Падение: Новый Хранитель

”Студент”, – поняла Ната, завидев в руке дешёвый докер с логотипом учебного заведения. Парень смущался и выглядел, как не в своей тарелке. Он напомнил Нате тех молодых людей, которые пытались выучиться на последние гроши своей семьи, чтобы выбиться в люди. Худой, черноволосый и скуластый он бегал глазами по пассажирам, словно просил у них прощения, за то, что потревожил столь уважаемых людей. Трое мужчин ближе всего сидевшие к выходу неприятно отстранились, а девахи переглянулись с издёвкой.

Дверь не закрылась в ожидании оплаты. Парень развернулся, достал из кармана пластиковые жетоны и тем самым невольно подтвердил свой статус. Для платежа на Топале жетонами пользовалась в основном беднота. Парень бросил чёрные кругляши в отсек машинки, но, похоже, одного не хватило, и он стал нервничать. Похлопав по карманам, парень с досадой выдохнул и понял, что створки не захлопнутся и вагон не тронется с места, из-за него.

Девицы злобно шикнули, на их сигнал ответил один из мужчин. Он мигом встал и навис со строгим видом над головой юноши. В ответ бедняга сгорбился и покраснел. Он не смел обернуться, и, похоже, собирался подчиниться и шагнуть наружу.

От его жалкого вида Ната ощутила странную тесноту в груди, где ничто не могло у неё теснить. У горла стал непривычный ком. И голова поплыла куда-то, где из-за стекла торчали холодные лица и киберсобачка на руках у ледяной женщины. Колёса автобуса поплыли от неё вдаль… туда, куда Ната тихо наклонилась и… приложила кредитный обруч.

Ната сама не поняла, что слышит писк машинки оплаты. Двери схлопнулись перед носом испуганного парня и вагон стал набирать разбег. Молодой человек схватился за поручень, и ошарашенно посмотрел на неё. Нависший мужчина, удивлённо покосился. Ната встретила его взгляд, грозно, исподлобья, готовая защитить беспомощного студента, если что. Остальные выглядели такими же недовольными, и ей пришлось обвести взором весь вагон, только тогда мужчины сделали вид, что ничего не произошло, а тот, кто стоял, немного подумав, молча сел на место. Лица девиц при этом перекосило так, будто они снова учуяли вонь Складов.

Унижение парня возмутило настолько, что захотелось подойти, нависнуть над головами и закричать в тупые лбы: “Эй! Успокойтесь! Этот парень изо всех сил старается! Что с вами?”

Ната, посчитав, что уже и так одержала свою маленькую победу, отвернулась к окну и сердито уставилась в одну точку. Парень выглядел, как разнесчастный, которого только, что спасли от бандитов. Через минуту он смог побороть смущение и поблагодарил её, назвав имя, и протянул руку:

– Неважно, – отмахнулась она. Эта мелочь для неё ничего не значила:

– Я учусь пока что…

Ната не сдвинулась и слабо улыбнулась:

– Я нигде не училась. И знакомиться мы не будем, прости, – она с сожалением покачала головой и добавила, не желая обидеть паренька. – Мне нельзя.

После чего убедилась, что он не оскорбился, и отвернулась окончательно. Не стоило с её работой болтать лишнего. Помогла и того довольно.

Наконец, показалась, радующая глаз, зелень. Вагон прибыл в загородный сектор обеспеченных граждан, где жил Альб. Ната, не оборачиваясь, гордо подняв подбородок, вышла на перрон, откуда зашагала в тени, аккуратно подстриженных деревьев.

**

К дому начальника вела тихая пешеходная дорожка, вдоль неширокой проезжей части, где Ната ступала по тротуарным теням стволов деревьев, слышала крики играющих на лужайках перед коттеджами детей и беззаботный щебет пернатых. Улочка, где жил Альб, терялась вдали, но зрительно делилась на “до” и “после” внушительным выступом темнеющего впереди забора. Серая кладка из скруглённых блоков сливалась, в непроглядный, почти чёрный куб, выше соседних крыш. Фасад забора тянулся вдоль улицы на десятки метров, края вершин уродовали переплетённые мотки колючей проволоки и камеры наблюдения. Они сопроводили своими любопытными вороньими глазками и замерли, когда Ната замедлила шаг у железных клёпаных ворот, рассчитанных на удар броневика.

