Страница 38 из 104
— Нет, — снова засмеялся он. — Но с большой душевной теплотой. Вас бы встретили так раньше, но никто не знал, что вы в Буэнос-Айресе. Хорошо, что читаю иностранную прессу, ту же «Бильд». Это входит в мои обязанности. «Бильд» издается в Аргентине, здесь живет много немцев. Фотоформы привозят самолетом, печатают уже здесь. Так узнал, что вы сбежали из Германии. Ах, какой скандал случился! — Серков покрутил головой. — Управляющего клиникой уволили, комиссара полиции отстранили от должности. Идет следствие. Я думал, что вы перебрались в США или Канаду, но потом решил проверить и позвонил пограничникам. Подтвердили, что такие граждане прибыли в Буэнос-Айрес. Заодно сказали, что собирались остановиться в «Плазе». Позвонил в отель — есть такие. Вот и пришел. Не представляете, Михаил Иванович, насколько рад. Заполучить в Аргентину такого человека!
— Надеюсь, нас не будут держать в рабстве, как в Германии? — спросил я.
— Что вы! — замахал он руками. — Никакого принуждения! Захотите — практикуйте, не желаете — ваше право. Улететь можете хоть сегодня. Хотя надеюсь, на прием придете. Вас там ждет приятный сюрприз.
— Будем, — кивнул я. — Как насчет дресс-кода?
— Для мужчины — смокинг, женщины — вечернее платье. Можно взять их напрокат, так даже лучше — сшить не успеете. Я оставлю адрес.
Он вытащил из кармана визитку и черкнул несколько слов на обратной стороне.
— Заодно здесь мой телефон, — сообщил, передав мне визитку. — А вот и кофе, — Серхио принял чашку у официанта, осушил ее в два глотка и встал. — Извините, спешу. Дел много.
Он поклонился и вышел.
— Думаешь, у них найдутся вечерние платья для беременных? — спросила Вика…
Нашлись, как и смокинг. Заодно — ливрея для водителя. Нас убедили, что так нужно. Алонсо облачился в темно-синюю куртку со стоячим воротником и золотыми пуговицами. Брюки с желтыми лампасами, темно-синяя фуражка с желтым же околышем.
— Впервые после службы в армии надеваю мундир, — сказал он, глянув на себя в зеркало. — А что, красивый. Как у генерала. Аксельбантов только не хватает, — улыбнулся он.
Вечером 31 марта мы подъехали к «Розовому дому», так переводится Каса Росада. Возле него наблюдалась очередь из представительских авто. Мы дождались своей, Алонсо подкатил к входу, выскочил и открыл нам дверцу «кадиллака». Я выбрался первым и помог Вике. Она взяла меня под руку, и мы направились к дверям по пути миновав караул из гвардейцев. За порогом я предъявил служителю пригласительные, он их рассмотрел и вернул, указав на широкую мраморную лестницу — дескать туда.
Прием приходил в Белом зале. Мы вошли в него и остановились в нерешительности. Зал был полон людьми, они перемещались по нему, здоровались, разговаривали — словом, приятно проводили время. Мы же здесь чужие, никого не знаем. По-испански — ни бельмеса. Внезапно от толпы гостей отделилась и направилась к нам молодая женщина. На ней было белое платье с подолом до щиколоток, выгодно подчеркивающее стройную фигуру, и такого же цвета перчатки до плеч. Обута в туфельки на каблуке. На шее — нитка жемчуга, им же украшена прихотливая прическа. Я узнал в ней Анну — пациентку, которую исцелил от слепоты в Минске.
— Добрый вечер, сеньор Мурашко! — сказала она, подойдя ближе. — Или уже Родригес?
— Как будет угодно сеньорите, — поклонился я.
— Тогда Родригес. Познакомьте меня с вашей спутницей.
— Мария Гомес, моя жена.
— Добрый вечер, сеньорита! — сказала Вика по-английски. Его она знает неважно, но достаточно для короткого разговора.
— Рада приветствовать вас, Мария, — отозвалась бывшая пациентка. — Меня зовут Зулема Мария Ева Менем. Можно просто Зулема.
Хм! А как же Анна? Этим именем она представлялась в Минске. Вот ведь конспираторы! Если правильно понял, перед нами дочь президента. Вот почему нам выдали аргентинские паспорта.
— Вы красивы, сеньора Мария, — сказала Зулема. — Не удивительно, что муж вас так любит. Я это поняла еще в Минске. Идемте, познакомлю вас с гостями.
И мы пошли. Я пожимал руки, говорил «очень приятно» по-испански (несколько нужных фраз прочел в путеводителе), и Зулема тащила нас дальше. Энергия из девушки просто фонтанировала. Гостям она представляла меня знаменитым целителем, чей дар признан в Германии. Упоминание этой страны производило впечатление, на меня смотрели с уважением. Передо мной, как в кино, мелькали лица, смокинги, мундиры, вечерние платья и украшения на шеях и в прическах женщин. Зарябило в глазах. К счастью, объявили выход президента.
Карлос Менем вошел в зал быстрой, пружинистой походкой. Смуглое лицо, бело-голубая лента через плечо. Невысок, но строен. Кого-то он мне напоминал. Присмотревшись, понял — Хулио Иглесиаса. Хотя Менем вовсе не испанец, родился в семье сирийских эмигрантов-мусульман. В юности перешел в католичество. Это я узнал от Алонсо. К президенту мой водитель относился с уважением, часть которого перенес на нас с Викой, когда узнал о приглашении на прием.
— О! Это большая честь, сеньор, — сказал, поклонившись. — Я счастлив, что вожу таких людей.
Между тем прием шел своим чередом. Менем толкнул речь, из которой я не понял ни слова, затем вышел священник в кардинальском облачении, прочитал короткую молитву и благословил народ на пасхальную трапезу. Народ отправился вкушать, ну, и мы с остальными. Столы накрыли а-ля фуршет, было много мяса, разнообразных закусок и фруктов. Мы с Викой дегустировали блюда, благо, не препятствовали. Зулема нас оставила, убежав по своим делам. Так что ели. Периодически застолье прерывалось тостами, мы с Викой поднимали бокалы вместе с остальными и делали по глотку. Я — большой, жена — крохотный. Она больше налегала на закуски. Застолье подходило к концу, когда к нам подошел Серков. Ранее я его в зале не наблюдал.
— Ненадолго заберу вашего мужа, Виктория Петровна, — сказал, поздоровавшись. — Его хочет видеть один человек. Не скучайте, мы быстро.