Страница 6 из 13
Однако разыскные собаки – подвид совершенно иной. Их учат чуять смерть. И, в отличие от более распространенных патрульных собак, собаки-разыскники не используются ежедневно. Мы с Вирой вступаем в игру только в случае трагедии, как сегодня.
Своих собак по обнаружению людских останков я именую «Находчиками» и даже заказал бы футболки с этой эмблемой, если б мы участвовали в турнирах по софтболу или нас приглашали на корпоративы.
Моя собачья программа начинается как игра. По сути, этот свой режим тренировок я называю «трупными играми», и всякий раз, когда мои собачата слышат от меня эти слова, хвосты у них начинают вилять и они выбегают, азартно запрыгивая в пикап, в то время как я хватаю и гружу снаряжение. Своих собак я учу ассоциировать запах смерти – разлагающейся человечьей плоти, крови и костей – с одним из их теннисных мячиков или другой любимой игрушкой.
Для этого я использую искусственные нюхательные трубки для ряда запахов: недавно умерших, разложившихся и утопленников. Пускаю в ход и свою собственную кровь, но пока вы не начали думать, что я двинутый извращенец и похож на упыря, сразу скажу, что это не так; я не вспарываю себе запястье, выплескивая четверть чашки на землю, и надвигаю сверху камень. Нет; с помощью медсестры в местной клинике я время от времени отцеживаю пузырек, почти ничего при этом не чувствуя. Многие кинологи используют свою собственную кровь для придания охоте как можно большей аутентичности, как если б она разыгрывалась в реальном мире. В этот момент мы с собаками, по сути, играем в прятки со своими запашистыми игрушками на разных территориях, при свете дня или в темени ночи, при солнечном свете или под проливным дождем. И я учу своих собак мягко похлопывать лапой или садиться, когда они устанавливают источник запаха. При такой работе прыжки вверх и вниз или копание могут уничтожить улики… Кроме того, нет никакой реальной необходимости прокалывать мяч в штрафной зоне.
В начале недели северней Полиш-Виллидж была снесена старая колбасная лавка – теперь там готовилась открыть свои двери салон-парикмахерская; торжественная церемония намечалась на весну. Бригада строителей поставила вокруг участка ограждение от соседской детворы, чтобы не порасшибались, играя среди обломков, и от ворья, чтобы не растащили строительное оборудование. А когда нынче утром пришел на работу бригадир, то заметил два предмета, которых еще накануне вечером здесь не было.
Менее поразительным из обнаруженного было то, что кто-то ночью прорубился через сетчатый забор в задней части участка – уединенной стороне, окутанной лесом и крутым оврагом. А что действительно поражало, так это летнее платье – голубое, шифоновое с кружевами, примотанное к воротам на всеобщее обозрение.
Для тех, кто был в курсе насчет Бархатного Чокера (собственно, большинство чикагцев), голубое летнее платье являлось последним, что видели три с половиной месяца назад на Кари Брокман в день ее похищения. Но и на этом беды не исчерпывались: в прошлый понедельник, после школы, отправилась в магазин за косметикой шестнадцатилетняя Бекки Грол, да так и не вернулась домой.
Ржавый родительский «Форд Сатурн», на котором Бекки ездила в тот день, нашли брошенным на стоянке шопинг-молла. Описание Бекки Грол соответствовало почерку Бархатного Чокера, что не сулило ничего хорошего и для пропавшей Кари Брокман.
Бригадир строителей немедленно вызвал полицию. Через час из ЧУПа позвонили мне, и мы с Вирой помчались на всех парах.
Мы сидели на бордюре рядом с моим пикапом – восьмилетним «Ф-150» со спецкузовом для собак и полным приводом, чтобы можно было въезжать и выезжать из самых безумных мест, в которых нам приходилось шастать. Я легонько дернул Виру за хвост, а когда она посмотрела в мою сторону, почесал ее за ушами и начал повторять:
– Вира хорошая девочка.
