Страница 18 из 115
После свадьбы наследник уже не нуждался в преподавателях. Его образование считалось законченным. Но профессор остался при Петре в качестве библиотекаря с 1745 по 1747 год, а затем, после долгого промежутка, вернулся по просьбе великого князя к нему на службу в 1754-м и уже оставался рядом со своим воспитанником до рокового дня его свержения.
Хлопот по библиотеке хватало. В 1746 году из Киля доставили герцогское книжное собрание, для которого профессор заказал «красивые шкафы» и по приказу великого князя поставил их «в особенных комнатах дворца». Штелин свидетельствовал, что у его ученика «была довольно большая библиотека лучших и новейших немецких и французских книг». Тут мемуарист противоречит сам себе, ведь прежде он утверждал, будто Пётр плохо знал французский. Однако «как только выходил каталог новых книг», великий князь «его прочитывал и отмечал для себя множество» изданий. Кроме того, наследник «купил за тысячу рублей инженерную и военную библиотеку» одного из немецких собирателей — Меллинга. После восшествия Петра III на престол «должно было устроить полную библиотеку в мезонине нового Зимнего дворца... для чего император назначил ежегодную сумму в несколько тысяч рублей»16. Эта библиотека в мезонине занимала четыре «большие комнаты», рядом с которыми располагались две комнаты для библиотекаря.
Согласно описям Штелина библиотека насчитывала 829 томов. Она включала сочинения по военному делу, истории, искусству, а также беллетристику на французском, немецком, итальянском и английском языках. Двумя последними Пётр не владел, но множество книг были наследственными. Имелось всего одно издание на русском языке — «Краткое описание комментариев Академии наук» 1729 года17 — но это не должно смущать читателя, в тот момент отечественных книг выпускалось очень немного.
Странно, что о литературных пристрастиях великой княгини, которая постоянно читала, Штелин не говорил ни слова. Ведь она должна была получать книги из того же собрания. Но нет, известно, что царевна сама посылала в лавки за новыми поступлениями, заказывала каталог Академии наук и пользовалась её библиотекой. Это свидетельствует о затруднённых контактах с библиотекарем мужа. Крайне внимательная ко всему происходящему вокруг и рано почувствовавшая в окружающих шпионов, Екатерина, возможно, не хотела, чтобы Штелин знал, какие именно издания она выбирает. «Целый год я читала одни романы, — писала императрица о своём состоянии после свадьбы, — но когда они стали мне надоедать, я случайно напала на письма г-жи де Севинье... Когда я их проглотила, мне попались под руку произведения Вольтера; после этого чтения я искала книг с большим разбором»18. Начав с романов, Екатерина очень быстро перешла к «Истории Генриха Великого» Ардуэна де Бомон де Перефикса, «Истории Германской империи» отца Барре и «Церковным анналам» Барониуса19, откуда уже совсем недалеко было до первых трудов Монтескье, Дидро и Гельвеция.
Получается, что оба — и Екатерина, и Пётр — читали с увлечением. Но почему между ними не возникало столь естественных разговоров по поводу прочитанного? Разный круг предпочтений — не оправдание. У кого из супругов он совпадает на сто процентов? Напротив, интерес к коллекционированию книг, покупке новинок должен был стать полем для сближения. Что хочешь приобрести ты? А ты? Но не стал. «Я любила чтение, он тоже читал, — признавала Екатерина, — но что читал он? Рассказы про разбойников или романы, которые мне были не по вкусу. Никогда умы не были менее сходны, чем наши; не было ничего общего между нашими вкусами, и наш образ мыслей, и наши взгляды были до того различны, что мы никогда ни в чём не были согласны»20.
Рассказы про разбойников, книги о путешествиях и войнах — естественный круг чтения для мальчика. Но речь идёт о 1749 годе, когда Петру уже перевалило за двадцать, а сама великая княгиня давно рассталась с романами. Инфантилизм, или как тогда говорили, ребячливость, наследника, явное отставание от роста не только физически, но и эмоционально проявились и в выборе литературы. А вот Екатерина умственно развивалась быстрее сверстников, шла дальше, отсюда и отсутствие согласия. Они обсуждали книги слишком по-разному и испытывали скуку от бесед друг с другом. Жена казалась наследнику заумной, он ей — маленьким.
«Пилить на скрипке»
Если о литературных пристрастиях великой княгини мы знаем из множества источников, то информация о круге чтения Петра Фёдоровича встречается только у Штелина. Она уникальна. Больше никто из современников не называл наследника книголюбом. Напротив, на стороннего наблюдателя царевич производил впечатление человека, относившегося к литературе презрительно. «Он полагал, в частности, что ошибаются те, кто утверждает, будто король (Фридрих II. — О. Е.) предпочитает трубке книги»21, — вспоминал С. А. Понятовский.
Молодой поляк, влюблённый в Екатерину, мог утрировать, ведь и из её мемуаров вовсе не предстаёт образ супруга с книжкой в руках. Иное дело — со скрипкой. О музыкальных занятиях Петра упоминали все — от недоброжелательной жены до немецких дипломатов. И здесь рассказ Штелина легко вписывается в круг других источников.
Сама Екатерина не любила музыки: у неё был дефект слухового аппарата, благодаря которому правое ухо слышало звуки в одном тембре, а левое — в другом. Неудивительно, что любой концерт императрица воспринимала как шум и именно так относилась к упражнениям мужа: «Он принимался пилить на скрипке; он не знал ни одной ноты, но имел отличный слух, и для него красота музыки заключалась в силе и страстности»22. Не раз Екатерина упоминала концерты, которые устраивал её супруг: «В них он сам играл на скрипке... Я обыкновенно скучала»23. Штелин указывал, что зимой концерты в покоях великого князя происходили каждый день и длились с четырёх часов до девяти вечера.
Профессор, который позднее участвовал в придворных оркестрах Петра, с неудовольствием отмечал, что в 1745 году егерь Бастиан, развлекая юношу, «играл ему на скрипке и учил его играть кое-как»24. Этот отзыв очень близок к екатерининскому: «...не зная ни одной ноты». Впрочем, возможно, Штелин вновь ревновал. Ведь он-то, ученик Баха, мог показать великому князю куда больше, чем егерь, игравший, как тогда говорили, по навыку, то есть без нот. А. Т. Болотов, слышавший исполнение наследника, замечал, что тот играл «довольно хорошо и бегло». Но был ли Болотов знатоком дела — вот вопрос.
Штелин писал, что его воспитанник «научился у нескольких итальянцев игре на скрипке» и мог при исполнении симфоний «выступать в качестве партнёра. И хотя порой он фальшивил и пропускал трудные места, его итальянцы имели обыкновение кричать ему: “Браво, ваше высочество!” Отчего в конце концов он и сам, несмотря на пронзительные удары смычком, уверовал, что играет верно и красиво». Снова штелинские оценки: «фальшивил» и «пронзительные удары смычком» совпадают с отзывом Екатерины о том, что красота музыки заключалась для великого князя «в силе и страстности».
Уже после восшествия ученика на престол Штелин записал: «Благоволит итальянцам и особенно музыкантам: своего бывшего учителя на скрипке, Пиери, назначает капельмейстером и отказывает прежнему (Шварцу из Вены). Сам играет при дворе первую скрипку под управлением Пиери и желает, чтобы все знатные дилетанты, которые некогда играли в его концерте, участвовали и в придворных концертах. Имеет запас отличных скрипок, из которых иные стоят от 400 до 500 рублей. Хочет выписать из Падуи в Петербург старика Тистини, к школе которого он причисляет себя. Возвращает из Болонин капельмейстера Гайя»25.
Пётр коллекционировал музыкальные инструменты: «Едва он слышал что-либо о хорошей скрипке, как тотчас желал её заполучить, независимо от цены. В результате он стал обладателем ценного собрания скрипок... знаменитых мастеров»26.