Отпускаю

— Да бросьте, — я тихо рассмеялась, — все нормально…

— Почему «кальций» в углу валяется? — нахмурился внимательный начальник. — Не пьешь?!

— Пью-пью… — вяло отмахнулась я.

Мы помолчали.

— Маргарита, — начал Сергеич, обнимая меня по-отечески крепко, — переезжай ко мне? Сколько я уже подбиваю под тебя клинья, а, зараза ты бессердечная?

— Ну… — пришлось напрячь память. — С ординатуры? Лет десять?

А ведь десять, действительно… Окончила Академию я, покинула ее стены. И через полгода ушел с заведования он. И узнала-то случайно, через третьи руки, мол, гениальный анестезиолог-реаниматолог Тен предпочел гражданский госпиталь.

— И чего? — мужчина улыбнулся.

— И ничего, — рассмеялась уже я.

— Правильно! А в чем проблема-то?! Никак я в толк взять не могу… Как там Миронов в «Обыкновенном чуде» говорил? «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен».

— Больше вам скажу, — я устроилась удобнее на плече мужчины. — Вы единственный близкий мне по духу человек. Если б я была умнее, — умолкла и уткнулась лбом в его грудь, собравшись, все же закончила, — я бы поняла это тремя годами раньше.

— Так еще не поздно, — улыбнулся Сергеич, — я еще жив же ж!

— Поздно, Константин Сергеевич, поздно, — аккуратно высвободилась из объятий и пошла открывать принесенное им вино. — Я ничего не могу вам предложить. Как я могу сделать кого-то счастливым, если не в силах сделать счастливой саму себя?

— Ты много куришь, — он скользнул взглядом по порожним пачкам сигарет на полу.

— Вы тоже, — быстро обрезав тему, подала ему кружку.

— Смотрела что-то? — товарищ кивнул на ноут, отпил вина, — что-то интересное?

— Ерунда! — ногой брезгливо оттолкнула ноутбук к стене, — какая-то недоделанная, тошнотворная трагикомедия… Пошлость. «Голливуд» себе не изменяет.

Я забрала кружку, пригубив алкоголь, сверху вниз уставилась на гостя.

— Ладно… — Сергеич поднялся с матраса. — Нам обоим к восьми на дежурство… Пятница, обожаю! — он скривился, — опять сплошь полудурки в приемник попрутся…

— Да уж… — посторонившись, хотела пропустить коллегу, но что-то дернуло меня спросить. — Константин Сергеевич?

— Оу? — он замер на полушаге.

— Давно работаем… я видела, — как-то не шли нужные слова сейчас на язык. — MMSE один-два балла, тест рисования часов по нулям.

— А возраст? — равнодушно спросил доктор.

— Девяносто.

— Не понял, в чем вопрос? — на все еще красивом, но до смерти усталом лице мужчины появилась легкая улыбка.

Я опустила взгляд, крепче обняла кружку руками. А действительно… зачем я о таком спрашиваю? Про подобные вещи Константин Сергеич говорит коротко и раздраженно: «Нам опять привезли исцелить метастазы в крышку гроба!». Или: «Не продолжай, это чехол!».

— А… — реаниматолог почти неслышно вздохнул. — Я не мешаю таким, Ритуш. Для чего держать? И для кого?

— Не знаю… — осела на матрас, помолчав, вскинула взгляд к товарищу.

И Сергеич, сорвавшись с места, шагнул ко мне, сел на корточки, обхватил всю руками, прижал к себе:

— Я прошу тебя, я тебя действительно прошу, — он отстранился и, склонившись, прямо посмотрел в глаза, — береги себя. Я ведь вижу, чего ты добиваешься. Прошу, остановись… Мы уже и ругались, да… Я увольнял тебя и приходил за тобою вновь… Я уже не знаю, как тебе помочь, Рит…

Ох, и поседел он за наше время! Сорок восемь, а весь, словно снегом запорошен. Я улыбнулась, с нежностью провела рукой по серебряным волосам мужчины:

— А вы не мешайте таким, Константин Сергеевич.

— Знаешь, Маргарита Александровна, — реаниматолог помолчав, чуть подался назад, со странным прищуром из без того чуть раскосых глаз прошелся по моему лицу. — Ты действительно иногда говоришь неплохие вещи, если тебя не слушать.

— Э-э! — я отставила кружку. — Вы…

— Как ты там раньше цитировала про то, что уходишь в «чертоги разума»? Так и радуйся, что тебе есть, куда уходить, у большинства входной двери-то туда нет! Ты в меде зачем училась? Людей спасать? Так и спасай по мере возможностей и логики. Но на самом-то деле, как ты думаешь, откуда эта фраза про «врач исцели себя сам»? Хватит тебе пальцев, чтобы перечислить имена-фамилии-регалии коллег, к которым ты не придешь за помощью, даже если подыхать станешь, ибо они угробят тебя быстрее, чем болезнь? Девонька, ты училась, чтобы у тебя были методы в первую очередь спасти се-бя! Своих близких, тех, к кому ты неравнодушна, тех, кто достоин твоих белых крыльев!

— Я извиняюсь, — чуть отодвинувшись от мужчины, тоже прищурилась. — Константин Сергеевич, а вы до меня уже сколько выхлестали?

— Имеешь в виду, до того, как ты пришла ко мне в стационар? — рассмеялся коллега. — Много. Я ждал тебя, мой ангел! — он подался вперед и сыграл густой бровью.

— Во жесть… — меня начала разбирать истерика. — Уйдите немедленно! Подите прочь! Это харассмент, дискриминация и этот… как его, дьявола… — смех мешал соображать.

— Сексизм, — томно подсказал Сергеич.

— Ага-ага! — видит Бог, я обожала этого мужика.

— Короче, имей в виду, — скользнув взглядом по моему лицу, реаниматолог как-то резко отстранился, встал и шагнул назад. — Я тебе, Маргарита, смерть испорчу.

— В смысле, жизнь? — сдавленным смехом поправила я коллегу.

— Невролог не имеет права спорить с реаниматологом! — рявкнул он, подбирая со стула свой плащ. — Интеллектом не дотянется! Вы все вот здесь у меня, — мужчина красноречиво повел указательным пальцем к полу.

— Аха, — смиренно кивнула я, — ровно до той минуты, пока компьютерный томограф работает. А чуть что: «Маргарита, это у него инсульт, грипп, опухоль или гематома?». Причем, по телефону, да, Константин Сергеевич? Хотя о чем я, до меня у вас же всё:  «ОНМК в ВЭБЭБЭ».

Сергеич, оправив воротник, стремительно шагнул ко мне, злобно ткнул пальцем едва не в самый нос: