Страница 6 из 12
Он твердо поставил чашку на блюдце и встал. Корчак последовал за ним. Он был доволен результатами разговора. Левченко принадлежал к числу людей, не привыкших бросаться словами. Сказал – сделает.
Глава 3. Оперативные соображения
Прежде чем начать рабочий день, Левченко по обыкновению просмотрел список намеченных дел. Отыскав промежуток между строчек, он вписал слово «Кар», что, конечно же, означало «Каренин». Генерал хорошо знал, что не записанное в план дело может быть с легкостью перенесено на завтра, послезавтра, а потом и вовсе забыто. Оперативной памяти у нашего мозга маловато. Удерживать там все сразу невозможно, поэтому мозг самостоятельно избавляется от всего, что считает лишним, а мешает ему все, что заставляет напрягаться. Чтобы этого не происходило, Левченко пользовался еженедельником. Записал дело – освободил оперативную память для решения других дел.
Отложив ручку, он нажал кнопку на торце рабочего стола и коротко бросил в сторону встроенного микрофона:
– Сводки.
Дверь почти немедленно отворилась, и в кабинет вошла Ольга Волжанова, новая генеральская секретарша. У нее были длинные ноги и большая грудь, как он любил.
Скользнув взглядом по ее фигуре, Левченко показал место, куда следовало положить папку.
– Лев Николаевич… – начала Ольга.
– Слушаю? – Он поднял на нее глаза.
Ее волосы были стянуты на затылке так туго, что глаза выглядели раскосыми, а скулы выпирали в стороны. Да, она была девушкой что надо.
– Вы обещали дать ответ после праздников, – произнесла Ольга, подрагивая от переполнявшей ее решимости.
Левченко указал пальцем на дверь:
– Ступай на место. Сейчас рабочий день. Вечером поговорим.
Потоптавшись немного на своих каблуках, секретарша промаршировала к выходу. Узкая юбка не позволяла ей делать широкие шаги, зато идеально облегала ягодицы. Полюбовавшись ими, Левченко подумал, что вечером, конечно, ответит Ольге утвердительно. Нельзя упускать такую замечательную девочку. Но и ослаблять поводок тоже нельзя, не то сразу забудет о субординации, отчего их отношения лишатся главной прелести. Пусть сидит и ждет вечера. А потом ждет, когда Левченко исполнит данное ей обещание. Возможно, он действительно уйдет от жены. А может быть, и нет. Там видно будет. Совсем не обязательно заглядывать так далеко.
Выбросив из оперативной памяти Ольгу с ее ягодицами и претензиями, Левченко занялся изучением оперативных сводок, собранных из всех отделений. Примерно семьдесят процентов информации было хламом, не имеющим никакого отношения к организованной преступности: всякая бытовуха, уголовщина и психопатия. Но остальное заслуживало внимания. Если попытаться определить суть всех этих сообщений, то сводились они к одному: в городе действует некая новая, никому не известная таинственная группировка, запугивающая, пытающая и убивающая бизнесменов с целью установления повсюду своей бандитской крыши.
Остальные ОПГ оказались не готовы к такому обороту событий. Тем более что главари их – в количестве трех штук – были очень удачно убиты в один день, так что их криминальные империи остались без руководства, раздираемые междоусобицами, распрями, борьбой за власть и прочими непонятками.
Это приключилось в конце декабря, когда одни отмечали чуждое народу Рождество, а другие готовились к встрече Нового года. Первым отбыл в миры иные авторитет Самсон, вошедший в ювелирный магазин за подарками для своих многочисленных пассий: сквозь окно набросали эр-гэшек из гранатометов, вот и все дела. Самсона потом из витрин выскребали, нашпигованного золотом и бриллиантами. Не прошло и часа, как скопытился Артур Канарский, тоже взорванный, но не гранатой, а противотанковой миной, примагниченной к днищу его бронированного «мерседеса». Ну а Жорика Грека достали прямо в аэропорту, куда он примчался, чтобы улететь отсюда подальше. Таможенники взяли его с пакетиком героина, упрятали на сутки в каталажку, а там Грека зарезал какой-то невменяемый ханыга.
