Страница 4 из 19
Соответственно, то, что в свое время у нас в стране называли «правовым нигилизмом», на деле не является таковым. Это лишь ответная реакция на попытку навязать русскому миру не органичную для него западную систему ценностей. Западный же человек законопослушен, он не будет отстаивать «правду» и «справедливость» «до последней капли крови», он всегда предпочтет жить по закону (пусть даже и кривому). Кроме того, он будет требовать того же самого от других.
Третий пункт – «соборность». В западной системе ценностей этому понятию соответствует «богатство». Это вовсе не значит, что русские люди не хотят жить богато. Речь не об этом. «Соборность» – это жизнь в единении со всеми членами своего племени, рода, нации и т. п. Богатство же – причина неравенства, начало по определению разъединяющее. Именно поэтому богатство в русском самосознании, вне зависимости от того, честно оно было нажито или нет, – вещь всегда не совсем праведная. Быть богатым (а тем более кичиться своим богатством) – неприлично. Не случайно одними из самых постоянных и одновременно отрицательных персонажей русских сказок являются «барин», «купец» и прочие представители богатого сословия. Они – это всегда синонимы жадности, подлости, низости, хитрости, желания обмануть, нажиться за чужой счет. Думается, русская революция не в последнюю очередь совершалась под воздействием этих убеждений. Общество, в котором все равны, все являются «товарищами» (пусть и не в богатстве) было очень привлекательным для русского человека.
«Честь и достоинство» – понятия внутренние, это свойства души, характера человека, соотнесение себя со своим местом в обществе, а также образ мыслей и действий. «Репутация» – это то, что думают о тебе другие, как ты выглядишь в их глазах. При этом на самом деле ты можешь быть каким угодно, это твое личное дело – хоть мерзавцем, стукачом, извращенцем. Никто не вправе лезть в то, что называется «privacy», т. е. твое личное пространство. Отсюда – двуличие и лицемерие, которые столь отвратительны русскому сознанию в западном человеке. Но это всего лишь оценка. Западный человек такой не потому, что он плох или хорош. Его таким воспитали. Взрастили. Это те негласные правила жизни, на которых стоит общество и которые оно постоянно транслирует своим подрастающим членам. Благопристойность – главное правило западной жизни.
«Сила» – это то, чем в западной картине мира должно подкрепляться любое слово, любое действие. Хорошо известна американская сентенция о том, что «доброе слово – хорошо, но доброе слово и «Кольт» – еще лучше». Сюда же можно отнести и политику «с позиции силы», и многочисленные санкции, раздаваемые направо и налево, недобросовестную конкуренцию и проч. Примечательно то, как представители западного мира всегда вели себя по отношению к побежденным. Знаменитая латинская фраза «Vae victis», означающая «горе побежденным» и идущая еще со времен «античности», как нельзя лучше характеризует это отношение. Унижение, нечеловеческие условия, пытки – вполне обыденная вещь для тех, «кто проиграл». Это и закрытые тюрьмы на территориях других государств, и условия концентрационных лагерей времен Второй мировой войны, и высокомерное унижение народов захваченных колоний. Разительным контрастом предстает отношение русских к «побежденным» и пленным. О том, как солдаты делились продовольствием с населением освобожденных немецких городов, как отдавали одежду замерзающим пленным и проч. написано и сказано много. Вот о причинах такого «странного» поведения говорилось до обидного мало. Все дело в том, что для русского сознания «вражеский солдат» и «просто человек» – это как бы два разных объекта (несмотря даже на то, что объект этот один и тот же). Являясь «солдатом», человек становится частью большой враждебной силы, которую, естественно, необходимо сокрушить. Но когда враждебная сила уже сокрушена, человек опять становится просто человеком. А человек, в русском понимании, не может быть плох, поскольку являет собой «образ бога». Каждый человек – это «тварь божья», у каждого внутри есть душа – частица, «искра» бога. Человек с человеком всегда найдут общий язык. Примечательно, что это во многом объясняет и тот тип экспансии, который был характерен для русского мира, и для Запада. У России никогда не было колоний в привычном смысле этого слова. Россия, победив некую силу (враждебное государство, союз племен и проч.), как бы вбирала в себя население новых территорий, которое, к слову сказать, получало те же права, что и жители остальной империи. Не трудно заметить, что принцип аналогичен тому, что был описан чуть выше. Западные империи действовали существенно иначе. В ряде случаев население подвергалось геноциду. Там, где это не удавалось, ставилась колониальная администрация, в задачи которой входило выкачивание ресурсов из подконтрольных территорий. Естественно, население колоний никогда и ни при каких обстоятельствах не получало тех же прав, что и остальные жители империи. Это всегда были «люди второго сорта», «недочеловеки», участь которых заключалась в постоянном рабском труде.
Соотношение цели и средств также отличается коренным образом у представителей Русского и Западного миров. Но это заслуживает отдельного рассмотрения.
Русская литература – явление в мировой истории уникальное. И не потому, что она лучше или хуже всех других литератур. Просто с конца XVIII до конца XX века, т. е. около двухсот лет, она выполняла не свойственные литературе функции. По существу, это была единственная более или менее свободная трибуна в стране для общественной мысли. Все остальные области – политика, философия, государственная и общественная деятельность находились под жестким давлением и неусыпным контролем властей. Напуганные Пугачевщиной и в особенности «якобинской смутой» во Франции, екатерининские вельможи делали все, чтобы не допустить того же самого в своей стране. Последовал указ о запрете всех тайных обществ (в том числе масонских лож). Затем были ликвидированы «вольные типографии» Новикова, а сам он без суда заключен в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет. Радищева, который осмелился написать «Путешествие из Петербурга в Москву», объявили «бунтовщиком похуже Пугачева» и приговорили к смертной казни, которую затем заменили 10-летней ссылкой в Сибирь. При Павле I политика «закручивания гаек» продолжилась, попытки поставить всех «во фрунт» под командованием «не из лести преданного» государю Аракчеева привели к созданию печально известных «военных поселений», а также перестройке армии по прусскому образцу. Война 1812 года и сопровождавший ее национально-патриотический подъем привели к частичному разрушению социальных перегородок, к единению всех слоев общества, что в итоге вылилось в декабристское движение, разгром восставших на Сенатской площади и последовавшую затем «николаевскую» реакцию. Было основано «третье отделение», т. е. политический сыск, в обязанности которого входило выявление «неблагонадежных» элементов и их нейтрализация – от высылки в Сибирь или на Кавказ в район военных действий до реальных приговоров к смертной казни, как в случае с петрашевцами. Отмена крепостного права не принесла решения накопившихся проблем. Революционные подпольные ячейки, террористические акты, «брожение умов» сменились Февральской революцией, а затем Октябрьским переворотом и революционным террором. Советская эпоха обернулась еще большим давлением государства, тотальным господством цензуры, внедрением нормативности и «социального заказа» на всех уровнях.
Однако при всем этом литература в России долгое время оставалась той областью, где общественная мысль могла подавать хоть какие-то признаки жизни, с трудом пробиваясь сквозь препоны запретов, цензуры и навязываемых идей.
Практически каждый образованный человек в России знает фразу М. Цветаевой о том, что «Пушкин – это наше все». А лет за 30 до ее слов Ф. Достоевский в своей «пушкинской» речи произнес: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа. И пророческое. И никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после его, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин». Вся русская литература, по мнению Достоевского, вышла из Пушкина. В чем же здесь дело и что имелось в виду?