Синдром отмены

***

Домывая посуду, Аня из окна кухни любовалась на заходящее за горы солнце. Да, жизнь ее была однообразной, но тем ей и нравилась — она не жаждала никаких перемен. Она была счастлива уже в этих простых мелочах — обустройстве их семейного быта, заботе о детях, в том, что Дима рядом. Больше всего она любила вечера, когда вся семья была в сборе и из гостиной доносились радостные визги детей. Основным местом для игр являлся пушистый ковер, на котором повсюду были рабросаны многочисленные игрушки дочери и сына.

Когда Аня вышла из кухни, любимая Дианкина игра «перелезть-через-папу» была в самом разгаре, а рядом с ними крутился двухлетний Андрюшка.

— Доча, ну ты совсем папу замучила, дай ему отдохнуть, — ласково пожурила Аня дочь, но сама знала, что Диме эта возня в удовольствие.

Дианка росла настоящей «папиной дочкой», и с негласного позволения отца ей было дозволено все. А Диму, казалось, совершенно не раздражало то, что в доме всегда шумно и везде разбросаны игрушки, и покоя нет, даже, когда он только пришел с работы. На радость детей, Дима всегда был готов бросить все дела, чтобы поиграть или отправиться на прогулку. И не просто для «галочки», а потому, что ему действительно было интересно проводить с ними время. Он хотел видеть, как они растут, замечать их маленькие достижения, учить чему-то новому. Младенчество Дианы он пропустил, поэтому в уходе за сыном старался принимать самое активное участие, не страшась грязных подгузников и ночных дежурств у его кроватки. Впрочем, Андрюшка был спокойным ребенком и ночами спал хорошо, позволяя родителям провести это время вдвоем. Время, когда они наслаждались не только физической, но и эмоциональной близостью. Достаточно было просто находиться рядом, держаться за руки и не нужно было лишних слов, чтобы понимать друг друга.

Вечерами Калинин любил покурить на веранде, глядя на темное южное небо. Уложив детей, Аня всегда выходила к нему, чтобы посидеть вместе в тишине, нарушаемой лишь стрекотанием цикад. Вот и в этот раз, прикрыв дверь в дом, она тихо опустилась на подлокотник его кресла. Ловким движением Дима тут же пересадил ее к себе на колени, крепко обнял и поцеловал в обнаженное плечо.

Аня протянула руку к его лицу, прижала ладонь к колючей щеке.

— Я. Тебя. Люблю, — только и смогла произнести, понимая, что всех слов на свете не хватит, чтобы выразить ее чувства. И вдруг, поддавшись минутному порыву, задала вопрос, на который долго не решалась: — Дим, ты не жалеешь, что уехал из Москвы?

Он покачал головой.

— Нет.

Она почти физически ощущала на себе его пристальный, изучающий взгляд, и уже пожалела, что задала этот вопрос. Не стоило, наверно, бередить старые раны.

— А по работе в полиции не скучаешь? — все же снова спросила, опустив глаза. Она до сих пор чувствовала свою вину за то, что ему пришлось уволиться с любимой работы.

— Нет, не скучаю, — Дима улыбнулся. Улыбка затронула его губы, но глаза остались серьезными. — Ань, у меня в жизни теперь есть вещи поважнее.

— Это какие же? — она ласково провела пальцами по его волосам.

— Вот такие, — он притянул ее к себе и поцеловал.

Аня улыбнулась и, обвив руками его шею, прижалась теснее.

— Знаешь, а все равно ты для меня навсегда останешься майором Калининым, — едва слышно прошептала она.

Дима ничего не ответил, лишь крепче сжал ее в своих объятиях.

Каждый должен за все ответить. И каждый из них по-своему ответил за свои грехи, заплатил свою цену за счастье. Но в одном Аня была права — кем бы он ни был теперь, в душе он так и остался майором Калининым. Ведь бывших ментов, как известно, не бывает.

Конец

Конец