Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 50



Выслушав меня, окончательно раскисшую от жалости к самой себе, Света произнесла задумчиво:

- Ну… хорошо, что ты, по крайней мере, узнала об этом сейчас… Кто ж знал, что он так…

Я всхлипнула и снова зашлась в рыданиях:

- Что хорошего? Он же говорил, что любит!

- Да мало ли что они все говорят, мужики эти? Нет, есть хорошие и порядочные, не отрицаю, но, видимо, Арсеньев не из их числа. Ты ведь сразу его почувствовала, ещё и меня отговаривала: «Что ты в нём нашла?», помнишь, когда я липла к телевизору? Но хорошо, что правда открылась сейчас, пока ваш брак был в начальной стадии, и вы ещё не успели обзавестись детьми… Тогда было бы сложнее, а так… Я, конечно, понимаю, что тебе больно, но надо пережить! 

- Света-а, - протянула я, хлюпая носом. - Ты не понимаешь… Я… я беременна…

Она открыла рот, но ничего не смогла произнести, лишь беззвучно хватала воздух, словно боясь задохнуться. Понаблюдав за её реакцией некоторое время, я опустила голову, насухо вытерла глаза и направилась к плите:

- Чай будешь?

Чайник вскипел, а мы так и не обменялись ни единым словом. Наконец, сделав глоток горячего напитка и сморщившись, Света прошептала:

- И ты всё равно намерена разводиться?

- Да.

- А он знает?

- Нет. И не узнает. Это осложнит процесс, а я не хочу оставаться с ним.

Она больше ничего не сказала, а я грозно предупредила:

- Только не вздумай говорить ему об этом! 

- Нет, что ты, - пробормотала она, крепко о чём-то задумавшись.

Едва я проводила подругу, раздался звонок. Я подумала, что это Света что-то забыла, поэтому тут же дверь распахнула, но там стоял Арсеньев, опершись рукой о дверной косяк.

- Ты? Что тебе нужно? Как ты меня нашёл?

- Не важно. Пустишь?

Я раздумывала пару мгновений, а потом посторонилась. Мне хотелось побыть с ним ещё немного, ведь кто теперь знает, когда мы увидимся вновь. 

Он несмело прошёл на кухню, сел за стол и положил перед собой руки.

- Ну? – поторопила я.

Мой внешний вид оставлял желать лучшего, и, поймав на себе оценивающий взгляд пока ещё мужа, я невольно поёжилась.

- Ты будешь говорить или нет? Зачем ты пришёл?

- Ты не передумала? – с места в карьер начал он.

- Нет, с чего вдруг? – горько хмыкнула в ответ.

- Жень, но ведь глупо вот так вот рубить…

- Глупо? – перебила я, скрестив на груди руки и глядя на него в упор. - Ага, то есть, то, что совершил ты, это промашка, осечка, а вот я веду себя глупо? Ну правильно, настоящие жёны ведь садятся рядом, чтобы вытирать муженьку сопли, и приговаривают: «Ну ничего, бывает. Поехали дальше!». А я ведь фальшивка. Забыл, с чего всё началось? При таком раскладе стоило бы отдавать себе отчёт, что ничего хорошего не выйдет.

- Вот именно, - вдруг произнёс он. - Мы заключили договор, и, если ты помнишь, по его условиям ты обязана быть моей женой до какого года? Напомнить?

- Это что? Ты хочешь силой заставить меня остаться? Не получится! Я найму хорошего юриста и всё равно добьюсь развода. Мало того, твой «проект» получит огласку! Оно тебе надо?

- Женя, пожалуйста! Ну давай всё нормально обсудим, давай не будем рубить с плеча! Ну прости меня, я… - он вскочил и плюхнулся передо мной на колени. Меня это тронуло, правда. Слёзы снова застыли в глазах, а проснувшаяся надежда заставляла сердце стучать в тысячу раз быстрее. - Женя, я люблю тебя! Ты мне нужна, ты! Я обещаю, никогда больше! Ну не знаю я, что на меня нашло!

- Веский аргумент, - несмотря на всё, что творилось в душе, грубо отрезала я, обойдя его и усевшись за стол с другой стороны. - Мог бы хотя бы как настоящий мужик признать свою вину, а не спирать всё на случай.

Он поднялся и молча сверлил меня взглядом. Я это чувствовала. И злилась на себя. Наверное, мне стоило промолчать тогда и дать ему шанс, ведь я всё ещё любила его. Или хотя бы ради ребёнка. А я сидела спиной к нему, чувствовала вновь появляющуюся между нами стену, ещё толще и выше предыдущей, слышала удаляющиеся шаги «пока ещё мужа» и жалела… Себя, его, ещё не родившегося, но уже обречённого на неполную семью ребёнка. И ничего не предпринимала. 

Гордость – ужасное чувство, которое нужно гасить. Нужно уметь, а если нет, то учиться однажды пойти против себя, чтобы вновь обрести счастье. Но люди… что мы творим? Сами возводим стены, отдаляясь друг от друга, сами уходим от счастья, потому что не можем простить, понять, сделать шаг навстречу. В любом конфликте, даже когда кажется, что виноват лишь один, окончательное решение принимают оба. 

И если бы я была тогда такой же мудрой, как теперь… Теперь, когда уже поздно.

Мы развелись. Первые сутки после развода я лежала в кровати, тупо уставившись в потолок, даже есть не хотелось. Света хотела прийти, но я не могла никого видеть, обещала принять её завтра. Даже о разводе ничего не сказала. А что тут сказать? «Свершилось»?

В мыслях крутились нечёткие картинки из прошлого, такого счастливого и беззаботного – и до Арсеньева, и уже с ним. А ещё я никак не могла избавиться от воспоминания того странного события, которое случилось со мной вчера перед разводом. 

Я шла в магазин и была погружена в свои мысли. Последнее время я постоянно пребывала в состоянии уныния, и, если бы не работа, то, скорее всего, просто сошла бы с ума.

И вдруг этот голос, который раздался непонятно откуда:

- Не надо. Ты совершаешь ошибку.

Я взглянула на женщину, оказавшуюся передо мной. Мой стеклянный взгляд ничего не выражал. А она, не стесняясь, посмотрела мне прямо в глаза и повторила:

- Не надо. Ты будешь жалеть.

Я застыла и пришла в себя, лишь заметив, что женщина уходит.

- Стойте! Подождите! Откуда вы знаете? Стойте!

Но она быстро села в автобус и уехала, больше не глядя в мою сторону.

Я почти не сомневалась, что это проделки Арсеньева. Но я для себя всё решила. Развод будет - и точка.

Через два дня я всё-таки набрала номер Светы, но она оказалась недоступна. Ни через час, ни через три ситуация не изменилась. И тогда я действительно начала переживать. Куда она запропастилась? Я знала, что Света осталась жить в той квартире, которую изначально снимали мы обе – до того, как... Но об этом, как и обо всём, что касалось Арсеньева, вспоминать теперь не хотелось. 

Я отправилась в эту квартиру, но дверь была заперта, а на звонки никто не выходил. Мне стало по-настоящему не по себе, ведь стрелка часов уже коснулась десяти вечера. Время, конечно, не самое позднее, но всё-таки, где она может пропадать?

В момент, когда моё волнение достигло предела, а я так и не решила, что мне следует предпринять, по-прежнему блуждая неподалёку от её дома, мой мобильный ожил, и на дисплее высветилось имя подруги.

Я немедленно ответила и услышала едва разборчивое:

- Ну и где тебя носит? Ты с Арсеньевым? 

- С чего ты взяла? Конечно нет! – возразила я, напуская на лицо гневный вид, хотя и понимала, что видеть меня сейчас Света не может. - Лучше скажи, где ты пропадаешь? Я звоню тебе целый день, топчусь теперь под твоей дверью! Что происходит?

- А-а-а, - вяло протянула она. - А я под твоей вот… тут…

- Где? – опешила я. - Жди! Сейчас приеду!

С трудом поймав такси и пообещав двойную плату за скорость (ну простите, простите меня, я правда никогда не нарушаю правила, только в экстренных, вот как сейчас, случаях!), через сорок минут я прибыла на место и действительно обнаружила под своей дверью подругу. Она сидела на полу, опустив голову на колени, и, кажется, спала.

- Это ещё что такое? – возмутилась я, тормоша её за плечо. - Подъём, барышня! Да ты…

До меня наконец-то дошло, что она пьяна, причём так, как никогда в жизни! Это я знала наверняка, потому что наша самая большая в жизни «попойка», как назвала это потом Светлана, произошла в десятом классе, когда мы отправились с ней в клуб и решили, что мы уже взрослые и нам можно всё. До глупостей вроде наркотиков, конечно, не докатились, но вот выпить… Сначала культурно чередовали тосты с танцами, чтобы алкоголь немного рассеялся в крови, затем тосты участились, а вместе с ними удвоилось и количество выпитого. После пошли напитки покрепче, и к утру, когда клуб закрывался, этот симбиоз произвёл в моей голове такое! Я с трудом отдавала себе отчёт в том, что происходит и где я нахожусь. Родители были в шоке и три дня не пускали из дома. Да я и сама бы не вышла, даже если очень бы захотела. Мне было плохо - так плохо, что, казалось, всё, что я могу теперь – только лежать и смотреть в стену. Но, как показала жизнь, боль бывает и пострашнее. И если от мигрени существуют таблетки и скоро всё забывается, то душевные раны дают о себе знать очень долго. И лекарств от них нет. 

- Я пришла…

- Вижу, - буркнула я, открывая дверь. - Давай-ка дуй в ванную и спать, - помогая ей преодолеть порог квартиры, скомандовала я.

Подруга беспомощно последовала моему наставлению, и, когда уже лежала в кровати, пробормотала, через силу открывая глаза:

- Я должна сказать… Я пришла за этим…

- Потом, всё потом. Спи!

Я выключила свет, понимая, что сейчас не время для разговоров. Мне и самой хотелось излить ей душу, а также узнать, что сподвигло Свету на этот бесшабашный поступок. Но утро вечера мудренее. К тому же я тоже почувствовала накопившуюся усталость и, выпив успокоительного, отправилась спать.