Ричард стал серьезным, казалось, совсем потускнел от боли и от правды.

— Ладно, давай, женушка, проваливай. Мне от этих разговоров лучше не становится. Говорят, уколы лечат, но твои меня окончательно добьют.

— По-твоему, только ты можешь говорить гадости?

— Я сказал закрой дверь с той стороны. Я устал. Потом договорим.

Эли виновато посмотрела на больного. Она, действительно, переживала за его состояние. «А если с ними впрямь что-нибудь случится? Если его не станет, что тогда? Я буду свободна? Нет, не думаю. А, почему нет?» Девушка всерьез задумалась, неподвижно смотря в одну точку.

Ричард перевел дух от нарастающей боли. Он посмотрел на жену полминуты. У неё был озадаченный вид. Он заметил дрожание её рук от волнения. «Переживает. А если я умру, кто ее защитит? Кто будет с ней рядом и заставит улыбаться? Кто накроет ее одеялом в холодную ночь и обнимет, если приснился кошмар? Кто будет спасать ее каждый раз, когда ей взбредет заблудиться в лесу или покататься верхом на сумасшедшей лошади? Кто будет ухаживать за ней, если она заболеет? Кто будет целовать её и говорить «спокойной ночи»? Кто сможет по достоинству оценить её красоту и острый язык, её смешную независимость, которой она прикрывается, чтобы выглядеть сильнее, чем она есть на самом деле? Я не могу оставить её одну. Я безусловно должен оставить её, это уже решено давно, но только не одну. Я найду ей нового мужа, который будет её достоин». Такое решение на половину обрадовало Ричарда и на половину сделала несчастным.

«Буду ли я свободна, когда его не станет? Я больше не буду женой, да, но свободной? Мой новый день мало, чем отличается от предыдущего. Просыпаюсь одна, завтракаю, чаще всего, одна, остаток дня одна. Если подумать, я и так свободна. Многие ли женщины могут похвастаться этим в браке? Не думаю. С другой стороны, я не остаюсь одна, когда мне плохо, в беде или больна. Уже два дня он мне желает «спокойной ночи» и целует. Он этого не знает, хотя ясно, что догадывается, но в этот момент я счастлива. Я знаю, что он рядом. Я была в его объятиях всего несколько раз, но этого хватило, чтобы почувствовать себя в безопасности. Ни один разговор не обходится без ссор. Я даже не знаю, смогу ли жить без них теперь. Получается, если его не будет: нет защищенности, нет ссор, нет того, к чему так привыкла, нет его, нет свободы. Что больше всего человек любит в жизни? Известно — свободу. Что же получается, я люблю Ричарда?»

В миг, когда девушка задалась этим вопросом, продолжая смотреть в одну точку, а Ричард основательно решил найти себе замену, вошёл лекарь — пожилой поседевший мужчина в широких серых штанах и тёмно-зелёной тунике, слегка порванной с одной стороны. Он поприветствовал супругов и приступил к осмотру. По его лицу нельзя было понять ничего определенного. Он заученными опытом движениями обработал рану, наложил чистую повязку, дал Ричарду выпить какой-то отвар и поставил укол.

Всё это время девушка, как зачарованная, ходила по комнате, контролируя манипуляции доктора. Когда лекарь закончил, Эли в ожидании уставилась на него. Ричард улыбнулся её детскому волнению, но признался сам себе, что испугался не поправиться.

— Неделю поболит, ещё через неделю, может больше, заживёт. Рана сильная, но не слишком глубокая. Противовоспалительный взвар не даст развиться инфекции. Одним словом, всё в порядке — старик подал Элизабет сверток и продолжил — эти травы нужно вымочить и приложить при смене повязки.

— Как часто её менять?

— Один раз в сутки достаточно. Мне пора. Выздоравливайте!

Супруги поблагодарили лекаря и попрощались. Старик ушел. Ричард самым капризным тоном, на какой был способен, сказал жене:

— Это, что получается, мне терпеть тебя целые несколько недель, не имею возможности избежать встречи с тобой?

Эли посмотрела на него с упреком.

— Не хочу тебя расстраивать, муженек, но тебе придется меня терпеть всю жизнь. Поправляйся! — психанув, девушка вышла.

Ричард засмеялся её реакции, потом поник. «Всю жизнь… Было бы хорошо… Но этому не бывать, черт возьми».

Элизабет сама не поняла, на что психанула. «Как будто он раньше мне такого не говорил? Много раз говорил, и я говорила». Девушка знала настоящую причину её возбужденного и нервного состояния. Последний заданный вопрос самой себе волновал её с той самой минуты, как он пришел ей на ум. «Неужели, и правда… Люблю?» Она остановилась. Ей показалось, что её сердце бьётся так же громко, как церковные колокола, и его тоже слышат все вокруг. Девушка обернулась, посмотрела на дверь, из которой вышла минуту назад и вслух сказала — Люблю! — утвердительно без малейших сомнений. Эли медленно зашагала в свою спальню. «Страшно. Страшно это признавать. И что мне с этим делать? Я не смогу признаться ему. Он засмеет меня. Точно засмеёт». Элизабет, совсем разбитая, вошла в комнату и плюхнулась на кровать без сил, словно это её утром укусил кабан. Она закрыла глаза, из которых полились слёзы, и через несколько минут заснула.

Лечение Ричарда проходило без каких-либо ссор и перепалок, тем более, без нежности, ласки и поцелуев. Ричард неделю не вставал с постели, только по нужде. Глория приносила ему еду. Грегори каждый день проводил с раненым несколько часов за разговорами. Днём Ричард обычно читал, иногда отвечал на срочные письма. Чтобы не терять времени, вспоминал всех своих холостых товарищей и знакомых мужчин для своей будущей бывшей жены. Элизабет меняла повязку перед сном. Она была молчалива и рассеяна, повязшая в своих мыслях. Ричард принял её настроение за усталость от несчастной жизни и ещё сильнее убедился, что нужно ее освободить. Эли, в свою очередь, пыталась привыкнуть к новому чувству. Понять, что она любит Ричарда, было довольно просто, а что с этим делать, она совершенно не знала. Поэтому весь срок она, как на автомате меняла повязку, отключив все эмоции, чтобы случайно не проговориться о своём «открытии». По крайней мере, пока она не решит ему об этом рассказать. На все вопросы Ричарда она отвечала не заинтересованно, шаблонно или вовсе не отвечала. По окончании своей миссии она говорила «спокойной ночи» и уходила до следующего вечера. Когда Ричард интересовался о занятиях своей жены, Глория или Грегори отвечали одно и тоже. Утром: «Мадам проснулась, позавтракала, ушла на прогулку». Вечером: «Мадам пришла с прогулки, несколько часов провела в библиотеке, сейчас в своих покоях».