Фабрикант

В комнате повисло недовольное молчание, прерываемое покашливанием или чьим-то шёпотом. Министры, минуту назад до смерти испуганные, чуть успокоились, но расслабляться не спешили. Коновалов стёр с виска прозрачную каплю. Спокойствие солдат было обманчивым, в любую секунду мог последовать взрыв, но Дятлов почувствовал, что здесь и сейчас больше ничего не произойдёт. Откуда взялась эта уверенность, он бы объяснить не смог. Просто понял и всё. Михаил оглядел всё вокруг. Отметил, что время на каминных часах так и остановилось на отметке 2-10, и стал продираться сквозь толпу к выходу.

Зимний дворец грабили. Временное правительство перенесло сюда свою резиденцию в июле, превратив бывшие личные покои царствующих особ в проходной двор. По каким-то делишкам здесь порой шастали такие посетители, которых в былое время городовой и за версту бы не подпустил. Ауру великолепия и избранности заволокло табачным дымом, шарканьем бесчисленных ног по дорогому паркету, будничной суетой людей разного звания, ежедневным натужным трудом многочисленного чиновничьего аппарата. И всё-таки вандализма не происходило. Во дворце мирно уживались и новое правительство, и госпиталь, оставшийся с царских времён. Величественность Зимнего облагораживала посетителей, мешая плевать на пол и сморкаться в портьеры. Но сегодня, видимо, что-то случилось, лопнула какая-то внутренняя преграда, ранее сдерживающая тёмную сторону человека.

В соседнем зале красноармейцы с азартным хохотом втыкали штыки в огромные портреты царствующих особ. Холсты полотен превратились в располосованные лоскуты, беспомощно висевшие в разные стороны. Рядом какой-то мужик увлеченно срезал кожаную обивку со стула, воровато озираясь по сторонам. Три стула уже были распотрошены и валялись, выпустив на волю пружины. У мародёра из-за пазухи торчал аккуратный рулон срезанных кож.

– Сапоги себе и жене пошью. Кожа хорошая, – откровенно сказал он Дятлову, смотревшему на это с недоумением.

– Вон целый висит, – сказал один красноармеец другому, указывая на неиспорченный портрет в золочёной раме. – Давай на спор, кто его величеству зенки штыком выколет с пяти шагов.

– Да ну его. Пойдём лучше винный погреб искать. Выпьем по-царски! – ответил второй.

– И то дело! А потом вернёмся и кто ловчей государю глаза выколет. На спор!

– Спорить нам ещё не хватало из-за ерунды, – солдат вырвал из рамы портрет свергнутого императора кисти знаменитого художника Серова и вышвырнул холст в окно прямо на мостовую. – Туда им всем дорога! А мы лучше за вином. Нужно ещё платья с собой захватить или какую другую одёжу побогаче.

Они загрохотали сапогами по лестнице вниз. Вскоре раздался звук бьющегося стекла. Спускаясь за ними, Дятлов увидел на ступеньках осколки разбитой вазы.

Он вышел из дворца. Стояла глубокая ночь, но народу на улицах было много: красноармейцы, краснофлотцы, какие-то студенты, зеваки, просто праздношатающиеся. В воздухе царило воодушевление. Люди радовались, а чему непонятно. Весть о том, что старая власть свергнута уже разошлась по толпе. Все были возбуждены, подпитывая друг друга пьянящим чувством какого-то грядущего праздника. Казалось, уже завтра начнётся другая жизнь – мирная, спокойная и сытая. Словно это захваченные только что в Зимнем дворце люди были единственным препятствием на пути к этой цели. Именно они специально вредили своей стране и своему народу. Никто из радующихся и понятия не имел, что их ждёт завтра.

Дятлов прошёл через оцепление и оказался в толпе.

– Браток, правда Керенского не взяли? – первый же встречный тронул его за рукав.

– Правда.

– А как же он убежал?

– В женское платье переоделся, нарумянился и прошёл через кордоны, как сестра милосердия, – брякнул первое пришедшее в голову раздражённый Дятлов.

– Почему остальные так не сбежали? – округлил глаза удивлённый прохожий.

– Они там все жирные, как коты, на них платья не нашлось, – отмахнулся Михаил и побрел в своих мыслях дальше.

