Страница 92 из 105
— Ладно, хватит вам! — оборвал разговоры Псих. — Пока это все гадалки и придумки. Когда вернусь — тогда и будут отгадки.
Обезьян подвесил фиолетовый портал и с места прыгнул в него.
На сей раз появление Психа в берлоге Гуа больше всего напоминало визит к начальству. Красавица сидела за рабочим столом и с большим интересом изучала информацию на мониторе.
Когда обезьян мягко спрыгнул на ковер, она достаточно миролюбиво произнесла:
— Ну наконец-то. А то я уже была близка к кощунственному предположению, что в тебе проснулось чувство такта, и ты больше не будешь врываться в квартиру одинокой женщины без предупреждения.
Но Псих не ответил. Он вообще не произнес ни слова, даже не поздоровался.
Он молча выложил на богатый стол красного дерева, за которым сидела куратор проекта, несколько предметов. Это были: старая алюминиевая фляжка, помутневший от времени стеклянный графин, шнурок от шторы с кисточкой, цельный грошовый веер из бананового листа. Поверх всего лег длинный меч-полуторник и обезьян, так и не произнеся ни слова, отступил на шаг от стола. Он посмотрел прямо в глаза Гуа, и взгляд его был каким угодно, только не добрым.
Гуа тоже стала серьезной. Привстав, она сгребла мелкие предметы в ящик стола, поставила меч рядом с собой и кивнула:
— Спасибо.
После этой короткой реплики ответно уставилась на обезьяна, и во взгляде ее было что угодно, кроме раскаянья.
Они смотрели в глаза друг другу, не говоря ни слова, и пауза все тянулась и тянулась.
Эту нечаянную игру проиграла Гуа — не отводя взгляда, она открыла рот и произнесла:
— И долго мы так будем друг друга взглядом давить? Псих, давай без сценических эффектов. Я тоже умею играть и в молчанку, и в гляделки, и ты это прекрасно знаешь. Если у тебя есть претензии — выкладывай. Если у тебя нет ничего, кроме неясных подозрений — выметывайся!
Псих пару секунд подумал, а потом все-таки открыл рот:
— Это ты науськала лис на нас.
Это был не вопрос, а утверждение.
— Вон оно что, — помрачнела Гуа и вскинулась обиженно. — Псих, сколько лет ты меня знаешь?
— Я тебя знал пару столетий, пока не сел. Потом не знал пару столетий, пока сидел. Люди меняются, Гуа, — мрачно ответил Псих и повторил. — Это ты науськала лис на нас.
— Я, — не стала отказываться куратор.
— Зачем? — вопрос обезьяна был очень лаконичен.
— Псих, не строй из себя дурака или ребенка, — поморщилась Гуа. — Этот вопрос мог бы задать Четвертый, но не ты. Зачем бы я стала делать это тайно, если бы у меня была возможность все вам рассказать? Все, что я могу тебе сказать — я ничего не делаю во вред вам. Все мои действия вызваны заботой об успехе проекта и ничем другим.
Псих поморщился:
— Когда кураторы начинают темнить, все они говорят одно и то же: «Я пекусь только о твоем благе и нашем успехе. Я не могу тебе ничего рассказать, но ты просто поверь мне. Просто поверь!». Иногда эта вера действительно заканчивается хорошо. Кроме тех случаев, когда она заканчивается плохо. В этой драке с лисами мы дважды были на волосок от того, чтобы проиграть.
— Но не проиграли же, — спокойно сказала Гуа. — Псих, хорошие вещи не могут стоить дешево. Серьезную прибавку к шансам на победу нельзя получить без серьезного риска.
— То есть в случае победы мы должны были получить какой-то глобальный добряк? — приподнял брови Псих. — Тогда я вынужден тебя расстроить — мы его не получили.
— Без комментариев, — отрезала Гуа. — Псих, не заставляй меня подозревать тебя в том, что ты поглупел. Мы отправляем паломничество практически без шансов на успех, отправляем в расчете на то, что вытянем вас по дороге, мы, в конце концов, играем в глобальную игру против Системы, а ты являешься ко мне и строишь из себя какую-то целочку, не подозревающую о том, какие методы используются для обмана Системы!
— Я знаю, что некоторые квесты от Системы можно получить, только если ты не подозреваешь об их существовании, — медленно проговорил Псих, размышляя вслух. — Предположим, ты выводишь нас именно на такой квест, о котором откуда-то прослышали твои яйцеголовые аналитики. А раз ты упрямо не желаешь говорить на эту тему, значит, шансы получить этот квест еще сохраняются. Звучит логично. Если конечно, ты это не придумала только что, чтобы отмазаться от подозрений в сливе.
— Да пошел ты, — с искренней обидой сказала красавица. — Тупая макака.
Но Псих как будто не слышал ее, и продолжал размышлять:
— Ладно, предположим, я готов поверить в твое темнилово, но вот поверят ли остальные — большой вопрос. А неверие в руководство и подозрения, что тебя сливают — это самое страшное, что может случиться с группой агентов. Инстинкт самосохранения-то не отключишь. В итоге из-за мощнейшего психологического давления все пересрутся, передерутся и разбегутся. Мне нужны доказательства, что, стравив нас с лисами, ты не хотела избавиться от нас.
— Псих, милый, — очень устало и очень горько сказала Гуа. — Пожалуйста, не переваливай все на меня. На мне столько всего висит, что однажды этот груз просто раздавит меня, как слон — коровью лепешку на дороге. Я понятия не имею, что ты там раскопал, а что — нет. Поэтому я не могу тебя расспрашивать и не могу рассказывать тебе сама. А одно единственное нечаянное слово может перечеркнуть всю мою работу. Давай ты сам немного поработаешь? Давай ты сам подумаешь, проанализируешь имеющуюся у тебя информацию, вычленишь странности, поймешь, можно ли из этого получить доказательства моей незлонамеренности и потом скажешь мне несколько слов, на которые я смогу ответить. А я пока кофе сварю.
Пока Гуа гремела на кухне джезвой и жестяными коробками, Псих сосредоточенно размышлял. И понял, что его смущает — Гуа зачем-то дала лисам два совершенно одинаковых по своему действию артефакта — фляжку и графин. И при этом, как проболтался старший брат, запретила выливать жидкость, если с помощью артефактов убьют кого-нибудь из паломников.
Обезьян со всей ясностью понял, что именно об этом и хочет спросить.
Или сказать.