Отпускаю

— Для чего живёт человек на земле? Скажите.

— Как же так сразу-то? И потом, где живёт? Ежели у нас, в Смоленской губернии — это одно, ежели в Тамбовской губернии — это другое.

(с) Формула любви

Первым желанием было ухватить в ближайшем алкомаркете бутылку виски и просто убиться вхламину. Желание это, надо сказать, было очень и очень сильным.

Кое-как взяв себя в руки, я с трудом задушила в себе этот прекрасный порыв и просто целый день шаталась по городу, пытаясь осознать, чего Том от меня хочет, что теперь делать и как жить дальше вообще. Очень хотелось получить назад и свой телефон.

Вечером, вернувшись в отель, я присела на кровать и, удерживая перед собой уже порядком зачитанную записку, задумчиво чесала то место, где у нормальных людей находится кадык.

Так себе обмен… Смартфон на душевное равновесие. С другой стороны, чего уж там? Пришла, отобрала телефон, отшлепала по рукам, чтоб неповадно было… Отшлепала…

Я зависла.

По рукам отшлепала…

Взвыв, ухватившись за волосы, я рванула на балкон.

Это у нас еще что такое повылазило?! Ну я ж про руки… Руки… Руки… Тонкие, изящные, длинные пальцы… Тьфу ты!!!

Запрыгнула обратно в комнату, достала из сумки пачку сигарет, усевшись на постель, схватив огромную кружку вместо пепельницы, закурила.

Неприятность эту мы переживем… Не семнадцать же лет, ей Богу. Да и оборзел он вкрай! Это я-то трусиха?! Накажет он… Что вообще имелось в виду?

Я глянула на свое растерянное лицо в зеркале. В смысле, «накажет»?!

Отражение слегка пожало мне плечами и выкатило вперед нижнюю губу, являя сейчас собою пограничную стадию между кретинизмом и идиотией.

Так дело не пойдет.

Девушка в зеркале скривила губы в усмешке.

— А нам все по барабану, мы болеем за «Зенит»! — пробормотала я, откидываясь спиной на постель.

Утро вечера дряннее. Завтра на манер купчинских гопников отожму у него мобилу и пойду гулять. Вопрос о том, где искать зазвездившегося, не стоял вообще. Я была абсолютно уверена, что с утра найду его на том же самом месте…

Засыпая, я глядела на ночные огни города:

— Мне не нравится Лондон, — прошептала, отворачиваясь от окна. — Ты разочаровал меня, серый, туманный, величественный… Ты лишил меня комфорта, мой город-мечта…

Вечером Том вернулся домой. Подкатывающийся к своему закату день вынул из всегда активного и подвижного актера практически все силы. С трудом загнав себя в душ, он выполз из него разморенным окончательно.

— Вот и старость пришла, — трагическим шепотом, делая страшные глаза зеркалу, с шекспировским драматизмом изрек Уилсон и, не удержавшись, рассмеялся.

Заварив чашку ароматного чая, он было прошествовал в спальню, но в коридоре взгляд его упал на одиноко лежащий на тумбе чужой смартфон. Снова улыбнувшись, Том ухватил его. Забравшись в кровать, отпив горячего чая, терпеливо размотал наушники и вновь погрузился в релаксирующий и слегка тоскливый плейлист. Прикрыв глаза, откинулся на подушку и расслабился.

На самом драматичном моменте очередного музыкального шедевра песня прервалась и сменилась отчаянным звонком:

«Усталость забыта,

Колышется чад,

И снова копыта,

Как сердце, стучат»

Испуганно распахнув глаза и подскочив в постели, расплескивая себе на футболку кипяток, Том уставился на яркий экран. На него глядел красивый седовласый мужчина лет сорока с хитрым и озорным взглядом, подпись вызывающего абонента гласила: «Сергеич».

— Бл*ть… — Уилсон  грустно поглядел на испорченную, прилипшую к телу футболку. — Сергеич, я тебя уже ненавижу.

Но Сергеич невозмутимо продолжал:

«Есть пули в нагане,

И надо успеть

Сразиться с врагами

И песню допеть»

Чертыхнувшись, британец кинулся в ванную комнату, на ходу сдирая с себя мокрую одежду:

— Да заткнешься ли ты когда-нибудь?! — заорал он на телефон из коридора. Звонок тут же стих.

Том замер и, отклонившись гибким телом назад, удивленно заглянул в комнату. С подозрением посмотрел на кровать.

Ополоснувшись еще раз, упрямо заварив себе свежую порцию чая, Уилсон снова завалился в постель. Надев наушники, продолжил прерванное начальником реанимации занятие.

Через минут пятнадцать Сергеич предпринял очередную попытку поговорить с девушкой, но Томас был уже внутренне готов к такому повороту событий:

— Обломись, — рассмеялся он изображению и с вызовом помахал перед ним пустой кружкой, — никого нет дома! И вообще, неприлично в такое время девушкам звонить! — объяснял почему-то охваченный самым искренним злорадством актер.

О том, что прослушивание чужих аудиозаписей на ворованном телефоне тоже не является верхом воспитанности, Том старательно пытался не думать. С ним такое приключилось впервые. Этим днем с ним много чего приключилось впервые…

Едва седовласый увалень оставил попытки наладить контакт с Лондоном, раздался уже другой звонок, и на экране объявился красивый молодой мужчина с русыми волосами и яркими голубыми глазами. Образ довершала семидневная щетина.

«Ляг, отдохни и послушай, что я скажу:

Я терпел, но сегодня я ухожу.

Я сказал: Успокойся и рот закрой.

Вот и всё. До свидания, чёрт с тобой!»

Уилсон, чуть нахмурившись, уставился на яркое, открытое, жизнерадостное лицо, которое называлось «Максим»:

— Откуда вы все к ночи повылазили? — злился уже актер. — У меня тут что?! Ночной слет русских мужиков?!

Звонок оборвался, и Том ахнул: от Максима было сорок три пропущенных за день вызова.

— О как! — многозначительно выдохнул, приподнимая в удивлении брови, мужчина. — Что она с тобою сделала?!

Одновременно Уилсон испытывал сейчас два чувства — вину и какое-то странное злорадство. Откуда взялось вдруг второе, он вообще не понимал.