Честно говоря, поведение моей юной воспитанницы ошарашивало. К тому месту, где было спрятано тело Кари, Вира подбежала едва ли не бегом, а затем, не считая своего минутного приступа дрожи (вероятно, от осознания, что на этот раз запах исходит не от теннисного мяча), начала общаться со мной своей сидячей позой и похлопываньем по земле, давая понять, что это определенно то самое место. Мы сидели у обочины и ждали, не захотят ли вдруг следователи сделать кратчайшее в мире заявление о том, что моя новоиспеченная находчица обнаружила первое в своей жизни тело за поразительные две минуты – просто рекорд!
Впрочем, можно было особо и не удивляться. Забрав Виру к себе, я через неделю-другую взял ее вместе с остальной своей бандой на показ новичкам в Шаумбурге. При проходе некоторых основных команд, нужных собаководам, я переключался между Мэгги Мэй и Дельтой. Сью стоял вблизи и взирал на аудиторию и животных с видом суперагента – не хватало только смокинга и темных очков. В то время как Мэгги и Дельта исполняли ряд команд – «рядом», «сидеть», «лежать», «ждать», – по помещению поплыли смешки. Я машинально провел рукавом по носу – не пристала ли там какая-нибудь бяка (слава богу, нет); но когда Мэгги начала показывать навыки переворота на спину, веселье в аудитории стало еще явственней. Я обернулся – и, конечно же, увидел, как там потешно переворачивается Вира. Ясно, что за моей спиной она в точности повторяла команды, которые выполняли Мэгги и Дельта.
– Похоже, у нас тут отсебятина, – сказал я классу, а к Вире наклонился, ласково потрепал и дал вкусняшку. – Молодец, Вира. – В тот момент я еще даже не начинал с ней работать, давая время освоиться в новой семье. – Просто супер.
Вира сердито гавкнула.
– Фу, – сказал я, рассеянно почесывая ей шею.
В середине дня я вел занятие по дрессуре в Баффало-Гроув, еще не располагая списком тех, кто уже проплатил, и тех, кто только зарегистрировался и еще не внес оплату. Все эти вопросы как-то смыло из-за спешки: сразу после звонка из полиции мы с Вирой запрыгнули в мой пикап – и вот теперь предстояло тащить задницу обратно в мой дом в крохотном местечке Лансинг, а оттуда выдвигаться обратно в Баффало-Гроув. Я мысленно прикидывал, какой маршрут быстрее.
Вира глухо зарычала. Я очнулся от своих внутренних экзерсисов и поднял глаза. Невдалеке стояли пять полицейских авто, пара машин с обычными номерами и «Скорая». Вскоре, похоже, должны были пронести тело Кари Брокман в черном мешке. На другой стороне улицы собралась небольшая толпа, сдерживаемая полицейским кордоном, и именно это сборище, казалось, было средоточием растущей встревоженности Виры.
– В чем дело, девочка? – спросил я, не вполне понимая, что происходит. Внимание людей на другой стороне улицы теперь было приковано к нам.
Рычание собаки стало прерывистым.
– Вира, я что-то упускаю?
Она посмотрела на меня долгим вопросительным взглядом, после чего снова обратилась на толпу зевак. Поднялась с тротуара во весь рост; тело ее напряглось, шерсть на загривке вздыбилась. Теперь она непрерывно лаяла на людское сборище.
Я снова посмотрел на толпу, выискивая движение, которое, черт возьми, ее так всполошило. И тут, вырвав у меня из рук поводок, Вира пушечным ядром прянула через улицу. Толпа разделилась пополам; Красное море из пешеходов раздалось в попытке укрыться от взбесившегося пса, упруго прущего вперед. Однако внимание Виры было сосредоточено на одном конкретном объекте – парне в темных джинсах и синей джинсовой рубашке, который споткнулся о собственные ноги и вскинул руку, когда Вира прыгнула к его горлу.
– Вира, фу! Стоять! – рявкнул я, бросаясь через улицу. Одной рукой ухватился за поводок, другой – за ошейник, пятясь назад в отчаянной попытке вытащить Виру из кровавой свары. С огороженной площадки высыпали санитары и понеслись ко мне и мимо, для оказания первой помощи бедняге, что корчился на тротуаре в наплывающей луже собственной крови.
По-медвежьи стиснув свою псину, я пятился к пикапу, превозмогая ужас, свидетелем которого сейчас стал.