Пацифизм

— Не имеем.

Харт опустил тяжёлый кейс на стол Вайса, резко и грубо, прямо на его макулатуру, и открыл замки. Второй, с такой же суммой, зажат меж ног.

Ллойд думал, что никаких согласий у него никто не спрашивал.

После всей процедуры Ллойда провели в одноместную палату, дали больничное шмотьё, и Харт кратко обрисовал, что поздно куда-либо отступать. Дэвон, должно быть, хорошо доверял Харту с Джеромом, раз они стояли здесь. Раз Джером скучающе перелистывал каналы на прикрученном к стене телеке, а Харт сидел прямо на застеленной кровати. Ллойд до этого видел их всего пару раз. Сидели высоко.

— Не знаю, что тебе сказать, солдатик, — равнодушно хрюкнул Джером. — Я бы не хотел удостоиться такой чести.

— Это личное.

— Личное-хуличное, — он огрызнулся, — заиграешься в мстителя — а играешь-то один хуй в ящик.

Харт слегка усмехнулся. Джером, всё это время стоявший спиной к ним и лицом к телевизору, развернулся, кидая пульт на кровать.

— Вы, типа, собрались меня жалеть? — Ллойд опёрся единственной рукой на тумбочку под задницей. — Хуёвое решение.

— Нет, нам тебя не жалко. Нам себя жалко. Бортанёшься — пиздец всем.

Ллойд посмотрел в окно: высотки тянулись к расцветающему небу, отражая отблески солнца. За всей мишурой скрывалась гниль, бедность и нерешительность. Именно то, что вызывало тревогу — риск лишиться даже этого. Южной жары и пыли на капоте. Свежих шуршащих денег и балехи по случаю отсидки одного из доверенных. Запаха власти, опасности, зашкаливающего адреналина — Ллойд не знал, как жить иначе, и боялся спуститься в обычный мир, если додик Вайс напортачит.

Ни семьи, ни дома. Нечего терять. Человек без истории.

Дэвон Файк сделал свой выбор.

— Я вас не подведу.

***

Сны яркие, острые, осязаемые. Ллойд услышал звенящее затухание ламп, и фойе конференц-зала погрузилось в непроглядную темноту. Собравшийся народ загудел, подхватил внезапную панику — и он вместе с ними. В такое время свет не выключался, мгновенно стало ясно — свет выключил кто-то неизвестный. Ллойд взялся за рукоять катаны больше рефлекторно, в поисках защиты; смысла пытаться кого-то ударить в темноте нет.

Вокруг слышались голоса коллег — таких же солдат — встревоженные и злые. Загорались то тут то там фонарики на телефонах, мазали по лицу.

Ллойд бездумно прошёлся пару раз туда-сюда, пальцами скользя по стене. Плечом он задевал гостей или собственных товарищей.

Первый короткий вскрик донёсся с улицы, со стороны входа — и это Ллойд воспринял правильно, резко попятившись назад. Он стоял лицом к двум массивным дверям. Он напиздел Дэвону — он видел его.

Что может сделать человек в темноте? Лишённый одного из важнейших органов — зрения?

Глаза не спешили привыкать. Один лишь мозг будто мигал надписью «опасность» на табло.

Двери распахнули, и в проёме показалась высокая неровная фигура. Ллойд стоял ближе всех, рядом со столом, где должны сидеть встречающие. Скатерть под его пальцами ощущалась жёстким металлом.

— Что ты такое?! — завопил кто-то в толпе старым, напуганным до усрачки голосом.

На фигуру сзади падал свет от далёкого фонаря, рассеиваясь. Ллойд различал очертания гладких мышц, видел растрёпанные волосы, неестественную форму тела в целом, клинок в правой руке, — но не видел лица. Лицо словно скрыто кривой тенью, маской.

Кто-то попытался направить фонарик в сторону дверей; луч света выхватил металлический отблеск.

Прошло всего несколько секунд — и секунды эти в панике казались часами.

Ллойд не успел нихуя — ни вынуть меч, ни среагировать.

Мир застелило красным, а паника превратилась в жестокую мясорубку.

Мир застилало многими оттенками. Преобладал белый. Может, желтоватый. Оранжево-красный.

В конце концов стало понятно, что свет падал на закрытые веки, и лежал Ллойд не под столом, а на мягкой больничной кровати. Он попробовал пошевелить рукой — правой, по старой привычке — и обнаружил, что пальцы отозвались. Отозвались, но не чувствовали, а под левой рукой грубоватый застиранный хлопок. Жёсткая простынь, запах больницы, антисептика, шум улицы из открытого окна.