И не стало в городе прежних трех авторитетов, на которых, как на китах, держался криминальный мир. И вынырнула из ниоткуда новая группировка, лидера которой никто в этих краях в глаза не видывал и слыхом не слыхивал. Кто такой этот Вальтер? Откуда взялся? Каких мастей? С кем раньше ходил воровскими дорожками и топтал зоны? Ни следов, ни зацепок.
Закрыв папку, Левченко дал Ольге знать, что готов провести совещание. Начальники отделов, уже дожидавшиеся в приемной, вошли в порядке очередности и заняли привычные места за длинным приставным столом. Выслушивая рапорты и предложения, Левченко с серьезным видом кивал и делал задумчивое лицо, хотя на самом деле мысли его были далеко.
Неурочная встреча с Корчаком всколыхнула в нем целое море воспоминаний.
Они знали друг друга с детства, когда сталкивались во дворе. Поскольку Левченко был старше, он с Игнатом почти не общался, если не считать случайных подзатыльников или пенделей, которые отгребал малыш, если путался под ногами. Остальные первоклашки и второклашки терпели такое отношение безропотно, сознавая всю свою убогую незначительность в сравнении с десятилетним Львом, который уже и покуривал, и умел на стенах всякие разности рисовать, и, случалось, с почти взрослыми пацанами в футбол гонял или в картишки поигрывал. Он был сильным и развитым не по годам. Схлопотать от такого щелбан или затрещину казалось делом обычным и в общем-то справедливым.
Один Игнат так не считал.
Заметно окрепнув и вытянувшись после летних каникул, однажды он сжал руку Льва, схватившего его за шиворот, вывернул и предупредил:
– Не лезь. Получишь.
Понятное дело, Лев не отступил, да и не мог отступить, даже если бы захотел. Дело происходило на большой перемене в школьном дворе, на глазах у многочисленной аудитории. Там же, окруженные сотней или двумя зрителей, Игнат и Лев схватились впервые. Потом они дрались еще не раз и на протяжении года старший легко побеждал младшего, либо отправляя его в нокдаун, либо укладывая на лопатки. Проблема состояла в том, что Игнат Корчак отказывался признавать себя побежденным. Сбитый с ног, опрокинутый на землю, он неизменно поднимался и продолжал поединок, не обращая внимания на расквашенный нос или подбитый глаз. Нужно было отдубасить его до полусмерти, чтобы он унялся. Делать это становилось все труднее и труднее. Игнат быстро учился. Приобретая бойцовский опыт, он делался сильнее.
Кончилось тем, что Лев начал избегать встреч с Игнатом, чтобы не давать повода для очередной драки. Он никому не признавался в этом, но тем не менее старался обходить соперника десятой дорогой и не маячить у него на глазах. Что касается Игната, то он, наоборот, все активнее искал встреч с заклятым врагом и задирал его снова и снова, вызывая на бой.
Кажется, Лев перешел уже в восьмой класс, когда у них состоялся решающий поединок, в котором он не сумел одержать победу, как ни подбадривали его друзья. Игнат тоже выдохся и был способен лишь цепляться за противника, чтобы не упасть. Полноценные удары не получались ни у одного, ни у другого. Руки не слушались, норовя повиснуть, как плети. Мальчишки, сойдясь в клинче, уже не могли оторваться друг от друга и бестолково кружили на пятачке вытоптанной травы за школой.
– Ничья, – пропыхтел Лев в обращенное к нему ухо.
– Сдавайся, – пропыхтел Игнат в ответ.
– Сам сдавайся.
Вместо ответа Игнат оттолкнул Льва, намереваясь ударить его, но лишь слабо смазал кулаком по подбородку. Ответный удар был не лучше. Они сошлись в клинче опять.
– Мир, – предложил Лев. – Держи пять.
Подчиняясь импульсу, он протянул руку. Поколебавшись, Игнат пожал ее. Часть зрителей разочарованно загудела, остальные облегченно засмеялись. Это противостояние порядком надоело всем. В том числе и непримиримым врагам.
В тот день, приотстав от ватаги, Лев и Игнат впервые поговорили по-человечески. Оба неожиданно испытали взаимную симпатию и стали общаться чаще. Когда же Лев закончил школу и угодил в армию, Игнат очень скоро пошел по его стопам и – о удача! – попал в часть, где Лев остался на сверхсрочную службу.