Живая вода

ПРОНСКИЙ. Пожалуй, ты прав, Сыромятный…

СЫРОМЯТНЫЙ. То-то…

ПРОНСКИЙ. Нет, ты во всём прав. Давай не будем спорить. Надо искать выход. Время уходит. Если туман оторвёт от воды, нам и самим-то не доплыть до своих.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ты командир, вот и ищи выход.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг). Я помогу! Я имею возможность помочь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Во! Ничего себе, генеральчика прихватили. Полное самообслуживание. Ещё и помощь предлагает.

ПРОНСКИЙ. Чем конкретно? Чем вы можете помочь? Может… сами убьёте своего сына?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я ваш пленник. Я есть «язык». Но я пожилой человек. Господин офицер, ваш… э-э, издевательство не место.

ПРОНСКИЙ (с тихим гневом). Слушай ты, монах!.. Будешь ещё мне указывать? Кто из нас, ты или я – загнал своего сына в гитлерюгенд? Кто – ты или я – обрядил его, как… чучело и дал в руки пулемёт? Тяжёлый пулемёт, станковый! Кто его заставил воевать? И кто теперь заставляет… совершать это изуверство?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Гитлерюгенд – плохо. Я протестовал. Я писал сыну Томасу. Но Гитлер… подонок Гитлер лишил разума мальчиков. Они имеют желание сражаться. Томас не имел желания. Вы юный господин офицер, вы чуть-чуть знать подросток, размер свой опыт. Подросток имеет очень большая страсть и малый разум. И поведение бродячий пёс, шакал. Кто не желает идти стая, тот плохой мальчик, предатель.

ПРОНСКИЙ. Ты мне ещё лекцию прочитай.

СЫРОМЯТНЫЙ. Правильно он говорит. Шпана – шакалы, загрызут, кого хочешь, если в стае. По себе знаю.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я не имел возможность быть рядом с Томас. Я был на фронт. Мать Томас – женщина трудный характер и очень молод. Она имеет возраст тридцать три лет. Она потворствовал… отдавал дух войны. Я приехал всего одна ночь встреча с Томасом. Имел желание спасти сын – Томас очень юный, не понимать. Подонок Гитлер взял разум, сделал немецкий мальчик тупой солдат.

ПРОНСКИЙ. Убедительная история, ничего не скажешь. Я даже верю, так оно и есть. Только мне-то что, легче? Или это что-то меняет?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Очень хорошо меняет. Томас можно отпустить. Он не делать зла Красная армия.

ПРОНСКИЙ (к Сыромятному). Отпустить?..

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Он имеет защита… покров…ительств Дева Мария! Я слышал её голос. Отпустить.

ПРОНСКИЙ. Это она тебе сказала. А у меня в голове другой голос…

СЫРОМЯТНЫЙ. У меня тоже. Если даже этот поросёнок сам не пойдёт докладывать, его схватят и спросят. Шакалята спросят… А он – толстый, значит, слабак и сразу вломит. Тем более, наверняка все знают, приехал папашка-генерал. Не успеем и в эту душегубку сесть, как навалятся.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господин офицер отпускает Томас, я пойду «язык» русское командование.

ПРОНСКИЙ. Допустим, ты и так пойдёшь, в любом случае.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Добрая воля показания. Имею сказать все оборона северо-восток укрепрайон. Сведений вся оборона Берлин: артиллерия, ракета ФАУ, коммуникация, резерв, склад боепитание. Томас – мой сын, поздно сын, никого нет.

ПРОНСКИЙ. Это мы уже слышали… Так говоришь, отпустить?

СЫРОМЯТНЫЙ. Что ты на меня уставился? Ты у меня спрашиваешь? Я, кажется, лейтенант, всё сказал, какие мне голоса слышатся.

ПРОНСКИЙ. Я думаю.

СЫРОМЯТНЫЙ. Думай, да только поскорей, времени в обрез.

ТОМАС (по-немецки). Мой отец! В нашем саду сейчас тоже цветут яблони? Там тоже весна?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, Томас, весна по всей Германии. И в нашем саду тоже.

ТОМАС. Я люблю весну. Будет тепло.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты запомнишь её на всю жизнь. Весна, тысяча девятьсот сорок пятый год от рождества Христа.

СЫРОМЯТНЫЙ. Надо бы заканчивать этот базар, лейтенант.

ПРОНСКИЙ (к генералу). О том, что вы приехали на этот участок обороны, командирам здешних подразделений известно?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да. Меня встречал начальник гарнизон крепость. Я имел намерений быть с сын Томас до шесть часов утра. Один ночь молиться.

ПРОНСКИЙ. Значит, вас хватятся только в шесть?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Шесть часов дадут автомобиль.

ПРОНСКИЙ. Сейчас три тридцать…

СЫРОМЯТНЫЙ. Ждать будешь, когда хватятся?

ПРОНСКИЙ (зло). Не твоё дело.

СЫРОМЯТНЫЙ. Как сказать…

ПРОНСКИЙ. Когда сядешь писать докладную… или донос своему смершовцу, не забудь указать, что я долго колебался и никак не мог принять решения. И укажи: хотел отпустить взятого в плен противника. Солдата противника, пулемётчика. Только возраст его не упоминай, а то несерьёзно будет.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант, я предупреждал… Не коли мне глаза!

ПРОНСКИЙ. Твои глаза выколешь, как раз…

ТОМАС (по-немецки). Отец, вероятно, сегодня моя мать приготовит кулич и пасхальные яйца. Ты бы хотел сейчас оказаться в нашем доме за праздничным столом?

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну, ты вынудишь меня. Я же псих, понимаешь? Я детдомовский, а значит всегда себе на уме. Мне с тобой детей не крестить.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я бы хотел, Томас… Но мне нужно уезжать. И в нашем доме теперь я буду не скоро.

ТОМАС. Ты снова уезжаешь на фронт?

ПРОНСКИЙ. Детей нам и в самом деле не крестить. А вот… резать придётся. Не будь ты сексотом, я бы смог с тобой договориться.

СЫРОМЯТНЫЙ (хватает за грудки). Слушай, ты!.. Я не сексот! Понял? Я тебя ещё ни разу не закладывал.

ТОМАС. Мой отец, ты уезжаешь на фронт?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, на фронт, на русский фронт. Я хотел сказать, к русским в плен. Так нужно. А тебя отпустят.

ПРОНСКИЙ. Это не доказательство.

СЫРОМЯТНЫЙ. Был бы ты… с умом. С соображением… Мы бы смогли договориться.

ПРОНСКИЙ. Я тебе не верю. (Поправился.) Не доверяю. И ты знаешь отчего. У меня есть основания. Припрут тебя – заложишь. Потому что хочется звезду получить.

СЫРОМЯТНЫЙ. Эх ты, лейтенант… Да если на то пошло, положил я на эту звезду! Не в звезде дело, когда касается…

ПРОНСКИЙ. И жить ты сильно хочешь.

СЫРОМЯТНЫЙ. Ну будто ты не хочешь! Будто тебе три жизни отпущено!

ПРОНСКИЙ. Всё равно не доверяю, старшина. Ком вот здесь стоит, мешает. Конец войне, скоро победа – тут можно и не считаться с каким-то лейтенантом, к тому же из чуждого класса. Кто осудит? Да никто. Забудешь от счастья через месяц, а то и раньше.

ТОМАС. Меня отпустят с фронта? Из крепости?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Нет, тебя отпустят русские, а меня возьмут с собой и увезут за реку.

ТОМАС. Не понимаю, отец. Почему ты говоришь о русских? Они стоят за рекой, далеко и только готовят наступление на нашу оборону. Поэтому на позициях затишье.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Мой Бог!.. Томас, мы попали в плен, к русским.

СЫРОМЯТНЫЙ (после паузы). Ладно, пусть будет так… Думаешь, у меня нет оснований тебе не доверять? Нет, да? У меня такие основания!.. Выслужиться хочешь? Доказать любовь к Отечеству? Хочешь. И плевать тебе на какого-то старшину. Да ты вперёд меня бумагу напишешь! И жить ты хочешь!

ПРОНСКИЙ. Знаешь, расхотелось жить. Так тошно стало…

СЫРОМЯТНЫЙ. Это уж ты не ври! Вижу, как расхотелось.

ПРОНСКИЙ (откровенно). Нет, правда, сейчас такое состояние… Мальчики кровавые в глазах.

СЫРОМЯТНЫЙ. Если бы не хотел жить – пазганул бы этого жирного поросёнка, и дело с концом. Когда человек жить не хочет, ему наплевать на всё. Ты же атеист, не веришь во всякий там ад, рай. Какая разница? А вот когда жить хочешь, тогда не всё так легко. Тем более, такого полудурка укокошить… А если тебе всё надоело, если тошно стало – давай, вперёд! Или только слова? Иди, перешагивай барьер. (Пауза.) Лейтенант? Время! Решайся! А то ни тяти, ни мамы… Давай, давай, лейтенант! Возьми мой нож, он острый, как бритва, ну?.. Решайся, лейтенант!

Пауза. Резкое затемнение. Конец первого действия.

Действие второе

Всё, как в первом акте – пауза между жизнью и смертью.

ТОМАС (после паузы). Мы попали к русским? В плен?