Фабрикант

На мятой рублевой ассигнации остался синий оттиск какого-то штампа, видимо поставленного впопыхах мимо нужной бумаги. Сверху читалось «..елина», а внизу «…несенск».

– А не на мануфактуре ли Гарелина этот рубль выдали? Не Иваново-Вознесенск ли тут зашифрован, случаем? – глаза жандарма загорелись. – Я там в полицейской сводке читал о возмутительнейшем случае. Кто-то казарму рабочую обчистил. Как раз плату работникам выдали, а нашёлся хитрец, который все карманы и тайники аккуратнейшим образом изучил. Причём, что паршивец придумал. Крал не всё, а у каждого понемногу. Потому люди не сразу спохватились, а вот когда обнаружили – тут скандал и вышел! Потерпевшие пошли к управляющим на фабрику – мол, вы обсчитали. Там, конечно, тоже те ещё прохвосты, но отпираются – не мы это. При батюшке на Святом Евангелии готовы были побожиться. Шум до хозяина мануфактуры дошёл, тот к полицмейстеру – ищи, мои не крали. Он походил, всех обворованных опросил и выяснил – жили все в одной казарме. Вместе спят, вместе едят. Говорит им полицмейстер – свой кто-то деньги ваши присвоил. Не верят рабочие. По их мнению, последнее это дело у своего своровать. У фабриканта украсть – доблесть, а у своего – позор. Так и ловит до сих пор. Ждёт, когда вор украденное по кабакам спускать начнёт. Казарменные рабочие, по его мнению, вряд ли на что другое деньги тратить станут. Ждёт, ждёт полицмейстер-бедолага там у себя, а вор-то вот! Сидит под берёзкой у Тезина.

Фёдор Иванович внимательно посмотрел на Дятлова. Михаил опустил глаза в землю. Он понял, что попался, но для порядка сказал:

– Не знаю я никакого Гарелина. В глаза не видел. Местный я.

– Ну а как по-другому? Вот ни на минуту не сомневался, – широко улыбнулся жандарм. – Но проверю всё-таки, а вдруг врёшь?

Михаил молчал. Чего тут придумаешь? Этот ловкач по паспорту в два счёта установит и где он трудился, и где жил. При найме фабриканты паспорта работников в полицейскую управу сдают, там всех переписывают. Плохо дело. Как он всё ловко придумал и тут на тебе! Чего он с этим рыжим взялся водку пить? Вот же дурак! Пересидел бы тихо у Коли Бойцова – никто бы и не пронюхал. Глядишь через месяц-другой здесь бы этот трюк повторил и двинул дальше – страна большая, есть где развернуться. Из Дятлова словно выпустили воздух, плечи обречённо опустились, мышцы расслабились, мысли были только о том, какой же он глупец. Придумал, как можно разбогатеть, схватил свой счастливый случай за хвост и тотчас упустил… Зачем??? Поверил, что всё позади и его никто не поймает? Прогулял, как те пьянчуги, жившие рядом с ним в ивановской казарме, которых он презирал за то, что они готовы всё в жизни пропить. У таких и воровать-то было не стыдно. И у их забитых жён – сами, поди, это отребье себе в мужья выбрали, а теперь плачутся. И у их детей – всё одно ничего путного из них не вырастет.

Черкасов, следуя раз и навсегда усвоенной науке, после удачной находки не успокоился, а продолжал ковыряться в вещах арестованного.

– А вот и книги, – озадаченно сказал он, вытаскивая какие-то брошюры и прокламации.

На траву вывалились серые, потрёпанные листки. У некоторых были оторваны углы, в тоненьких книгах не хватало страниц. Шрифт был самодельный – буквы размазались или затёрлись. Жандарм внимательно перелистывал засаленные страницы. Фёдор Иванович украдкой взглянул на Дятлова. Пленный на новую находку внимания не обратил никакого, продолжая размышлять о том, что с ним будет, если его отправят назад в Иваново-Вознесенск. Безучастно сидел, по-прежнему привалившись к берёзе.

– А вот это интересно! Где взял? – спросил Черкасов.

– Не помню я. На фабрике у Гарелина нашёл случайно.

– Разумеется… Где же ещё? Конечно, нашёл, – жандарм закончил изучать листки. Дятлов по-прежнему был безразличен к новой находке. Фёдор спросил у него: – А знаешь, что это?

– Пасквили какие-то. Царя ругают – про это неинтересно: сплошные небылицы. Фабрикантов тоже за их жадность. Здесь правда. В Тезино доедете – сами увидите.