Не сон.

Но ещё и не пробуждение.

Ллойд попробовал шевельнуть правой ещё раз. Сначала поднять указательный палец, затем остальные по очереди. Поднял кисть, опустил, но глаза открывать боялся.

Рядом с ним кто-то зашуршал. Отчётливо слышно, как положили телефон на тумбочку рядом с головой и вышли из палаты.

Тогда Ллойд решился. Медленно, не спеша, чтобы случайно вновь не упасть в темноту. Увидел выключенный телевизор на стене, спинку дорогой больничной кровати, капельницу на левой стороне и… Свою новую руку. Она бросилась в глаза последней. Чёрное на фоне белого — гладкий ровный протез, повторяющий точь-в-точь его левую руку по форме. Заканчивался где-то на груди, и Ллойд не мог увидеть, где.

Новая рука отлично реагировала на все запросы, совсем как живая. Прокручивалась кисть, поднимался локоть, работало плечо. Она не ощущалась как нечто инородное, тяжёлое, неповоротливое; наоборот, Ллойд чувствовал потрясающую лёгкость в теле, как будто с рукой заменили всё остальное.

Увиденное настолько потрясло, что Ллойд не сразу заметил вошедшего в палату Вайса с медсестрой. Она прикатила зеркало в полный рост.

— Вижу, вы прекрасно себя чувствуете, — улыбался Вайс, явно довольный своей работой.

Садясь, Ллойд опёрся на правую руку, и не почувствовал буквально никакой реакции в своём теле. Больничная сорочка не скрывала колени: Ллойд увидел, что под чашечками красовались две полоски марли, приклеенные лентой.

Он не знал их истории. Он не совсем понимал, что с ним сделали, — это прерогатива Дэвона и его двух прихвостней.

Он даже не мог мыслить чисто, едва отошедший от бесконечного сна.

— Поздравляю: операция прошла успешно! — доктор Вайс начал пиздеть стандартными фразами. — Есть какие-нибудь жалобы, господин?..

— Мертенс, — во рту ужасно сухо. — Ллойд Мертенс.

Ллойду казалось, что он вспоминал свою фамилию впервые за несколько лет. Вайс с медсестрой ничего не говорили, ожидая ответа.

— Нет. У меня нет жалоб.

Люди вроде Вайса имели два настроения: нервное и возбуждённое. Его очень быстро понесло с хвастовством: навыки хирургов, новейшие технологии, гарантии на миллионы лет, ещё литры пиздабольства в уши — Ллойд хотел просто отдохнуть, пожрать, и лишь затем знакомиться с функциями тела. Вайс крутился вокруг, медсестра поддакивала, они рассматривали и крутили Ллойда как экспонат, проверяя всевозможные вещи.

Лишь после всех формальных осмотров Ллойду позволили взять телефон и посмотреть на себя.

Он встал спиной к зеркалу, включил фронтальную камеру. Сорочка держалась на двух завязках, некрепко завязанная, и в открывающейся щели можно увидеть спину ровно вдоль позвоночника.

Затылок выбрит на треть, волосы собраны в небрежную гульку на макушке. Шрам начинался там. У Ллойда была татуировка. Памятная татуировка о детстве, его горячем увлечении холодным оружием, неизвестной матери и всём-всём, что он вкладывал в значение — перевёрнутый стилет между лопаток. Похожий издалека на крест, замыленный за несколько лет. Ровный шов проходил точно посередине, начинаясь на затылке и заканчиваясь на копчике. Он старательно залеплен марлей, но Ллойд просто знал, какие свежие шрамы бывают — красные, припухшие, стянутые аккуратными стежками.

— Что это? — несмело спросил.

— Я надеюсь, вы не сильно переживаете за свою татуировку, господин Мертенс, — Вайс подошёл ближе, посмеявшись. — Ваши импланты.

Он много рассказывал про суть всех этих кибер-штук. Про нагрузки и выносливость, но больше, всё-таки, о кропотливой работе, которую он выполнил за неприличную сумму.

Почему-то Ллойд думал, на бумаге операция будет записана как нечто тривиальное. Вроде пришили руку и исправили кривую спину.

Ллойд держал телефон в правой руке, пропуская мимо ушей вайсовские рассказы. Долго держал: рука не уставала и не затекала.