Страница 11 из 105
Да, я совсем забыл сказал — единственным недостатком плодов Древа Роста был их внешний вид.
На блюде перед Четвертым лежал младенец. Самый натуральный новорожденный младенец, которого еще даже акушерка не обтерла. Во всем своем великолепии, так сказать. Лежал, подергивал ручками и ножками и слабо попискивал.
Именно так и выглядели все плоды Древа Роста. Это не мешало им во всем остальном оставаться обычными фруктами, вкусом напоминавшими нечто среднее между персиками и личжи.
— Что это? — повторил Четвертый.
— Это плод Древа Роста, — сухо сказал тощий. — Наш ценный подарок.
— И что я с ним должен делать?
— Съесть, разумеется, — пожал плечами тощий. — Причем затягивать не советую — употребить в пищу следует в течении двух часов. Дальше он теряет все свои свойства и никаких очков от Системы вы не получите.
Четвертый был настолько ошарашен, что даже на недолгое время забыл, что он монах.
— Вы охренели, что ли? — поинтересовался он. — Каннибалы бешенные. Уберите ЭТО. Немедленно!
— Видите ли… — сухо начал тощий, но толстый пнул его ногой под столом и перебил.
— То есть вы отказываетесь от ценного подарка? — деловым тоном спросил он.
— Да вы обезумели, людоеды свихнувшиеся…
— Да или нет? — настаивал толстый.
— Разумеется да! — вспылил монах. — Я категорически отказываюсь!
— Вот и хорошо, — успокаивающе сказал толстый. — Отказываетесь и отказываетесь, ваше право. Расписочку только напишите, мы люди подневольные, нам перед начальством отчитываться.
Он извлек из сумки бумагу и карандаш и протянул их Четвертому. Тот, отвернувшись, чтобы не видеть ЭТОГО, быстро написал расписку и протянул ее хозяевам.
— Отлично, — сказал толстый, аккуратно сложил расписку вчетверо и спрятал ее обратно в сумку. После чего вновь накрыл плод полотенцем, встал и взял в руки поднос.
— Позвольте откланяться, — сухо сказал он. — Программа приема на сегодня завершена. Завтра в программе — горячий завтрак и ваше отбытие. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — повторил тощий.
Четвертый промолчал. Он был человеком вежливым, но разговаривать с, как он считал, каннибалами, было выше его сил.
На кухню толстый и тонкий почти бежали — так велико было их нетерпение. Они так торопились, что даже не заметили, что были в помещении не одни. Третьим был Жир, который за время торжественного ужина успел незатейливо сварить картошечку в мундирах, наплевать во всю посуду и уже собирался уходить со своим ведром, но тут ворвались хозяева. Будучи застигнутым ночью на кухне, свин, по неистребимой армейской привычке, тут же спрятался в углу и накрылся ветошью.
Впрочем, как я уже сказал, хозяевам было не до него.
— Не втупил, лошара! — счастливо смеялся толстый. — А ты тоже хорош — полез что-то объяснять… Вот как надо — пиши отказ и соси лапу. Свободен! А ты — «видите ли…», «дело в том…». Тьфу! Он лох. У него на лбу большими буквами написано: «Лошара». А лохов надо стричь, потому что лохи только для этого и созданы мирозданием.
Тощий не спорил, а даже наоборот — подхихикивал.
— Он точно какой-то дикий. Где только такие дремучие люди остались? Даже не знает, как выглядит плод Древа Роста. Прикинь, от такого счастья самому отказаться. А ведь отказался, и расписку, главное, написал.
Он еще немного похихикал и задал главный вопрос:
— А что теперь с плодом делать будем?
— А угадай! — заржал толстый. — Через… — сколько там? Через полтора часа плод придет в полную и окончательную негодность. Лошара от него отказался официально и бесповоротно. Предлагаю — чтобы не допустить потери ценного кланового имущества с одной стороны и способствовать прокачке двух членов клана с другой стороны — сожрать этот плод нам с тобой!
И он залился счастливым смехом. Тонкий тоже захихикал:
— Согласен, братан! Подписываюсь!
— Только это… — продолжая смеяться, сказал толстый. — Поскольку ты чуть все не испортил, справедливо будет поделить так — две трети плода мне, а треть — тебе.
Тощий перестал хихикать.
Мгновенно.
Как отрезало.
— Не пойдет, — очень сухо сказал он. — Делим пополам. В любом другом случае я пишу докладную, что ты не сказал гостю, о том, что это не настоящий младенец, а просто фрукт.
Толстый вздохнул:
— Ладно, черт с тобой. Не прокатило. Пополам так пополам. Ну что — погнали? Приятного, типа, аппетита?
Несколько минут они сосредоточенно чавкали, причем делали это так аппетитно, что свин даже высунул пятачок из-под тряпки, пытаясь хотя бы унюхать — что же такое они едят?
В это время чавканье смолкло, и толстый сказал.
— Все. Теперь ждем, сколько Система очков отсыплет.
Ждать пришлось недолго.
— Офигеть! — сказал тощий. — Я за год на столько не прокачиваюсь. Сколько же будет, если целиком плод сожрать?
— Реально офигеть, — поддержал его толстый. — Пойдем, братан, отметим это дело. А очки уже завтра, на свежую голову распределять будем. Есть у меня бутылочка в заначке — как раз для такого случая держал.
— Отметить по любому надо, — сказал тощий. — У меня тоже найдется чем. Колотушку и блюдо для съема плодов с собой заберем?
— Да брось их здесь. Накрой, вон, фартуком и ничего с ними до утра не случится. Животные наверняка уже спят.
И хозяева вышли из кухни.
Через пару минут за ними выскочил Жир, в треволнении даже забывший на кухне ведро с вареной мелкой картошкой.
Психа он нашел на крыше сеновала. Обезьян по своему обыкновению лежал на спине, грыз соломинку и смотрел на звезды.
— Псих! — воззвал к нему запыхавшийся свин. — Псих, тут такое дело. Походу, нашего Босса жестоко кинули.
И он рассказал обо всем, что услышал на кухне.
Дослушав, Псих сел, сплюнул соломинку и хрипло сказал:
— Будем наказывать.