Страница 160 из 344
Однако на четвертой странице Карен нашла то, от чего ее сердце взорвалось праздничным фейерверком.
В отличие от иных первородных, дворяне рода Елены не требуют от своих детей излишнего хладнокровия. Легкая сентиментальность, романтизм и вера в чудеса считаются допустимыми для еленовца. Однако Карен принадлежала к дому Лайтхарт — более древнему, чем Фарвей и Лабелин, чем даже сама Блистательная Династия. Вероятно, она была самой родовитой дворянкой на всем этом ленивом побережье, и не могла позволить себе ударить в грязь лицом.
Весь день она тщательно скрывала свою радость, симулируя надменный холод. Вернула Нави «Голос Короны» со словами:
— Благодарствую, ознакомилась.
Сказала графине:
— Приношу извинения, миледи. Я проявила непристойную искренность в чувствах, этого не повторится.
Не подарив им больше ни взгляда, она ушла гулять по набережной. Ей встретилось немало господ, готовых обсудить столичные дела. Карен потренировала красноречие, усвоила ряд полезных слухов, составила картину нынешней политики двора, а еще — оживила былое умение неотразимо поднимать бровь. Неотразимо — это так, что собеседник испытывал острое желание тут же, не сходя с места, сделать ей комплимент.
Конечно, вечером в номере она не поднимала бровь и не болтала лишнего, а просто с гордым видом глядела на закат, пока эти двое неблагодарных укладывались спать.
А с рассветом Нави укатил куда-то, и Карен обронила около графини:
— Пояснения не будут лишними…
— Он сказал, что кончаются деньги. Едет в Маренго, чтобы добыть монет.
Имелся один очевидный способ добыть денег в Маренго: продать сведения о графине Нортвуд. Но Карен не сочла нужным беспокоиться. Если сама графиня верит этому юнцу, почему я должна изводить себя сомнениями?
Она гуляла весь день, а под вечер свела знакомство с одним милым чиновником министерства путей и приятно общалась с ним в беседке, поглядывая на подъездную аллею. Если Нави приедет не один, она попросит чиновника проводить ее до станции дилижансов. Но юнец вернулся в одиночестве, с удрученным — как всегда — видом. Карен окончила беседу, позволила чиновнику поцеловать ей руку и вернулась в номер.
— Карен, я добыл денег! — заявил Нави. — Целых сорок пять эфесов!
— Благодарю за сообщение.
— Я думал, ты порадуешься.
— Если вы не питаете радости, то почему должна я?
— Нет, я очень даже… Я доволен собой!
Его унылая мордашка говорила об обратном, но Карен не опустилась до спора:
— Как скажете, сударь.
Нави отдал ей сорок эфесов на хранение, оставив пять себе. Предложил ей новый выпуск «Голоса», купленный в Маренго… И тут что-то мелькнуло странное, едва уловимое. Искра самодовольства и впрямь блеснула в глазах Нави. Но связанная не с деньгами, а с «Голосом»… или, может, с самой Карен…
Интуиция — вот еще одна черта, прекрасно развитая у внуков Елены. Одни агатовцы могут соперничать с ними, а остальным родам еленовцы дадут изрядной форы.
Карен позволила Нави плотно поужинать, чтобы сытная пища усыпила его интеллект, а затем позвала на прогулку.
— Сударь, я даю вам шанс исправиться: приглашаю пройтись под ликом луны.
Он пошел, не чувствуя подвоха, не утруждаясь подозрениями. Карен поболтала немного, отвела его подальше от гостиницы, а затем выстрелила в упор:
— Сударь, зачем вы лгали нам?
— Карен, что ты… о чем…
— Вы хитры, как лис. Вы дали мне «Голос» не затем, чтобы порадовать, но чтобы отвлечь от вас. Меня волновала ваша задумчивость, вы хотели скрыть ее причины. Вы поняли, какая новость может меня отвлечь, а значит, знали и то, какие сведения я выискиваю в каждом выпуске «Голоса». Вы просчитали меня, как партию в стратемы, на пять ходов вперед!
— Я всего лишь…
— Но беда — не во мне, а в графине. Ведь вы лгали и о ней! Вы узнали ее личность первым же днем в архиве. Куда ходили после того? В тайную стражу? Это заняло бы час, а не три дня. Те двое дуэлянтов в Маренго — полагаю, вы намеренно задели их. Уже тогда старались скрыть дурное настроение, и уличная драка служила благовидным объяснением. А какова истинная причина? Что вы скрываете с первого дня в Маренго?!
— Я не могу сказать! Ты не поймешь!
Карен подняла бровь.
— Тебе не следует знать. Это слишком сложно!
Карен молчала.
— Ты не поймешь… Вычисления настолько…
Карен молчала. Как леди древнего дома Лайтхарт на суде над предавшим ее слугой.
— Прекрати! Так нельзя!..
Как молчал император, пока судьи читали приговор ее семье.
— Я уйду, если не перестанешь!
Но Нави не ушел, не хватило духу. Карен опустошила его, выжала досуха, и лишь тогда разомкнула уста:
— Прежде всего, вы начнете говорить со мной подобающе.
— Но как… я… Да, миледи.
— А теперь ответьте на мои вопросы.
Он вздохнул поглубже. Заглянул в глаза Карен с робкою надеждой на понимание.
— Вы знаете дилемму Светлой Агаты?
Она лишь пожала плечами: какой дворянин не знает!
— Пожалуйста, вспомните ее во всех деталях. Это важно.
Шел тридцать шестой год от Сошествия. Государство Праматерей, состоявшее на тот момент из двух городов (Фаунтерры и Оруэлла), столкнулось с угрозой вторжения западных кочевников. В предыдущем, тридцать пятом году, случились первые пограничные стычки. Шаваны ограбили несколько деревень, оценили высокий достаток подданных Прародителей и приняли решение захватить и разграбить города. На тот момент их сил не хватало для этого, и кочевники отступили на зиму с тем, чтобы весною, собрав орду, атаковать снова.
Прародители потратили запас времени на создание фортификаций вокруг Оруэлла и Фаунтерры. План был таков. Кочевники атакуют и наткнутся на городские стены — преграду, какой никогда прежде не встречали. Они растеряются, не видя путей для штурма, и вынужденно пойдут на переговоры. В ходе переговоров Прародители используют всю силу мудрости и убеждения, чтобы заключить мир с шаванами Степи.