Посвисти для нас

Это делается для того, чтобы не только определить группу крови, но и определить время, за которое у пациента свертывается кровь при начавшемся кровотечении. Вытекающая из уха кровь собирается на длинную полоску бумаги, пока не остановится.

Заключение центральной лаборатории показало, что при наличии незначительных проблем с сердцем операция Айко Нагаяме тем не менее не противопоказана.

— Доктор!

За четыре дня до операции Эйити посетил Айко в палате. Она сидела на кровати и писала письмо. Заметив врача, она отложила бумагу и ручку.

— Мне перестали давать лекарство, — с удивлением в голосе проговорила Айко.

— А-а, — протянул Эйити, кивая с безмятежным видом. — Мы переходим на новый препарат. Поэтому прием старого лекарства прекратили.

— Новый препарат?

— Ну да. Будем использовать его после операции. Разве Курихара-сэнсэй вам не говорил?

Айко покачала головой, хотя смена препаратов, похоже, не вызвала у нее особых подозрений.

— Говорят, после операции очень пить хочется, — с улыбкой проговорила она.

— Так все говорят. Но все как-то с этим справились — смогли потерпеть. Вот и вы сможете.

— Нет, что вы! Из-за этого я не переживаю.

— Об операции беспокоетесь?

— Как только подумаю о войне… мы тогда столько пережили, что привыкли к страданиям. Так что операция на этом фоне — пустяк.

Горшков с растениями в ее палате прибавилось. Видно, она любила цветы, Эйити часто видел, как она их поливала.

— Кто-нибудь придет в больницу из вашей семьи, когда вас будут оперировать?

— У меня мужа нет, детей тоже. — Айко опять улыбнулась. — Но есть близкие подруги. Они придут.

— Понятно. Ваш муж на войне погиб?

— Да. Он служил на флоте.

«И вы с тех пор одна?» — собрался было спросить Эйити, но сдержался.

— Я хотела… — На ее лице появилось просящее выражение. — Вы не отпустите меня перед операцией из больницы часа на три?

— Отпустить? Сейчас у нас очень важный период. Вдруг вы, не дай бог, простудитесь, что тогда делать? У вас какое-то важное дело?

— Я думала до операции прибраться на могиле мужа.

Эйити взглянул на Айко с удивлением. Прибраться на могиле мужа перед операцией? Это действие казалось ему бесполезным и бессмысленным.

Наступило утро перед операцией.

В палате сестра дала Айко Нагаяме легкое снотворное, сделала инъекцию.

— Теперь не вставайте. У нас были пациенты, которые после этого, думая, что крепко держатся на ногах, вставали и падали.

Подтягивая одеяло к подбородку, Айко улыбнулась и кивнула. Скоро ей предстояло лечь на операционный стол, но она не казалась сильно взволнованной.

— Ты еще не засыпаешь? — Две подруги Айко, сидевшие у изголовья, внимательно посмотрели на нее.

— Пока нет. — Она моргала с натянутой улыбкой. — Вчера было очень забавно. Пришел анестезиолог, молодой доктор, и стал меня осматривать…

— И что?

— И с таким серьезным видом спрашивает: «Сколько вы выпиваете?»

— Я слышала, на пьющих анестезия плохо действует.

Айко кивнула:

— Вот на меня она сразу должна была подействовать… а пока нет.

— Я думаю, это не анестезия. Настоящую тебе дадут в операционной. Ты хорошо спала?

— Да… Мне приснилась школа.

Айко стала вспоминать с подругами, как они учились в женской гимназии Конан.

— Помните нашу старенькую электричку? Мы ездили вместе с мальчишками из Нады. От них потом все время пахло…

— Интересно, что со всеми стало? Все, наверное, замуж вышли, детей нарожали.

— А эти мальчишки все время за нами бегали.

— Точно. Но ничего толком сказать не могли.

— А если мы им что-то говорили, они делались красные как раки и вообще ничего не могли сказать. Такие наивные были школьники, да?

— С нынешними не сравнить. Взять моего сына. Он с девчонками может часами болтать и на родителей внимания не обращает, даже если мы рядом сидим!

— Я засыпаю.

Айко прикрыла глаза, а ее подруги, отойдя к окну, смотрели на небо. День выдался облачный, вдали едва слышно гудели машины и грузовики.

— Жаль, что она не сходила на могилу мужа. Я ей об этом сказала, — прошептала одна подружка другой.

— Мне не нравятся все эти строгости, которые они тут завели. Уж это-то могли ей позволить.

— Правда.

В коридоре послышались шаги. Сестра, которая давала Айко снотворное, вместе с другой сестрой закатила в палату кровать на колесиках.

— Ну что же, Нагаяма-сан! Едем в операционную, — сказала сестра, встав у изголовья Айко. — Расслабьтесь. Сейчас мы вас переложим на эту кровать.

Айко улыбнулась подругам:

— Скоро увидимся.

— Держись! Мы тебя подождем здесь, в палате. Тебе что-нибудь нужно?

— Ничего, — сказала Айко, но, посмотрев на стоящие на полу горшки с цветами, добавила: — Не польете мои цветы?

В операционной шумела вода. С пола смывали пыль и кровь от предыдущей операции. На стеклянном столике медсестры в голубом хирургическом блузоне и большой маской на лице тупо позвякивали скальпели и пинцеты.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — обратился к Айко уже знакомый ей анестезиолог. — Сейчас вы уснете. А когда проснетесь, операция уже закончится. — Он попросил пациентку начать считать.

— Раз. Два. Три, — бормотала Айко еле слышным вялым голосом. Она быстро погрузилась в глубокий сон.

В операционной вновь наступила тишина. Шум воды, в которой отражался свет астральных ламп, лишь подчеркивал повисшее в помещении безмолвие.

Минут через десять появились завотделением Утида, главный хирург, и два ассистента — Курихара и Эйити. На них были белые халаты, одетые поверх резиновых фартуков, и сандалии. Сестра натянула им на руки стерилизованные перчатки, и они встали в ряд перед погруженной в наркоз пациенткой.

— Ну вот, — негромко проговорил завотделением, — начинаем операцию. Все готовы?

— Тонометр, внутривенные катетеры установлены, — отрапортовал Эйити.

Сестра захватила пинцетом ватный тампон, пропитанный настойкой йода, и, не говоря ни слова, провела им по телу Айко.

— Скальпель.

Взяв в правую руку в перчатке электрический скальпель, Утида слегка наклонился вперед. Послышался свистяще-шипящий звук. Вдруг открылась полоска белого жира, и в тот же миг Эйити увидел, как струей ударила темная кровь. Громко крякнув, Курихара перехватил зажимами кровеносные сосуды, а Эйити перетянул их шелковыми нитками.

Иглу внутривенного катетера вставили в вену на ноге Айко, и по резиновой трубке в ее тело стала поступать жидкость, содержащая стимуляторы сердечной деятельности, витамины и адреналин.

— Давление?

— В порядке.

Утида уже разрезал мечевидный отросток грудины и остановил скальпель чуть левее пупочной впадины. Потом вскрыл брюшину.

— Давление, сердце?

— В норме.

Небо затянули облака. В больнице амбулаторные пациенты с утомленным выражением на лицах, как обычно, сидели в ожидании своей очереди; слышались детские голоса, плач младенцев. В палате Айко две ее подруги тихими голосами продолжали переливать из пустого в порожнее.

— И вот он стал тонуть. Этот парень из Нады…

— Он что, плавать не умел?

— Вроде не умел. Такой переполох поднялся… А он, похоже, в самом деле ее любил…

— Разве он не знал, что у Айко уже был жених?

— Кто его знает. И вообще, она почти ничего о нем не знала.

— Ну да. Ребята из Нады тогда были такие…

Она посмотрела на часы на запястье.

— Еще и двух часов не прошло.

Авторучка

Прошло полгода, как кончилась война.

Одзу вернулся в Японию, переплыв то самое черное море, которое видел сквозь сетку дождя, когда его отправили на фронт. Грязный, видавший виды грузовой транспорт был под завязку набит японскими солдатами с такими же, как у Одзу, удрученными лицами, на которых после того, как всех лишили оружия и сорвали знаки отличия с воротников, уже не осталось ни чести, ни достоинства. Изможденные солдаты сидели на палубе, обхватив руками колени.