Разрушающее напряжение

И это письмо Мак-Нилу. Через пару дней, заверил себя Грант, он передаст свое письмо, и они смогут решить, что делать дальше. Такая задержка также даст Мак-Нилу шанс самому поднять эту тему. То, что у того могли быть другие причины для колебаний, кроме простой трусости, Гранту и в голову не приходило.

Он часто задавался вопросом, как Мак-Нил проводит свое время теперь, когда у него закончилась выпивка.

 У инженера была большая библиотека микрокниг, так как он много читал, и круг его интересов был необычен.

Грант знал, что он интересуется западной философией, восточной религией, а художественную литературу читает всех видов.

 Мак-Нил  однажды упомянул, что его любимой книгой был странный роман начала двадцатого века «Юрген», и, возможно, сейчас он пытался забыть о своей судьбе, потерявшись в ее странной магии. Другие книги Мак-Нила были менее респектабельны.

 Мак-Нил с его широчайшим кругом интересов вообще был слишком тонкой и сложной натурой, недоступной пониманию Гранта. Инженер был гедонистом, делал все, что мог, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь на борту корабля, любил жизнь и отдавался  наслаждениям когда оказывался на планете, тем более что месяцами был отрезан от них. Но он отнюдь не был тем моральным слабаком, каким его считал лишенный воображения пуританин Грант.

Действительно, вначале, после удара метеорита, Мак-Нил совершенно пал духом. Когда это случилось, он находился в коридоре и взрыв произошел всего в метре от него, по другую сторону стальной стены, в отсеке жизнеобеспечения, он сразу понял всю серьезность ситуации. Его реакция была точь-в-точь такой же, как у пассажира самолета, который видит, как на высоте 9000 метров отрывается крыло: до земли осталось еще десять-пятнадцать минут, смерть неизбежна. — Паника. Отсюда и его выходка с вином.

Но как ива на ветру, он согнулся от напряжения — и тут же пришел в себя. Грант был более жестким (человеком-дубом) — и более хрупким. В этом и заключалась разница между ними.

Хотя по молчаливому согласию заведенный порядок и был восстановлен, на натянутость в отношениях Гранта и Мак-Нила это не повлияло. Оба всячески избегали друг друга и сходились только за столом. При этих встречах они держались с преувеличенной любезностью, усиленно стараясь вести себя как обычно, что ни одному из них не удавалось.

 Прошел день, потом еще один. И третий тоже.

Грант надеялся, что Мак-Нил сам заговорит о необходимости кому-то из двоих принести себя в жертву. И то, что инженер упорно не желал начать этот трудный разговор, еще больше усиливало неприязнь и презрение Гранта.

В довершение всех бед Грант страдал теперь ночными кошмарами и почти не спал.

Кошмар был постоянно один и тот же. Когда-то, еще мальчишкой, Грант, захваченный какой-нибудь интересной книгой, часто продолжал чтение в постели. Делать это приходилось, конечно, украдкой, и он, накрывшись с головой, светил себе карманным фонариком. Каждые десять минут в этом уютном гнездышке становилось нечем дышать, и мгновения, когда он высовывался, чтобы наглотаться свежего, прохладного воздуха, доставляли ему особое удовольствие.

Теперь, через тридцать лет, он расплачивался за эти невинные детские шалости. Ему снилось, что он не может выпутаться из простыней и мучительно задыхается от недостатка воздуха.

Письмо Мак-Нилу он все еще не отдал. Вообще такая манера тянуть была совершенно ему несвойственна, но он сумел убедить себя, что в данном случае она единственно правильная.

Он ведь давал Мак-Нилу возможность искупить прежнее недостойное поведение мужественным поступком. И ни разу ему не пришло в голову, что Мак-Нил может ждать подобного проявления мужества от него самого.

Когда до последнего, буквально крайнего срока оставалось только три дня, Грант впервые начал подумывать об убийстве. Он сидел после «вечерней» трапезы, с раздражением слушая, как Мак-Нил гремит в камбузе посудой.