Броневиком среднего типа их испытывали лет десять назад, по просьбе самого хозяина. Машину, списанную в утиль, при этом сложило в гармошку, но на створках столкновение оставило лишь лёгкий след. Ната нажала кнопку домофона и, слушая трель, разглядывала давнишнюю вмятину на уровне пояса. Со стороны калитки она до сих пор выделялась широким переливчатым пятном.

Калитка распахнулась, показался высокий хозяин в белой наглаженной рубашке и брюках. Альб, не здороваясь, дёрнул крупной короткостриженной головой с маленькими ушами, приглашая войти. Ната робко шагнула и дождалась, пока он звякнет старомодной задвижкой у неё за спиной. Он обогнул её, и Ната последовала по тропинке, ведущей к дому.

Её сковывала неловкость. Альб молчал. Высокий, задумчивый и мрачный он шагал, сомкнув руки за спиной в своей любимой позе, по-армейски, и широкими плечами загораживал обзор. Ната решила заговорить первой. Негодование, накипевшее после случая в вагоне, пересилило страх и она не удержалась:

– Альб. Почему люди себя ведут так, будто им совершенно плевать друг на друга? – вопрос прозвучал ему в огромную спину.

Альб остановился, повернул квадратную голову с горбатым носом и удивлённо прошёлся взглядом карих глаз-пуговок сверху вниз. Макушка Наты едва ли доставала ему до шеи:

– Вас кто-то обидел?

Она не хотела жаловаться, как её бросили на произвол, рассказывать об автобусе, как ругалась в Центре с одурманенными сотрудниками. Но после случая со студентом людское бездушие её добило. Полагаясь на мнение мудрого начальника, она пожала плечами:

– Вам ведь не пятнадцать лет, Ната. Восемьдесят? Так? Вы старше меня и должны понимать… Мир странен и порой жесток. Особенно к таким миниатюрным девушкам, какой кажетесь другим – вы. Вас, ведь не отличить, – он обвёл её жестом. – Технологии так далеко зашли… Надеюсь, вы не натворили в ответ ничего такого, чего нельзя исправить? – он прищурился. – Вам запрещено вне операций демонстрировать всю мощь, на которую вы способны.

Возможность переломить человека пополам никогда её не радовала. Это всего лишь работа. Она помотала головой:

– Наверное, я чего-то не понимаю.

Альб поджал губы сочувственно:

– Или этот мир не для вас, – он продолжил более серьёзно. – В целом- это очень сложный вопрос. Но, нас с вами ожидает непростой разговор. Давайте сосредоточимся на нём.

Альб развернулся как заправский солдат и, не меняя положения заложенных рук, зашагал дальше. Вместе с ним Ната ступала по хрустким камням щебневой тропинки и отвлекалась от безрадостных мыслей, видом тихого места перед его домом. Лужайка прорастала идеально ровной травой с карликовыми деревьями вокруг небольшого пруда. Любовь Альба к геометрически правильному пространству на этом не кончалась. За порогом, в прихожей, как на картинке журнала, где торговали недвижимостью любого гостя ждали, чёрный лакированный гардероб с костюмами без складок, посередине бар с хромированной стойкой, где висели натёртые до блеска бокалы. Ворс ковра на полу, выглаженный Уборщиком в одну сторону, давно служил предметом шуток в отделе. Сотрудника с ровной причёской приветствовали, – “что это она у тебя как ковёр?” Чей ковёр при этом умалчивали. Догадывался ли сам Альб об истоках шутки, браться проверять никто не рисковал. В правом углу прихожей на двух кожаных креслах зеленели ровные накидки без единой складки.

Ната, гордая привычным порядком у начальника, посмотрела между кресел на столик с шахматной доской. С её прошлого визита белая ладья ушла от края к центру; конь сместился, уходя из-под удара ферзя, и приблизился к королю. Эту мирную войну с неведомым противником Альб вёл много лет, сколько Ната его знала. Менялась только расстановка сил в битве с незнакомцем. Около королевы бросали тени два предмета. Ната всмотрелась и не сразу поняла, что по разные стороны доски стоят грязные чашки с остывшим тёмным напитком, похожим на чай.

Картина беспорядка показалась настолько невероятной, что вызвала желание подойти и убрать, исправить случайное недоразумение. Ната не успела двинуться и замерла. В одной чашке плавал незнакомый белый цветок с жёлтой сердцевиной, а по ободу шла неровная алая линия помады. В этом доме Ната никогда не видела женщину и прищурилась от неожиданного прилива ревности. Злое чувство тут же убило всё желание помочь: