Венера Прайм 4

Она не Дилис. Она Спарта. В черном облегающем костюме она чувствует холод, только на скулах и кончике носа. Она — тень в рассветном лесу, ее короткие волосы скрыты под капюшоном костюма, только лицо открыто.

Она ждет в лесу, когда взойдет низкое солнце, придавая росистому лесу цвет октября. Запах гниющих листьев напоминает ей осень в Нью-Йорке.

Запах листьев… вот что было на Земле, чего не было ни на одной другой планете Солнечной системы. Гниль. Без гнили нет жизни. Без жизни нет гнили. Неужели это ОНИ устроили всю эту грязную жизнь, создали ее или, по крайней мере, уговорили людей жить на Венере, Марсе и Земле? На Марсе и Венере жизнь высохла, замерзла или была сварена под давлением, смыта горячим кислотным дождем или унесена холодным углекислым ветром.

Только на Земле жизнь удержалась и варилась в своей собственной мерзости.

И теперь она быстро распространяется. Гниль распространяется на планеты. Гниль распространяется к звездам.

Вся эта мерзкая похлебка — дар  Всесоздателя — так его называют пророки «свободного духа». Того, кто сейчас «ожидал в большом мире», согласно знанию — теперь она вспомнила все это; все это было закодировано в программировании Фалькона — и знание говорило, что ожидающими «пробужденных» были «живущие в облаках посланники» а пророки свободного духа были знаменосцами «пробужденных».

Они создали ее, чтобы она была Посредником. Чтобы находить «посланников» в облаках, слушать их и разговаривать с ними — радиоорганами, которые были вырезаны из нее на Марсе, говорить с ними на языке знаков, которому научили ее пророки и память о котором они неумело стерли, когда отвергли ее.

Солнце встает. Лучи света проникают в покрытый росой лес и находят бледные глаза Спарты.

Эти лжепророки из-за своих амбиций оказались слепы и не увидели того, что она действительно прониклась знанием, что оно расцвело в ней. Расцвело, созрело и в конце концов лопнуло, как фига, слишком долго висевшая на ветке. Они были слишком глупы, чтобы понять, что сделали лучше, чем думали, слишком глупы, чтобы понять, во что она превратилась. Ибо Спарта была воплощенным знанием.

Когда она не пошла по их ложному пути, они обратились против нее. Они пытались вырезать знание из ее головы, выжечь его, высосать из нее вместе с кровью ее сердца.

Она сбежала от них. Все эти годы она медленно собирала себя из разорванных и обожженных кусков плоти, которые они оставили ей. Теперь она стала тверже, холоднее, и когда ей удастся возродиться полностью, она сделает то, что нужно. То, чего требовало знание — которым была она сама.

Но сначала она убьет тех, кто пытался ее уничтожить. Не из-за враждебности. Теперь она ничего не чувствовала к ним. Да, она была вне себя от ярости, но все должно быть чище, проще. Сначала нужно устранить тех, кто ее создал, начиная с лорда Кингмана и его гостей.

Тогда у нее будет время убить узурпатора, квазичеловека, которым они намеревались заменить ее. — Фалькона. До того, как он успеет отправить в облака неверное сообщение.

Со своего наблюдательного пункта в лесу она видит фигуру, появившуюся на террасе Кингмана. Дом озарен светом восходящего солнца. Утренний туман клубится над луговой травой и папоротником.

Она задействует свой правый глаз — увеличение четкое, без искажений, лучше, чем было — Стриафан оказывает такое воздействие на мозг.

Человек на террасе — это тот, кого зовут Билл, смотрит прямо на нее, как будто знает, что она здесь. Он не может ее видеть, если только у него нет такого же телескопического зрения, как у нее.

Там, где он стоит, он выглядит легкой мишенью. К сожалению, выстрел невозможен даже из ее нарезного пистолета. На таком расстоянии даже самый быстрый компьютер в мире — тот, что у нее в мозгу, — не может предсказать, куда попадет пуля.

Выходит Кингман в охотничьей куртке и с ружьем. Он отшатывается при виде Билла, но, хотя он явно хочет избежать встречи с ним, уже слишком поздно. Она прислушивается…

— Руперт, я действительно не собирался …

Не слушая извинений, с которыми обращается к нему Билл, Кингман  спускается на росистую лужайку и идет через нее — прямо к ней.

Собак с ним нет. Он, должно быть, сегодня решил обойтись без них.

Кингман в первую очередь. Лучше взять его в лесу. Затем к дому, забирая остальных по одному. Тихо. Персонально. Выстрелами в голову.

Кингман сейчас в папоротнике. Жесткие мокрые листья осенне-коричневого папоротника вымочили саржевые брюки Кингман до колен. Временами она мельком видит его между стволами деревьев, двигающегося сквозь туман.

Она по звуку отслеживает его продвижение, и идет, чтобы перехватить его, но тут до нее доносятся другие звуки. — На грани ее повышенной чувствительности, далеко справа. Нежные шаги в медленном, замысловатом ритме. Это двое оленей медленно и легко ступают по лесу, выискивая в подлеске корм. Но кроме шагов оленей есть и другие, медленнее и тяжелее. Не животное, но двигается почти как животное. Шаги очень осторожные. Движения профессионального следопыта.

Егерь Кингмана? Нет, полчаса назад старикан отсыпался после вчерашней пьянки в своей комнате в западном крыле.

Это новый игрок.

Она определяет направление на этот звук. Так теперь слева от нее идет Кингман, продираясь сквозь мокрый кустарник, как слон, а справа неизвестный,  надо попытаться зайти сзади, чтобы посмотреть, кто это. Спарта идет через светлеющий лес со всей грацией и бдительностью, на которые только способна, и едва-едва не наталкивается на незнакомца. Человек затаился за стволом старого дуба и если бы она не знала, что он там был… Да достойный противник.

Потом он пошевелился, и она узнала его. Вьющиеся рыжие волосы, пальто из верблюжьей шерсти, перчатки из свиной кожи. — Оранжевый человек. Он чуть не убил ее на Марсе и затем на Фобосе. На Фобосе у нее был шанс убить его, но из-за какого-то ложного принципа она сдержалась, сейчас она даже не понимает из-за чего. Желание сделать все по закону? Нежелание стрелять в спину? А ведь она знала тогда, что он убил врача, который вернул ей память, и возможно  пытался убить ее родителей.

Она прижимается щекой к подушке изумрудно-зеленого мха на стволе дерева, затаив дыхание и ожидая, когда он пройдет мимо, вниз по узкому руслу ручья, забитому опавшими листьями.

Какие бы моральные принципы у нее тогда ни были, сейчас это не имеет значения.

Слышно — он остановился.

Спарта осторожно выглядывает из-за ствола. — Ничего не видно, только слышны приближающиеся шаги Кингмана.

Громкий треск пистолета оранжевого человека раскалывает утреннюю тишину. 38-й калибр без глушителя, странно — обычно он им пользуется. Слышны убегающие олени, тяжелое падение тела и удаляющиеся шаги. Она идет следом. Так, Кингман. Мертв — выстрел в голову. Если бы она могла видеть оранжевого человека, она бы застрелила его, но он уже уходит от нее в направлении дома, заслоненный слишком большим количеством стволов деревьев. Вот он вышел из леса на открытое место, даже не пытаясь спрятаться. Все гости Кингмана собрались на террасе, спокойно болтают друг с другом и смотрят на приближающегося оранжевого человека. Тот, кого зовут Билл, стоит лицом к остальным, спиной к перилам. Его поза расслаблена, высокомерна.

В течение пятнадцати секунд она прислушивается…

— Итак, Билл, вперед к Юпитеру? — Говорит Холли Сингх, ухмыляясь красными губами. — Но откуда нам знать, что Линда не окажется там раньше нас, как это было на Фобосе?

Билл не торопится с ответом. Затем он говорит:

— Вообще-то, моя дорогая, я на это рассчитываю.

Она целится и стреляет. Голова оранжевого человека раскалывается, скорее розовая, чем оранжевая.

На каждый выстрел требуется треть секунды. Только три из четырех выстрелов находят цели.

Тот, что предназначался Биллу, угодил Джеку Ноублу в живот. Третий выстрел попадает в стену дома. Следующий попадает в плечо Холли Сингх, которая уже пряталась. Скорее всего она не выживет.  К этому времени остальные уже спрятались за каменной балюстрадой и начинают отстреливаться из укрытия.

Но она уже ушла, бежит по лесу легче, чем олень.