Кому в целом свете, спросил себя Грант, нужен этот инженер? Он холост, смерть его никого не осиротит, никто по нем не заплачет. Грант же, напротив, имеет жену и троих детей, которых он умеренно любит, хотя по непонятным причинам видит от своих домочадцев лишь обязательную почтительность.

Непредубежденный судья без труда выбрал бы из двоих более достойного. Имей Мак-Нил хоть каплю порядочности, он сделал бы это и сам. А поскольку он явно не намерен ничего такого делать, он не заслуживает, чтобы с ним считались. 

 Мысль, которую Грант уже несколько дней отгонял от себя, теперь назойливо ворвалась в его сознание, и он, отдадим ему справедливость, тут же с ужасом ее отбросил.

Он был честным и благородным человеком с очень строгим кодексом поведения. И желание убить, возникающее порой даже у вроде бы нормального человека, редко приходило в его голову. Но в те дни – те немногие дни, которые ему еще оставались, — оно будет приходить все чаще и чаще.

Воздух теперь стал заметно грязнее, хотя регенератор очищающий циркулирующую атмосферу от углекислого газа работал, предотвратить медленное увеличение содержания инертных газов в воздухе было невозможно, да это не создавало пока особых трудностей для дыхания, но постоянно напоминало о предстоящей беде и лишало Гранта сна. Он не считал это большой потерей, так как бессонница избавила его от кошмаров, однако физически он чувствовал себя все хуже и хуже.

И нервы его тоже быстро сдавали, что усугублялось поведением Мак-Нила, который держался теперь с неожиданным и бесившим Гранта спокойствием. Откладывать объяснение дальше становилось уже опасно.

Достав из стола письмо, в котором оно пролежало, казалось, целую вечность, Грант помедлил еще, раздумывая, не надо ли прибавить что-нибудь к написанному. Но затем, осознав, что просто ищет новый предлог для отсрочки, он решительно двинулся к каюте Мак-Нила.

Даже один нейтрон вызывает цепную реакцию, способную вмиг погубить миллионы жизней, искалечить даже тех, кто еще не родился и уничтожить труд многих поколений. Точно так же иной раз достаточно ничтожного толчка, чтобы круто изменить образ действий и всю судьбу человека.

Гранта остановил у двери Мак-Нила совершеннейший пустяк — запах дыма, табачного дыма. Ничто не могло быть более тривиальным, — в обычной ситуации он бы этого даже не заметил. Но сейчас мысль, что этот сибаритствующий инженер транжирит на свои прихоти последние бесценные литры кислорода, привела Гранта в бешенство. 

Он был так разъярен, что в первый момент не мог двинуться с места, затем медленно скомкал в кулаке письмо. Мысль, которая сначала была незваным гостем, а затем случайным предположением, теперь наконец была принята, признана и одобрена. Мак-Нилу предоставлялась возможность равноправия, у него был шанс, но своим невероятным эгоизмом он доказал, что недостоин этого шанса. Что ж, если так — пусть себе умирает.

 Быстрота, с какой было принято это самооправдывающее решение, не обманула бы и начинающего психиатра. Именно облегчение, а не ненависть, заставило Гранта уйти прочь. Он убедил себя в том, что нет никакой необходимости совершать благородный поступок, предлагать какую-то азартную игру, которая даст им обоим равную вероятность остаться в живых.

Это был тот самый предлог, в котором он нуждался, и он ухватился за него, чтобы успокоить свою совесть. Потому что он принадлежал к людям, которые хоть и способны задумать и даже совершить убийство, но и в таких случаях остаются верны собственным представлениям о чести и морали. 

С облегченной душой Грант вернуться в свою койку и запах табачного дыма успокаивал его совесть.

Между тем Грант, уже не впервые, глубоко заблуждался насчет Мак-Нила. Последний был заядлым курильщиком, и ему даже в нормальных обстоятельствах для поддержания душевного равновесия требовался табак. Насколько же важнее это было ему сейчас. В прошлом он пытался бросить курить, но это оказалось выше его сил. 

Грант, куривший от случая к случаю и без особого удовольствия, не мог этого понять. — А  Мак-Нил удивлялся, почему Грант вообще курит, если ему это не нужно.