Страница 2 из 104
Шух, шух, шух, шух… Лыжи легко скользят по мягкому снежку. В середине января 1991 года в Минске установилась настоящая зимняя погода. Мороз да солнце… Перед этим две недели было пасмурно, температура держалась около нуля. Выпавший в декабре снег слежался и напитался влагой — ходить по такому удовольствие малое. Накануне Крещения ударили морозы, и посыпался снежок — мягкий и пушистый. Он припорошил деревья и кусты парка, превратив их в зимнюю сказку. Рассекать в таком — красота. Да еще солнышко выглянуло. Хорошо просмоленные лыжи идут ходко. Монотонная работа рук и ног не мешает думать и вспоминать.
Со времени моего похищения бандюками минуло два насыщенных событиями месяца. Расскажу по порядку. Ну, во-первых, никто не связал смерть троих зэков в придорожном лесу близ Минска с целителем Мурашко. На меня никто не вышел и вопросов не задавал, хотя опасения были. Пронесло. А потом стало не до этого — затянула работа. Эксперимент с чернобыльскими детьми переформатировал мое целительство. На успешный результат обратили внимание в Министерстве здравоохранения республики. Для начала туда вызвали главного врача областной клиники, а потом пригласили меня. Состоялся непростой разговор с министром. Тот желал расширить практику, я не возражал, но выдвигал условия. После долгих споров ударили по рукам, и министр собрал в своем кабинете совещание в узком кругу. Он, я, главные врачи Минских областных взрослой и детской клиник плюс директор НИИ радиационной медицины в Аксаковщине под Минском. Институт после аварии на ЧАЭС специализировался на лечении заболеваний щитовидной железы.
— Значит так, товарищи, — начал совещание министр. — Как вам известно, в Минской областной клинике в Боровлянах уже несколько месяцев практикует наш известный целитель Михаил Иванович Мурашко, — он кивнул на меня. — До недавних пор специализировался на лечении детей с ДЦП. Добился колоссальных успехов. Это не фигура речи — счет исцеленных детей пошел на тысячи. Но с недавних пор Михаил Иванович занялся онкологией. У Семена Яковлевича, — взгляд на главного врача областной больницы, — есть отделение, где лечат пострадавших от аварии на ЧАЭС детей. Михаил Иванович начал с них. Эксперимент прошел удачно. Его повторили несколько раз — результат тот же.
— Это вы серьезно? — удивился директор НИИ радиационной медицины.
— Более чем, — кивнул министр. — Три-четыре дня после биоэнергетического воздействия — и детей можно выписывать. В том числе и тех, кого ранее считали безнадежными. Результаты неоднократно перепроверены. Исцеление полное. В связи с этим возникла мысль распространить практику на другие медицинские учреждения. От онкологических заболеваний страдают все дети, а не только те, что пострадали от аварии на ЧАЭС. Михаил Иванович любезно согласился помочь, причем, подчеркну, совершенно безвозмездно. Предлагается поступить следующим образом. Онкологическое отделение из Боровлян перевести в детскую областную клинику в Минск. Вместе с персоналом, естественно. Тот обладает необходимым опытом и знаниями. Вам, Сергей Сергеевич, — министр посмотрел на главного врача детской клиники, — придется сократить прием детей с другими заболеваниями — теми, которые не угрожают жизни. Мы перераспределим их по другим учреждениям. Возражения есть?
— Нет, конечно! — поспешил тот. — А Терещенко людей отдаст?
— Разумеется, — заверил Яковлевич. — А вот отделение для больных ДЦП оставлю. Михаил Иванович будет приезжать к нам раз или два в неделю.
— Информирую, что своих больных с ДЦП мы практически исцелили, — пояснил министр. — Разумеется тех, кого можно. Остаются пациенты из других республик, но, как понимаете, это не острая проблема. Об угрозе жизни речь не идет. Онкология куда более актуальна.
Собравшиеся за столом закивали.
— НИИ радиационной медицины сохранит свою специализацию, — продолжил министр. — Дети с поражением щитовидной железы.
— Почему только дети? — насупился директор.
— Таково условие целителя. Объясните, Михаил Иванович!
— Организмы детей и взрослых реагируют на воздействие по-разному, — сказал я. — Проще говоря, чтобы исцелить взрослого понадобится день, да не факт, что получится. А детей за это время могу исцелить до двух десятков.
— Сколько?! — изумился директор НИИ.
— Вы не ослышались, — подключился Терещенко. — Подтвержденный результат.
— Потому никаких взрослых! — продолжил я. — Менять жизни двух десятков детей на одну, пусть даже близкого кому-то человека не собираюсь. Приметесь пихать блатных, развернусь и уйду. Таково мое условие.
— А еще полная секретность! — подключился министр. — Участие в исцелении больных Михаила Ивановича должно остаться тайной.
— Почему? — удивился директор НИИ.
— Потому что к нам повалят пациенты со всего СССР. Возле ваших учреждений встанут толпы. В этой ситуации Михаил Иванович откажется работать — он об этом предупредил. У него был случай, когда толпы встали у конторы, где он принимал пациентов. Случилось после публикации статьи о нем в «Советской Белоруссии». Ажиотаж еле удалось погасить. Поэтому никаких публикаций — ни в газетах, ни в журналах. Персоналу прикажите держать рот на замке. Если кто откроет — уголовное дело о нарушении врачебной тайны. Я добьюсь, чтобы его возбудили и довели до суда. За молчание будут премии — издам приказ. Разумеется, с другой формулировкой: за успехи в лечении онкологических заболеваний у детей.
— А еще добавим от моего кооператива, — подключился я. — Будем хорошо сотрудничать, не обижу.
— Удивительный вы человек, — покрутил головой директор НИИ. — В первый раз слышу, чтоб платили за право исцелять. Почему-то у других наоборот.
Я усмехнулся и развел руками.
— Что будет делать персонал? — поинтересовался главный врач детской клиники. — Если исцеляет Мурашко?