Страница 16 из 19
Было грустно на душе и как-то обидно, что вот такие хорошие люди так мало живут на белом свете…
Лето промчалось в заботах и проблемах: сперва на практике со студентами, потом отпуск в тайге на заработках, затем целый месяц опять со студентами на осенних сельхозработах, на уборке овощей и картофеля.
И вот я уже отмыт и наглажен и опять в институте. Захожу в буфет перекусить и… О боже! Евгений Васильевич сидит за столом. Жив-здоров, жует бутерброд с колбасой и запивает кофейным напитком. Я даже оторопел и потерял дар речи! Но, кое-как справившись с нахлынувшими чувствами, я подошел поприветствовать моего любимого и уважаемого преподавателя.
– Здравствуйте, дорогой Евгений Васильевич! Как ваше здоровье? – выпалил чуть ли не скороговоркой я.
– Да сейчас уже получше, а то было совсем нехорошо. Так что очень даже лучше, чем было, молодой человек! – ответствовал Алексашин.
Я не верил своим глазам. Выглядел он бодрым и подтянутым, так же был светел и шутлив его взгляд, так же, как всегда, был улыбчив и радостен, только несколько новых морщинок залегло вокруг глаз и у губ.
– Ну что, вы не верите, что это я, да? – с улыбкой задал мне вопрос старый архитектор. – Мы еще повоюем! А знаете, как я выкарабкался из этой злой ямы под названием «болезнь» почти с полным параличом? Хотите, расскажу?
– Конечно хочу! Вы знаете, я так рад видеть вас живым и невредимым, что все слова разбежались. Как хорошо, как здорово! Расскажите, пожалуйста, Евгений Васильевич, как вы избавились от этого страшного недуга, или диагноз был поставлен неверно? – произнес я, более внимательно разглядывая лицо чуть-чуть постаревшего, но очень близкого мне по духу человека, по-прежнему обаятельного и привлекательного преподавателя.
– Нет-нет, диагноз и состояние – все соответствовало реалиям. Единственное, что не умеет делать наша медицина, – учитывать наличие чувства юмора и его роль в выздоровлении. Ха-ха! – произнес он. – А юмор, между прочим, великая вещь!
Так вот, был я действительно очень плох, пролежал парализованным больше трех недель без видимого улучшения, и выписали меня домой, стало быть, чтобы похоронить. Ну, чтоб я им там в спецполиклинике статистику не портил. Забирала меня жена. На прощание и добрую память попросил я ее принести мои книжки по архитектуре и истории застройки городов. Сам подписать я не мог, так ее заставил. Нас в палате было пятеро, вот четверым и раздала мои книжицы, да еще лечащему врачу. «Пусть, – думаю, – вспоминают такого архитектора Алексашина!»
Вроде распрощались, положили меня на каталку, чтобы на неотложке довезти до дому. И тут один из лежащих со мной в палате говорит: «Евгений Васильевич! У меня тут есть комплекс упражнений по системе йогов, возьмите себе. Вы юморист и оптимист, у вас должно получиться!» И передал мне штук шесть листочков с машинописным текстом и рисунками… Поблагодарил я его как мог через жену, так как сам был действительно слишком слаб, и поехал умирать домой.
Вот в домашней обстановке как-то вроде бы получше почувствовал я себя. Е1оспал немного, отошел от больничного запаха, лежу вечерком в спокойном, умиротворенном состоянии… Подошла жена, спросила, что подать или убрать, а я ее и попросил почитать мне тот комплекс по системе йогов. Листает она странички, читает, показывает рисунки и упражнения… А там такие позы, что разве что меня разобрать сперва надо по запчастям, а уж потом из этих частей сложить асану. Е1олистали мы с женой, посмотрели и выбрали два упражнения на дыхание, которые я мог бы сам, без посторонней помощи делать. А еще два – с поднятием рук и ног – выполнять с помощью жены…
Вот и пошло-поехало. Через неделю уже сам начал руки подымать, а через три недели заставил жену страховать себя при постановке на голову. Сперва три-пять минут, а потом десять-двадцать. После этих упражнений чувствую себя как молодой, как будто вновь народился. Постепенно стал осваивать другие упражнения. Сейчас из комплекса стал делать ежедневно десять-двенадцать упражнений, а на голове стою до тридцати минут. Работоспособность появилась невероятная, голова работает четко, ноги-руки шевелятся в нужном направлении, бодрость духа в полном объеме и в надлежащем порядке, а все болезни неизвестно куда пропали! Вот так-то, молодой человек!
