Страница 4 из 16
Однако от прозы к поэзии.
Владимир Даль всю жизнь собирал слова, объяснял их, составлял словари, – огромного значения подвиг! Пушкинский лексикон скрупулезно подсчитан, он составляет 20 тысяч слов (половина далевского словаря!), да не просто выстроенных по алфавиту и объясненных. Он из них творил феерической красоты творения, гармоничные, веселые и трагические, философски-осмысленные и простодушные. От "Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!" до "Восстань, пророк, и виждь, и внемли…"
Он мог отлить чеканную формулу:
"О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг!
И случай, бог изобретатель", – и она будет жить в веках, неизменна и многозначна.
А мог посмеяться над недалеким читателем, который к морозам ждет рифмы розы, – ну и на, возьми ее скорей!
Перебирать его стихи невероятное наслаждение, а в сопоставлении с письмами – двойное. Потому что начинаешь понимать, вот это "Я помню чудное мгновенье", – вовсе не о совершенстве объекта обожания, а о поэтическом воображении, самообмане, полете фантазии.
О любви – вот это: "Я вас любил безмолвно, безнадежно, то ревностью, то робостью томим…"
Впрочем, это разговор бесконечный. Пушкин работал, как вол, прочитывал не только то, что писалось на русском. Он следил за тем, что творится на литературной ниве во всем мире, он в своих произведениях откликался, полемизировал с Байроном, Вальтер Скоттом, Мериме, Мицкевичем. Он был профессионалом самой высокой пробы, сумевшим выразить Время, себя, прозреть, предвидеть будущие процессы. Вы будете смеяться, но в иронической эпиграмме Пушкина о насекомых заложено зерно и поэзии Заболоцкого, и прозы Пелевина.
Ах, его надо читать вдумчиво, влюблено, пристально – и тогда он открывается; замыленность вашего взгляда – ваша беда, а не Александра Сергеевича, который всегда проникновенно чуток к действительности и не лжив.
Опять вспомню "Пиковую даму", где он нагнал и призраков для любителей фэнтези, и романтических страстей, а между строк отчетливо прописал, что старуху беспощадно обворовывали все, кому не лень, а воспитанница ее благополучно вышла замуж за сына разбогатевшего управляющего. Три яруса – и многоплановая картина бытия. Каждый прочитывает ровно то, что ему по силам, ну а коли не по силам – судит по горизонтали, а не по объемной картине. Судит по себе.
Пушкин, как бы его не оценивал Маяковский и все последующие новаторы формы, никогда не был адептом стандартов. В поэмах, романе в стихах, публицистических виршах или лирических он был необыкновенно разнообразен. "Вакхическая песнь" или "Признание", "Зимняя дорога" или рой язвительных эпиграмм всегда радуют разнообразием ритмического построения, индивидуальной мелодикой. Стихи могут быть многословными, пафосными – и предельно краткими, разящими наповал. Да что тут говорить, просто откройте том Пушкина, хоть прозы, хоть поэзии, и проверьте себя, на что вы годитесь. И если он вам не поддался пока – мне вас жаль. Это приговор не Александру Сергеевичу, а вам.
Хотя… может быть вы не настолько безнадежны, время еще есть. Вот только не надо ногами по самому святому. Воздержитесь. Ваша уверенность в превосходстве над ним огорчительна.
3. «Альтист Данилов» – мой любимый демон
Мне нет нужды перечитывать этот роман, чтобы вспомнить все перипетии судьбы великого музыканта, я его помню почти наизусть. Но невозможно отказаться при самом малейшем поводе вновь погрузиться в эту прекрасную прозу, благодаря изысканной лексике, культурологической насыщенности и нежнейшим инверсиям превратившейся почти в поэзию! Читать с любого места и наслаждаться тонкой иронией, какой-то внутренней усмешкой моего любимого героя по поводу окружающего мира, повелителей и суетливых подчиненных, тех, кто вдохновенно парит, или тех, кто пытается хватать за ноги воспаривших. Именно поэтому я не могу его цитировать. Какой смысл вырывать отдельные фразы, если красота эта вьется солнечно и неостановимо, и когда про любовь, и когда про музыку, и когда про застолья у друзей Муравлевых, и про демонов, про купание в грозовых молниях… Это надо все читать, не останавливаясь, не откладывая томик ни при каких обстоятельствах!
Роман Владимира Орлова, опубликованный в 1980 году в "Новом мире", был сразу и категорически воспринят как повествование о нашем реальном бытовании, о нас. Термин "фэнтези" еще не был так широко распространен и представлен, да и сейчас разве могу я этим определением унизить "Мастера и Маргариту" Булгакова или "Альтиста Данилова" Орлова, о котором собираюсь рассказывать? Ни в коем случае! Гениальные творения никогда не укладываются в узкие жанровые рамки; даже при изначальном намерении писателя как-то чему-то соответствовать, они непременно выльются в нечто несообразное… Как "Мертвые души" – в поэму, а "Евгений Онегин" – в роман.
Мы, доперестроечные читатели 80-х, уже хорошо считывали писательские метафоры Орлова о высшем суде, единогласный приговор которого отменяется одним закадровым голосом: "Повременить". О ссылке неугодного из Высших Сфер на Землю. О том, что гения можно приписать к останкинским домовым. О доносах, которые могут стереть до полного исчезновения хоть домового, хоть человека, хоть демона. И о том, что в этих реалиях можно счастливо жить, вдохновенно творить, влюбляться, вызывать на дуэль вопреки всем запретам – и побеждать. О том, что, будучи …опекуном бывшей жены, можно в небесных сферах кувыркаться с прекрасной демоншей Анастасией, летать к прелестной Химеко на остров Хонсю, а потом безоглядно влюбиться в сероглазую земную женщину Наташу.
Прошло сорок лет со дня публикации, а я и сейчас доверчиво к писательской фантазии и с улыбкой читаю, как альтист Данилов, демон на договоре, мечется, успевая заплатить за квартиру, сдать брюки в химчистку, попасть на репетицию, встретиться с надоевшей Клавдией… И кажутся совершенно сказочными в этом метании все подробности того, советского быта, те люди, с которыми мой любимый герой конфликтует или солидаризируется. А Небесная Канцелярия волей усмешливого автора превращается в бюрократическое заведение, осмысленность действий которого вызывает сомнения даже у самих его служителей!
Я решила было полистать роман, чтобы освежить в памяти его музыкальные пассажи – и утонула в нем надолго! Да, в нем главенствующая среда – не советская действительность и не Высшие сферы, а Музыка! Она царит в умах, движет сюжет, трансформирует саму демонскую сущность Данилова: от рядового исполнителя опер и балетов в оркестровой яме, до солирующего музыканта новаторской симфонии, а далее – и Сочинителя необыкновенной внутренней музыки, приводящей в недоумение и трепет не только землян, но и Небесную Канцелярию.
Никогда и ни в одной другой книге я не встречала такого изобилия звучащих страниц, не случалось со мной чтения до слуховых галлюцинаций! Кощунственно так говорить, но у меня вдруг даже вызвал некоторое сочувствие скрипач Земский со своей теорией "тишизма", растерзавший скрипку Альбани, на которой Данилов так гениально исполнил сольную партию альта в симфонии Переслегина. Да и сам Данилов после своей игры тайком проверял положение пластины на браслете: он играл в демоническом состоянии или в человеческом? И блаженно успокаивался: да-да, в человеческом достиг он таких высот в исполнении и понимании земной музыки. Обыкновенный земной гений, которого во исполнение некоего Договора с Высшими силами занесло на Землю.
Кажется, и меня заносит! Хочется просмаковать все перипетии сюжета, в котором так причудливо поменялись ролями представители потустороннего мира – и вполне земные люди. У лектора Кудасова обнаруживается удивительная способность чуять запахи изысканных блюд – и являться непрошенным гостем в любой дом, (сразу вспоминается чудесный горшочек из сказки!) Никому не известный Переслегин пишет гениальную семичастную симфонию с сольной партией для альта – сразу делая шаг из небытия в вечность. Клавдия Петровна в своих устремлениях покорить общество и вознестись предпринимает отчаянные усилия и… становится чуть ли не главной героиней романа!