Страница 1 из 105
Глава двадцать седьмая. Новочесноково
(в которой прекрасная дама делает паломникам предложение, от которого трудно отказаться)
Бунт начался на подходе к селу с гастрономическим названием «Новочесноково».
— Что-то меня уже достало по этой глухомани слоняться, — ворчал Жир. — Справа — тайга, слева — китайская граница. Посередине — пять идиотов. Жара дикая, я уже мокрый. Людей нет, жратвы нет, нормальных условий для ночлега — и тех нет.
— Ты-то что разворчался? — решил навести порядок в подразделении Псих. — Ты вообще-то дважды должен стойко переносить все тяготы и лишения. Во-первых, как бывший военный, хотя они бывшими не бывают, а во-вторых, — как действующий монах. Жарко ему! Да ты радуйся, что жарко, а не холодно. Монахи вообще должны спать на росе и на инее и просыпаться сияющими от счастья! А не идти, согнувшись, с кислой мордой, как будто килограмм лимонов съел.
— Тебе хорошо говорить, — хрюкнул свин. — Ты налегке идешь. А я устал. У меня скоро вмятина на плече от этого хурджина будет.
— Правильно! — подтвердил Псих. — Я иду налегке. А почему я иду налегке? Потому что я выполняю более ответственную работу. Я обеспечиваю нашу безопасность. А ты — переносишь тяжести. Кто на что учился.
— Дать бы тебе молотком по голове! — пробурчал Жир. — Идешь налегке — так хотя бы не гноби тех, кто работает. Знаешь, сколько этот хурджин весит?
— Откуда же мне знать? — искренне удивился Псих. — С тех пор, как ты к нам присоединился, я его ни разу не носил. Но точно меньше, чем раньше, до того, как вы с Тотом разделили груз пополам. И вообще — подвязывай ныть! А то ты уже в какого-то Паниковского превращаешься. Осталось только пожаловаться, что ты старый и тебя девушки не любят.
— Любят, — прокряхтел потный Жир, поднимаясь в гору. — И всегда любили. А знаешь, почему? Я тебе сейчас расскажу…
— Ну да, ну да… — захихикал Псих. — Одни про это часами рассказывают, а другим достаточно просто показать. Как говорится — вместо тысячи слов…
Свина, казалось, хватит кондрашка. Он просто побагровел от негодования:
— Да я… Да у меня… Да я тебе сейчас… — задыхаясь от гнева, бормотал он.
— Вы еще мериться начните, — посоветовал Четвертый, едущий на Драке впереди и уже поднявшийся на перевал. — У меня иногда такое впечатление, что это вам шестнадцать, а не мне. Хватит ругаться. Там село внизу. Заброшенное, но одна усадьба точно жилая. Может, и удастся сегодня переночевать под крышей.
— Село Новочесноково, — прокомментировал Псих. — Поскольку Пепкина нога здесь не ступала, баре по захолустьям не ходят, ничего, кроме названия, мы о нем не знаем. А усадьба занятная. Кто-то неслабо вложился.
Действительно, деревянная усадьба мало того что выделялась своими размерами на фоне полуразвалившихся халуп как Николай Валуев на утреннике в детском саду, так еще и укреплена была, как миниатюрная крепость.
— Ну, пойдем посмотрим, кто-кто в теремочке живет! — вздохнул Псих.
Возможность комфортной ночевки невероятно воодушевила Жира, который рвался вперед, как служебный пес, взявший след, и с перевала чуть не бегом бежал. Он же и постучал в ворота обратной стороной своих грабель.
— Иду! — послышался изнутри женский голос. — Наташка, ты? Да не тарабань, иду я!
Жир открыл было рот сказать, что никакая он не Наташка, но в это время калитка распахнулась и рот у него открылся еще больше.
На пороге стояла чрезвычайно аппетитная дамочка средних лет. Не иначе как по случаю жары, одета она была лишь в трусики и лифчик, немалые чашечки которого едва сдерживали содержимое пятого номера, выпиравшее, словно квашня из кастрюли.
— Ой! — осеклась дамочка, встретившись глазами с остекленевшим взглядом Жира. — А я думала — Наташка вернулась. Извините!
И калитка захлопнулась.
Псих посмотрел на морду свина и сказал:
— Мой милый друг, если бы мы были персонажами аниме, из обеих дырок твоего пятачка кровь била бы, как из пожарного брандспойта. Мы, слава богу, не в аниме, но я бы на ее месте калитку больше не открывал. Тебя сейчас можно снимать для обложки журнала «Сексуальные перверсии и маньячества».
— А есть такой журнал? — заинтересовался Тот.
— Ради такой обложки можно было бы и создать, — пояснил Псих. — Раскупали бы, как квас в жару.
— Заткнитесь! Оба! — велел отмерший наконец Жир и гулко сглотнул. — Какая женщина!
— Фемина! — согласно кивнул Псих. — У нее все слово в слово как в романе: «Природа одарила ее щедро. Тут было все: арбузные груди, краткий, но выразительный нос, расписные щеки, мощный затылок и необозримые зады».
— Задов мы не видели — поправил его Жир.
— И не мылься! — пресек мечтания Псих. — Мы монахи, а не многоженцы.
В это время калитка снова открылась. На пороге стояла все та же дамочка, но на сей раз в гораздо менее декольтированном виде.
— Извините, пожалуйста. Я дочь ждала… И это… Жарко сегодня. Проходите, святые отцы. Пойдемте пока на летнюю кухню — у меня там кастрюли на плите выкипают.
Внутри усадьбы было уютно и надежно — высокий частокол, бойницы, множество ухоженных строений.
На кухне все разместились на длинной скамье, пока женщина хлопотала по хозяйству.
— Благослови хлеб наш насущный, святой отец! — попросила она Четвертого, кивнул на чугунки на плите.
Юноша, сложив руки, прочитал сутру, и хозяйка благодарно кивнула: