Венера Прайм 4

XXI

В этот первый день фортуна улыбалась Фалькону. На Юпитере было так же тихо и мирно, как много лет назад, когда он вместе с Вебстером парил над равнинами северной Индии. Фалькон тренировался в управлении своим судном, пока «Кон-Тики» не стал казаться ему продолжением его собственного тела. Он не рассчитывал на такую удачу и спрашивал себя, какую цену придется за это заплатить.

День подходил к концу. Краски быстро тускнели. Его аппарат летел на запад следом за опускающимся за далекий горизонт Солнцем. (Фалькон все никак не мог привыкнуть, что до горизонта три тысячи километров.)

Солнце скрылось. Вспыхнули мириады звезд, и среди них прекрасная вечерняя звезда — Земля как напоминание о безбрежных далях, отделяющих его от родного дома. Началась первая ночь человека на Юпитере. С наступлением темноты «Кон-Тики» стал опускаться. Шар уже не нагревался солнечными лучами и потерял частицу своей подъемной силы. Фалькон не стал возмещать потерю, этот спуск входил в его планы. До незримой теперь пелены облаков оставалось около пятидесяти километров. К полуночи он достигнет ее. Облака четко рисовались на экране инфракрасного локатора.

Приборы сообщали, что в них кроме обычных водорода, гелия и аммиака огромный набор сложных соединений углерода. Химики томились в ожидании проб этой розоватой ваты. Правда автоматические зонды до этого уже ловили это вещество, но за то короткое время, пока зонды не исчезали в сокрушительных глубинах Юпитера, этим автоматам, с их компьютерными программами, не удавалось провести качественный химический анализ. То, что до сих пор удалось узнать, только разожгло аппетиты ученых. Высоко над поверхностью Юпитера обнаружились молекулы, присущие живому организму. Есть пища — так, может быть, и потребители существуют? Вопрос этот уже свыше ста лет оставался без ответа.

Инфракрасные лучи отражались облаками, но микроволновый радар доставал до поверхности планеты в четырехстах километрах внизу. Там колоссальные давление и температура, даже автоматы не могли пробиться туда невредимыми.

Через час после захода солнца он сбросил зонд. Автомат завис в более плотных слоях, сто километров ниже, посылая информацию, которая автоматически передавалась в Центр управления.

Перед самой полуночью на дежурство в Центре заступила пилот-директор Им. Она представилась Фалькону, сопроводив эту процедуру обычными шутками. А через десять минут он снова услышал ее голос, на этот раз серьезный и взволнованный:

— Говард! Включи сорок шестой канал, не пожалеешь!

Сорок шестой? Это один из каналов его зонда, который сейчас на сто двадцать пять километров ниже плавает в атмосфере, почти такой же плотной, как вода.

Сперва он услышал лишь шелест ветра. А затем на этом фоне исподволь родилась гулкая вибрация. Сильнее… сильнее… будто рокот исполинского барабана. Звук был такой низкий, что Фалькон не только слышал, но и осязал его, и частота ударов непрерывно возрастала, хотя высота тона не менялась. Вот уже какая-то почти инфразвуковая пульсация… Внезапно звук оборвался — так внезапно, что мозг не сразу воспринял тишину, память продолжала творить неуловимое эхо где-то в глубинах сознания.

Диспетчеры в Центре управления переглянулись. Это был самый необычный звук, который кто-либо из них когда-либо слышал.  Никто не мог придумать природного явления, которое могло бы его вызвать. И это не было похоже на крик животного.

Если бы Им не была отвлечена разговором с мостиком, она могла бы заметить едва сдерживаемое возбуждение на лицах двух своих диспетчеров:

 — Пошлите кого-нибудь разбудить доктора Бреннера, пожалуйста, возможно, это именно то, что он так ждал.

Звук снова донесся из динамиков, с тем же нарастанием силы и частоты ударов.

— Говард, сбрось еще один зонд, нужно запеленговать месторасположение источника звука.

Появился Олаф Бреннер, пухлый седовласый экзобиолог, он еще как следует не проснулся и летел почти неуправляемо, одновременно натягивая свитер. Им помогла ему справится с ремнями и занять место рядом.

— Что происходит? — Требовательно, даже не поблагодарив за помощь, спросил Бреннер.

— Сейчас сам услышишь.

Звук повторился вновь. Второй зонд Фалькона достиг уровня первого и включился в работу. Сравнив их пеленги, в Центре управления смогли определить где находится источник звуков и расстояние до него. — примерно в 2000 километрах от «Кон-Тики». Большое расстояние еще не означало, что источник звука был мощным, в воде звуки распространяются очень хорошо. 

Естественное предположение, что виновники — живые существа, было сразу отвергнуто главным экзобиологом.

— Я буду очень разочарован, — заявил доктор Бреннер, — если здесь не окажется ни растений, ни микроорганизмов. Но ничего похожего на животных, какими мы их себе представляем, не может быть там, где отсутствует свободный кислород. Все биохимические реакции на Юпитере должны протекать на низком энергетическом уровне. Активному существу попросту неоткуда почерпнуть силы для своих жизненных функций.

Таинственные сигналы с Юпитера продолжали поступать через определенные промежутки времени. Они записывались и анализировались. Бреннер старательно мучил компьютер, но пока не находилось никакого смысла в это ритмичном грохоте.

Бреннер устало зевнул и огляделся.

— А где этот профессиональный зануда? — спросил он, увидев пустую упряжь, в которой часто сидел Блейк Редфилд.

— Даже профессиональным разведчикам иногда приходится спать, — ответила директор.

Блейк лежал в своей крошечной каюте и беспокойно спал. Он спал по пять часов в сутки, урывками, стараясь следить за работой каждой из трех смен Центра управления полетами. Стараясь понять кто есть кто. А самый главный, мучивший его вопрос. — Была ли у Фалькона цель в облаках, которая выходила далеко за рамки заявленных целей экспедиции?

 Это вопрос, на который можно будет ответить только при анализе действий, которые он предпримет.

В своем укрытии Спарта пробудилась от грез о мести. Ее красные глаза открылись, и она провела пушистым языком по желтым зубам. Реальность возвращалась лишь постепенно.

Она слушала достаточно долго, чтобы убедиться, что прошло достаточно времени. Скоро… она знала, что пора двигаться, если она хочет предупредить Блейка. Но хотела ли она этого?

Ее красные глаза наблюдали из укрытия, как он занимался своими официозными делами, без разрешения подключался к данным, задавал грубые вопросы дежурным диспетчерам, выставлял себя назойливым занудой. Для нее его поведение было понятно. Он знал, как и она, что в миссии Кон-Тики что-то прогнило. Но в отличие от нее он не знал, что именно. Он скреб и ковырялся в струпьях, надеясь разозлить зверя и заставить его реагировать — тем самым выдав себя.

Какой-то уголек сострадания к нему все еще горел в ее мозгу. Он понятия не имел, что они просто выжидают своего часа, что он уже обречен на смерть. Усилия Блейка были опасны и бесполезны.

Она ничего ему не должна. И все же она могла предупредить его о грядущем катаклизме. Она сделала все возможное, чтобы обезглавить «свободный дух». Но как у гидры, у нее было много голов.

XXII

Примерно за час до восхода голоса из пучины смолкли, и Фалькон начал готовиться к встрече своего второго дня на Юпитере. «Кон-Тики» находился теперь всего в пяти километрах над ближайшим слоем облаков; внешнее давление поднялось до десяти атмосфер, а температура была тропической — тридцать градусов по Цельсию. Человек вполне мог бы находиться в такой среде без какого-либо снаряжения, кроме маски и баллона с подходящей дыхательной смесью.

Когда полностью рассвело, Центр управления, голосом Им сообщил:

— У нас для тебя хорошие новости, Говард. Облака под тобой становятся тоньше, через час они в твоем районе исчезнут совсем и ты будешь наблюдать их второй ярус. Он лежит ниже первого километров на двадцать.  И турбулентности пока не предвидится.