А сколько новых планов и задумок! Я ведь пересортировал все свои архивы, сейчас подготовил серию публикаций… На очереди защита кандидатской диссертации и издание большой монографии по теории застройки городов. Хватит хандрить! Надо работать, и много работать! Да, еще, чуть не забыл, мне надо человек пять-шесть толковых ребят, лучше выпускников или уже поработавших в проектных институтах. Если есть кто на примете, пусть подойдут ко мне или позвонят домой. Создаю сейчас общегородское бюро фасадной архитектуры – нужны активные, ищущие и инициативные специалисты. Портфель заказов уже забит до предела – не хватает рабочих рук…
Евгений Васильевич в шестьдесят восемь лет защитил кандидатскую диссертацию, а в семьдесят лет – докторскую. Получил аттестат профессора, а бюро фасадной архитектуры, благодаря неутомимой энергии своего создателя, просуществовало более двадцати лет. И только после смерти Алексашина в 1990 году и кризиса всех наших жизненных приоритетов оно распалось на несколько архитектурных мастерских. Однако каждая из них по-прежнему чтит память Евгения Васильевича и считает себя продолжателем его начинаний и дел.
Ну а жизненный путь этого замечательного человека и его жизнелюбие – хороший пример всем тем, кто живет в тоске и хандре, без искорки в глазах и без юмора. Выше голову, друзья! Или, наоборот, встаньте на голову! Мир ждет от вас новых ярких дел и свершений!
Коньяк
Тот 1985 год сложился крайне тяжелым и напряженным: сперва ранней весной умерла мать моего друга Игоря – Вера Николаевна – старший и мудрый наставник и душевный друг нашей компании. Эта утрата была первой в долгой череде других. Не прошло и двух недель, как новая трагедия: разбился на автомобиле еще один мой хороший друг, а следом за ним пришлось хоронить его мать – Александру Сергеевну… А потом пришла телеграмма из Волгограда: умер мой родной дядька – дядя Коля. Пришлось срочно лететь на Волгу и там испить эту чашу горечи утраты замечательного человека – боевого полковника, полного кавалера орденов Славы. Только вернулся с одних похорон, попал на другие: на этот раз скоропостижно скончался сосед Виктор Васильевич – здоровяк, добряк, юморист и добропорядочнейший человек. Вот так-то жизнь распоряжается нами!.. Но, как выяснилось, это было не все. Не прошло и месяца, как соседи передали телеграмму: тяжело заболела моя мама – обширный инфаркт… И опять я в пути, теперь уже на восток… В живых я ее не застал, и от этого было очень горько и муторно на душе.
Вот в конце августа, после возвращения из Владивостока, и стало у меня пошаливать сердце… То сдавит, то сожмет, то как-то подозрительно защемит и долго-долго не отпускает, а тает с каким-то сладковатым привкусом.
Кое-как отработал месяц и в конце сентября отправился по врачам обследоваться и, если надо, подлечиться, так как силы были на исходе.
Лежал я на обследовании в кардиологическом отделении знаменитой клиники. Условия были замечательными. Большая палата на двоих с телевизором, холодильником и даже письменным столом. Отношение медперсонала было на удивление предупредительным и доброжелательным. Нас поили настоями из трав, методично исследовали все органы. Занимались мы лечебной гимнастикой, аутотренингом. И вообще создавали благоприятную обстановку для нашего здоровья, для нашего настроения. Клиника была расположена в живописном лесном пригороде, поэтому мы часто выходили за ограду и гуляли по осеннему лесу. Стояла золотая осень.
Пролетела пара недель. Я окреп, отоспался, перезнакомился со всем лежащим и обслуживающим населением клиники. Часто по вечерам мы собирались на четвертом этаже в конференц-зале у пианино и пели романсы и разные песни. Музыка не только лечит, но и сближает, способствует взаимопониманию и взаимоуважению. Поэтому, видимо, люди, знающие слова и исполняющие песни, пользуются всегда такой популярностью в любой компании.