За его спиной уже начали делиться новой сплетней, раздавался хохот, но Дятлову было не до веселья. Он рассчитывал, что толпа устроит расправу над министрами Временного правительства. Пусть те и не оказали никакого сопротивления, пусть защищали их только юнкера и женский батальон (вот уж кого сейчас растерзают победители), но азарт штурма и жажда крови, чувство, что охотник настиг жертву, должны были, по его мнению, решить участь проигравших. Не случилось. Оказывается, министров необходимо оставить живыми. Он не знал, что такой приказ существует. Дятлов сел на холодный гранит рядом с огромным серым атлантом, невозмутимо продолжавшим удерживать свою ношу в одной набедренной повязке посреди колючих северных ветров. Михаил холода не чувствовал, адреналин после недавнего штурма ещё играл в крови. Толпа не расходилась, люди делились последними новостями и сплетнями. «Ведут! Министров ведут!» – вдруг прошелестело по людскому морю. Дятлов мгновенно встряхнулся. Можно попробовать ещё раз.

– Товарищ, можешь подсказать, министров пешком поведут? – он взял за рукав красноармейца, спешащего напролом против движения толпы от Зимнего, видимо с докладом.

– Пёс их знает. К машинам их толпа не подпустила, – хмуро ответил тот, придирчиво рассматривая обрадовавшегося Дятлова, а потом с неожиданной злостью предложил: – Могу в морду тебе дать! Ты чего любопытный какой? У тебя там родственники что ли? Или друзья?

Дятлов предпочёл отойти от раздражительного собеседника, тот мрачно пошёл дальше, а Михаил влился в толпу, вдруг пришедшую в волнообразное движение – люди расступались, готовясь дать дорогу показавшейся вдалеке группе. Солдаты с ружьями наизготовку шли, образуя живой щит вокруг хорошо одетых людей с поникшими головами. В свете фонаря у переднего из арестованных блеснула золотая оправа пенсне.

– Керенский где? – спрашивали в толпе.

– Говорят бежал, в бабу переоделся и мимо кордонов прошёл. Днём ещё, – подсказал крестьянской внешности мужик в тулупе и меховой шапке. Лицо его раскраснелось, на лбу блестели крупные капли пота – одежда была зимней и сейчас, несмотря на прохладу, в ней было жарко. Говорил он так убеждённо и уверенно, что складывалось ощущение, что всё происходило у него на глазах. – За подмогой побёг, как пить дать, чтобы энтих вызволить. К англичанам.

От мужика крепко пахнуло спиртом и потом – жарко ему было не только от тулупа. Толпа гудела и напирала на солдат, конвоирующих свергнутых правителей. Красноармейцы привели винтовки в боевое положение, отталкивая ими наиболее ретивых. Дятлов оглянулся вокруг, лица людей были злы и решительны. Агрессию подкреплял явный водочный дух, чувствовавшийся в толпе. «Очень хорошо, попробую», – решил он.

– Утопить буржуев проклятых! Нажировались у нас на горбу, довольно! – пронзительно закричал Михаил, двигаясь параллельно конвоирам.

– Правильно! К стенке их, а трупы в Неву сбросим, – рядом радостно заголосил детина, расхристанный и пьяный.

– Кровопийцы! Насосались нашей крови! А где Керенский, жид проклятый? Убёг? Мы его поймаем! – неслось из гущи народа.

– Головы поотрубать!!! – подхватил кто-то.

– По пуле каждому – нечего с ними церемониться!!! – крикнули рядом.

Толпа одобрительно подхватила призывы и стала напирать сильнее. Тут и там раздавались крики, требующие немедленной расправы. Некоторые пытались дотянуться до пленных и толкнуть. Дятлову почудилось, что в воздухе запахло кровью, он орал не переставая, стараясь не отстать от ускорившихся солдат, распихивающих наседавших людей уже безо всяких церемоний и готовых открыть огонь. Казалось, стрельба вот-вот начнётся, он незаметно расстегнул кобуру и нащупал рукоятку револьвера. Его цель то скрывалась за спинами, то на миг появлялась в просвете между ними. Дятлова гнал вперёд неимоверный азарт – в первые ряды не лезть, а то от конвоира пулю словишь, но при первой же возможности выстрелить, чтобы наверняка, и бежать. Суматоха очень кстати, потом никто и не вспомнит стрелявшего, начнётся паника. Главное – не промахнуться.