Птичка

Солнце освещало вечерним золотым светом просторную комнату, когда Дмитрий открыл глаза. Дождь видимо окончился и теплый свежий воздух врывался в комнату через приоткрытое окно. Мгновенно проснувшись, он встал и взглянул на часы. Половину пятого вечера, отражали стрелки каминных часов.

– Вот досада, – пробубнил он себе под нос, понимая, что проспал в беспамятстве более шести часов подряд. Он начал проворно одеваться, и уже через четверть часа почти вылетел из своей спальни, на ходу застегивая верхние пуговицы на темно-синем сюртуке. Каждая минута вдали от Аглаи казалась ему проведенной впустую.

Порывисто открыв дверь в комнату Глаши, он увидел, что комната в оливково-золотистых тонах пуста. Странная необитаемость спальни лишь на миг вызвала у него недоумение, но Дмитрий тут же выйдя в холл, направился по лестнице вниз. Войдя в синюю гостиную, он сразу же наткнулся на Веру Кирилловну, которая поправляла локон, стоя перед большим зеркалом. В вечернем изысканно-кричащем наряде ярко алого цвета с золотой тесьмой, Скарятина выглядела, как дама, собравшаяся на бал. Маска, которую она крутила в руке навела молодого человека на мысль, что мать едет на маскарад.

– Митя! – воскликнула Скарятина, увидев отражение вошедшего сына в зеркале. Небрежно бросив маску на камин, она приблизилась к Дмитрию и с радостью приникла к его груди. Он же в ответ обнял Веру Кирилловну рукой, стараясь не мять ее платье, зная, как она щепетильно относится к своим нарядам. Минуту спустя Скарятина чуть отстранилась, и улыбнулась сыну. – Я заходила к тебе, ты крепко спал. Не стала тебя будить.

– Вы уезжаете матушка? – спросил Дмитрий, с тайной надеждой на то, что ужинать он будет лишь с одной Аглаей.

– О да, к восьми я приглашена на маскарад к Шереметьевым. Однако у меня порвались теперь черные перчатки, придется заехать в магазин. Выпью с тобой только чаю.

Подойдя к столу, она позвонила в серебряный колокольчик, и распорядилась, чтобы подали чай.

Доев вкусное пирожное, Дмитрий уже взял фарфоровую розовую чашку, как Вера Кирилловна обиженно заметила:

– Отчего ты не заехал, когда был у Императора?

– Я не располагал лишним временем. Мне было необходимо немедленно уехать.

– Разве нельзя было найти хотя бы час на родную матушку? – воскликнула она.

Дмитрий нахмурился, недовольно глядя на мать, зная, что она сейчас устроит очередную трагедию.

– Теперь же я здесь, разве Вы не рады?

– Ты жесток, – произнесла Скарятина обиженно. – Думаешь жить одной в этом большом доме легко? И поговорить то не с кем.

– Отчего же одной? – удивленно вкинул брови Дмитрий. – Кто Вам мешает подружиться с Аглаей и перестать третировать ее.

– С Аглаей? Я же писала тебе, что она уехала сразу же после смерти Ники, – Вера Кирилловна всхлипнула, достав из кармана круженной платочек, вспомнив о трагедии с сыном.

– Уехала? Куда? – опешил Дмитрий и со звоном поставил фарфоровую чашку на блюдце. – Я не получал от Вас никакого письма.

– Дак сразу же. Едва поверенный прочитал завещание, огласив ее долю. Конечно же, я не просила ее остаться. Ведь ты знаешь мое отношение к этой выскочке.

– Маман, Ваша неприязнь к Аглае Михайловне мне уже порядком надоела, – поморщился Дмитрий. – Вы знаете, куда она уехала?

– Весь Петербург знает, что на деньги моего сына она открыла приют.

– Неужели?

– Да уж, – поморщилась Скарятина. – Правда, денег то по завещанию ей немного досталось. Только чтобы дом купить для сирот да нянек нанять.

– И что ж она совсем не выходит в свет? – спросил Дмитрий.

– Вряд ли. Правда видела ее пару раз на благотворительных скучных балах. Видимо деньги собирает для своих детишек. Поговаривают, что приют весь в долгах. Сейчас немного жертвуют.

Внимательно глядя на Веру Кирилловну и прокручивая в голове ее слова, Дмитрий начал выстраивать в своей голове план, как увидеться с Аглаей. Встреча в доме матери была почти ощутима, но теперь реальность осуществления его желания отодвинулась. Однако он не собирался отступать перед столь ничтожным препятствием, как переезд Аглаи в другой дом.

Едва мать выпорхнула из гостиной, Дмитрий тут же поднялся с дивана, на котором сидел в непринужденной позе, и стремительным шагом направился к столику с корреспонденцией. Напряженным взглядом он начал перебирать счета, письма, а так же приглашения на приемы и светские рауты, надеясь найти нужное. Наконец он вытащил небольшую белую карточку с посредственным запахом и прищурился. В приглашении значилось: некая графиня П., которая сегодня давала благотворительный прием в пять вечера и приглашала Скарятиных всем семейством.

Графиню П. Дмитрий не знал, однако слышал ее фамилию. Он быстро метнул глазами по часам, и заметил что уже половина седьмого. Подумав про себя, что прием графиня П. назначила вульгарно рано, ибо не один уважающий себя дворянин в столице ранее семи часов не приглашал. Да и место почти на задворках Петербурга совсем не понравилось ему. Однако он понимал, что другого выхода нет. Возможно именно на этом никчемном вечере, у этой малоизвестной графини ему посчастливиться встретиться с Аглаей, ведь мать сказала, что девушка ездит только на благотворительные мероприятия.

Уже через полчаса извозчик высадил Скарятина у довольно большого дома, безвкусного спроектированного, с яркими окнами и грязный дорожкой у парадной лестницы. Дмитрий очередной раз поморщился, осознавая, что если бы не Аглая вряд ли бы он даже мог допустить мысль чтобы приехать в это ничтожное, гадкое место, где воздух был пронизан запахом гнилого болота. Стараясь не встать в конские испражнения, Скарятин направился вверх по главной лестнице, наверху которой ему услужливо кланялся лакей в серой ливрее и с факелом в руках.

Весной 1830 года в воздухе Петербурга летали радостные чувства мира и покоя. Турецкая война была закончена, проливы Босфор и Дарданеллы стали свободными для торговли, и раннее тепло охватило столицу. В городе витали сплетни и разговоры на военную тему. Участники войны и вообще мужчины в военных мундирах были центром внимания на всех балах. Их расспрашивали о сражениях и баталиях, восхищались их отвагой.

Едва Скарятин появился на пороге бальной залы, и лакей объявил его по карточке, как около Дмитрия выстроилась целая череда наряженных людей. Окружив его плотным кольцом, гости наперебой выражали свое восхищение подвигом “Меркурия” и задавали вопросы о героической победе. Весть о высокой награде, и о невероятной битве в море с турками передавалась из уст в уста, и оттого все участники этого сражения считались не просто героями, а казались некими непобедимыми исполинами, которые своей победой подняли престиж России на новую высоту.

Скарятин отвечал через силу, лишь чтобы не показаться грубым. Однако уже через некоторое время это стало его напрягать. Несколько дам окруживших Дмитрия, призывно плотоядно смотрели на него, кокетливо обмахиваясь веерами. Его же острый взгляд, рыская по залу, пытался рассмотреть через спины окруживших его благоухающих кричащих гостей, интересующий его объект. Лишь с третьего раза, он заметил недалеко от себя, стройную женскую фигурку в простом черном платье. И она показалась ему знакомой.

На краткий миг девушка со светлыми почти пепельными волосами обернула голову на шум в его сторону, и Дмитрий тут же узнал ее. Это была Аглая. Она говорила с седой неприятной старухой. Бросив лишь мимолетный взгляд в сторону Скарятина, молодая женщина снова отвернулась к своей собеседнице.

Дмитрий еле вырвался из этого скучного кричащего окружения, и тут же направился в сторону девушки в черном платье. Приблизившись к ней сзади, он отчетливо отметил, что ее стан, остался таким же, как и прежде: узкие плечи, стройная спина, тонкая талия, нежные руки, затянутые до запястий в черную материю. Ее волосы были собраны в простую прическу, с затейливым большим узлом на шее.

Он прекрасно помнил, как они расстались в последний раз, и как наговорили друг другу неприятных обидных слов. Однако сейчас спустя время, Скарятин надеялся на то, что Аглая уже позабыла о том неприятном разговоре. Ведь женщины легко забывают плохое. Обойдя Аглаю, он встал напротив молодой женщины рядом со старухой.