– Спасибо за совет. А чего с собой таскаешь? Прочитал бы и выбросил.

– Не знаю… Просто так.

– За этот «просто так» ты, Миша, можешь поплатиться куда сильнее, чем за деньги, которые украл, – Черкасов присел напротив арестованного и участливо посмотрел на него. – Это лет десять назад за подобные книжицы тебя бы просто сослали куда Макар телят не гонял. С лишением всех прав состояния. Хотя откуда у тебя права и состояние? Пожил бы в тайге – поумнел бы, глядишь. А нынче времена другие. После убийства Царя-освободителя на подобные опусы смотрят строго.

– Я же ничего… Просто прочёл, – Михаил совсем отчаялся, потрясения от нежданной встречи были хуже и хуже.

– А недавно сказал, что книги другу нёс, – голос Фёдора Ивановича зазвенел сталью. – Ты понимаешь, что можешь на виселицу угодить? Рассказывай всё, как на духу – кто в вашу организацию входит, где берёте запрещённую литературу, каковы ваши цели, зачем людей на бунт подбил? Лучше сам сознайся. Что мне нужно, я из тебя всё одно выбью – только наказание тяжелее будет.

– Да не знаю я ничего!!! – вдруг в голос разрыдался Дятлов. – Нету никакой организации. Дали мне эти бумаги в Иваново-Вознесенске. Авенир… Авенир Ноздрин дал. Его это. Я вернуть обещал да забыл. Ни к чему они мне. Забирайте. И на бунт я никого не подбивал. Сами они. Денег людям не хватает, вот и начали. Я только лавку сжёг, после того как её разграбили. Пьяный был. Испугался, что за неё спросят, вот и побежал.

Михаил уткнулся в ладони и громко всхлипывал, бормоча что-то совсем неразборчивое. Черкасов покопался в его вещах, но больше ничего интересного не обнаружил.

– Заберите все деньги себе, – с надеждой предложил Дятлов, немного успокоившись. – Я никому не скажу. Только отпустите. Всё себе заберите. Пощадите! Я покажу, кто мне книги эти дал. Прямо полиции на них укажу. Пусть их на виселицу!

Жандарм с огромным интересом смотрел на парня. Было совсем светло, солнце пригревало. Рядом весело щебетали птицы, радуясь новому дню. Из села слышались звуки какой-то возни: то шумел народ, то стучали топоры, то доносились обрывки чьих-то гневных криков. Ближе к полудню Черкасов въехал на площадь Тезина. Дятлов, освобождённый от ножных пут, плёлся сзади, связанный по рукам. Под глазом Михаила наливался свежий синяк. Сидор с его вещами был у Фёдора Ивановича. Первым их заметил урядник Степан Иванович. Он хотел сообщить о прибытии жандарма губернатору, но тот уже забрался на помост и стоял перед жителями. Тогда полицейский сам подбежал к Черкасову.

– Поймали! Мы как раз его не нашли. Говорят – был ещё один. Кличут Мишкой, он лавку спалил. Точно этот! Он, паскуда, в меня первым что-то кинул!!! Попался голубчик. Давайте отведу к тем, на помост. Виктор Васильевич сейчас начнёт как раз.

– Не надо, Степан Иванович. Я его с собой заберу. У него при себе подпольная литература. Будем всё это гнездо искать, чтобы никто из революционеров не ушёл. Пока, правда, молчит, но ничего – отведу к таким специалистам, что запоёт почище соловья.

– Правильно, – покивал урядник, глядя на Дятлова, как на прокажённого.

Меж тем, к помосту подбежали два приказчика Кормилицына. Они принесли толстые верёвки и положили около ног Калачова. Виктор Васильевич взял одну. Прикинул на глаз –хватит ли длины? Удовлетворённо покивав, отдал приказчику. Губернатор поколотил перчатками по ладони, крылья носа хищно подрагивали, усы гневно топорщились. Люди испуганно замолкли, тишина сделалась гробовой. За спиной Калачова делали петли. Вскоре они были готовы. Виктор Васильевич проверил ещё раз – теперь крепки ли, не оборвутся ли в нужный момент?

– Вчера все вы совершили преступление, – наконец начал Виктор Васильевич лишённым эмоций казённым голосом. – Вы выказали неповиновение фабричному начальству, не вышли на работу, хотя нанялись на неё по собственной воле. Вы напали на полицейского урядника, когда тот приехал наводить порядок. В довершение всего устроили грабёж и поджоги, причинив убыток своим же соседям.