Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 81



После ее слов, Дмитрий как будто опомнился и осознал, что Аглая, не является плодом его больного воображения. Она была до того реальна, соблазнительна и желанна, что он начал нервно дергать галстук, который стягивал его шею, чтобы нормально дышать. Лишь спустя минуту, повелительно обратившись к няне Петруши, он глухо произнес:

– Уведите мальчика.

Сделав несколько прихрамывающих шагов, и остановившись напротив молодой женщины, Скарятин краем глаза проследил за тем как, Акулина Федоровна подхватила недовольного Петрушу на руки и исчезала с ним на розовой алее. Дмитрий, наконец, справился со своим волнением, и перевел настойчивый темный взор на Аглаю.

– Вы приехали, чтобы остаться в моем доме? – задал он щекотливый вопрос вполне спокойным тоном. Он продолжал судорожно сжимать ладонью набалдашник трости, пытаясь всеми силами держаться и не показать ни единым жестом, ни единым взглядом, как взволнован. Дикая нереальная надежда на счастье забрезжила в сердце Дмитрия, и он почти ощутил, вкус нежного тела Глаши на своих губах.

– Вы прекрасно знаете, что это невозможно, – заметила она, поджав губки, и опуская прелестный взгляд на кисти рук, которые нервно теребили оборку на платье. – Николай Петрович, мой муж. Вы знаете, что я не могу быть с Вами. Я приехала из-за сына. Мне плохо без Петруши, ежечасно мысли о нем мучают меня.

– Вы приехали только из-за сына? – спросил он бесцветным голосом.

– Дмитрий Петрович, Вы должны понять меня! – воскликнула она в сердцах и устремила на него горящие темно-ореховые глаза. – Я его мать. Я не могу находиться вдали от него. Я должна видеть его!

Она видела его бледное лицо, и чудовищный уродливый шрам, который начинался со щеки, расширялся к шее, и далее скрывался за складками высокого галстука. Его волосы черные и густые, были немного тронуты сединой у висков. Трагичный нервный оскал его полных губ, делал его лицо похожим на маску. Некогда живые глаза его, теперь имели лихорадочный темно голубой оттенок.

– Когда Вы сбежали словно воровка, Вы не думали о сыне, – произнес Дмитрий тихо, словно сам себе. – А теперь…

– Прошу Вас, позвольте мне хотя бы иногда видеться с Петрушей, – с мольбой в голосе воскликнула Аглая, перебив его, и в порыве, чуть придвинулась к нему.

Скарятин тут же выставил вперед руку, словно предостерегая ее от приближения. Она замерла от него в нескольких шагах. Аглая не понимала, его странного темного взгляда и выражения его лица, похожего на восковую маску. Она лишь ждала своего приговора.

Дмитрию до безумия хотелось приблизиться к ней и обнять ее. Прошептать ей как она желанна и что он до сих пор любит ее. Но он не мог. Не мог, ибо она этого не хотела. Она приехала только ради ребенка. Он Дмитрий был нисколько не интересен ей, как и тогда два года назад, когда она без колебаний уехала с Николаем. Он осознавал, что если бы не Петруша, Глаша бы никогда не появилась на пороге его дома. Это горькое осознание ее безразличия к себе, вкупе со своей до сих пор пылающей страстью к этой женщине, привело Скарятина в бешенство. Он ощутил, что его рука до боли сжимает набалдашник трости.

Гнев перекосил лицо Дмитрия, сделав его страшным.

– Пойдите прочь из моего дома, нахалка! – прохрипел он, едва сдерживаясь, чувствуя, что готов сделать нечто ужасное. – Петрушу Вы больше никогда не увидите!

Аглая отшатнулась от него в страхе, увидев перекошенное дикое лицо Скарятина. Попятившись от него, она тихо произнесла:



– Вы не в себе?! Я лишь попросила…

– Убирайтесь, я сказал! – взорвался Дмитрий, делая угрожающий шаг к ней. Желая только одного ударить ее. Однако последние остатки разума еще были в его сознании. И именно ими он сдерживал еще себя. – Если Вы еще раз посмеете появиться в моем доме, я собственноручно придушу Вас!

В следующий миг он поднял трость, словно оружие и замахнулся на нее, желая только одного раздавить эту неблагодарную наглую женщину.

Аглая в ужасе ахнула и, прикусив до крови губку, дико посмотрела на этого человека. Она никогда не видела Скарятина в таком гневе и этой дикой несвойственной ему роли. Шрам на его шее стал багровым, и Дмитрий показался Глаше чудовищем. Она нервно прижала пальцы к губам и, развернувшись, почти бегом устремилась прочь из сада.

Дождь лил с самого утра. Аглая стояла на крыльце, в темном муаровом платье, невозможно промокшая, и невозможно прекрасная. Она стояла так уже четверть часа, требуя, чтобы ей открыли дверь. Ее настойчивость раздражала Скарятина. Немигающим мрачным взором он следил за Глашей со второго этажа дома, чуть отодвинув занавеску, и чувствовал, что поведение этой женщины в данный момент времени, не просто волнует его, но и задевает самые чувствительные струны его души.

Он велел не пускать ее на порог. А так же отказался спуститься вниз и удостоить ее разговором, о котором она просила. Он передал ей через слугу, который вышел к ней четверть часа назад, чтобы она уходила. Однако она не ушла, а стояла уже двадцать минут на крыльце и настойчиво стучала в дверь, уговаривая дворецкого впустить ее. Дмитрий естественно не слышал ее слов, но прекрасно видел, ее лицо нервное, и бледное, которое выражало искреннее страдание.

Прошла уже неделя, как она появилась в Севастополе. И ежедневно она простаивала по часу у порога его дома, пытаясь добиться разговора со Скарятиным. Опасаясь, что ей вновь удастся ненароком увидеться с сыном, Дмитрий запретил Акулине Федоровне выходить с мальчиком на улицу. И велел гулять лишь на веранде дома, что выходила в сад, где Аглая не могла увидеть их.

Уже прислонившись горячим лбом к холодному стеклу, Дмитрий, словно в дурном сне, следил за каждым движением Аглаи, понимая, что если ее визиты будут продолжаться и далее, он не сможет быть таким стойким. Всю неделю ему удавалось не подходить к окну, едва она появлялась у его дома. Однако сегодня что-то надломилось в нем, и он подошел к окну. До сих пор он не мог выкинуть эту коварную изменницу из сердца. Теперь, проводя печальным нежным взглядом по ее стройной фигуре на крыльце, Скарятин отчего-то подумал о том, что если бы Глаша только приехала одна, если бы она пожелала вновь жить с ним, он бы не раздумывая, все простил ей. Но она все делала не так. Словно специально заставляла его страдать, и выглядеть бессердечным черствым человеком. Он чувствовал, что еще пара таких ее визитов, и он сдастся. Этого он боялся, ибо понимал, что это слабость. А слабости были не приемлемы для мужчины.

Словно почувствовав его присутствие, Аглая вдруг подняла голову вверх и устремила лицо в его сторону. Дмитрий быстро отпрянул от окна, и задернул занавесь, тяжело дыша и шепча под нос ругательства. Через какое-то время она все же ушла, и Скарятин посмотрев на часы, отметил, что всего шесть вечера, и он еще успеет сходить на привокзальную площадь, посмотреть новых лошадей.

Дождь закончился. И уже через полчаса Дмитрий вышел из дома и подошел через ажурную калитку их сада, которую услужливо открыл перед ним слуга. Едва выйдя на улицу, Скарятин нос к носу столкнулся с Николаем. Видимо только что подошедший к его дому, изменившийся с тем же добрым и спокойным взглядом, младший брат вызвал у Дмитрия недовольное удивление.

– Не думал, что мой брат так жесток! – без предисловий жестко заметил Николай, вставая на пути Дмитрия.

– Что Вам угодно? – ощетинился Дмитрий, так же, не здороваясь с братом и называя его на “Вы”.

– Неужели, как и раньше ее страдания безразличны Вам? – произнес громко с вызовом Николай, загораживая Дмитрию дорогу. Николай был одет в дорогую одежду, и причесан по последней моде. Усы, которые он отпустил весьма шли ему, и Дмитрий отметил, что после последнего раза, когда он видел его, он стал весьма импозантным.

– Дайте мне пройти Николай Петрович! – проскрежетал Дмитрий, ощущая, что не переживет этой словесной перепалки. Брат хоть и числился в душе Скарятина в числе врагов, однако где то внутри Дмитрий ощущал, что не может говорить с Николаем, как с соперником, и просто вызвать его на дуэль или убить. Это была какая-то страшная насмешка судьбы, что его родной брат стал его соперником. Дмитрий все бы отдал, за то чтобы это было не так.