Страница 12 из 35
Петер целовал меня… всюду, даже в такие места, что, не завещай Господь женщинам слушаться мужа во всём, я бы не позволила. Это же… нечисто. Нет, конечно, я очень тщательно вымылась… везде, но всё равно… это слишком. А Петеру нравилось. Он довёл меня до полного исступления, а потом навалился сверху всем телом — даже странно, насколько приятно может быть, когда тебя с такой силой придавливают к кровати…
Глава 9.
То, что случилось дальше, было похоже на настоящее безумие. Такая невероятная смесь боли и наслаждения, что я на самом деле теряла связь с реальностью. Источник обоих ощущений — к слову, оглушающе сильных — находился в одном месте: в центре моего тела, там, где начинаются ноги. Теперь я наконец поняла, что это было за смутное томление, которое я ощущала, когда Петер обнимал меня (такое редко, но случалось) или смотрел этим загадочным темнеющим взглядом. Вот чего мне, оказывается, хотелось. Удивительно, что тело может испытывать подобные желания в обход сознания. Но вот сейчас, несмотря на боль, я почувствовала себя полной. Завершённой. В нужное время в нужном месте. Моё тонкое хрупкое тело, если можно так выразиться, пело от счастья, лежа распластанным под большим и тяжёлым телом супруга, и даже минорные ноты боли в этой песне не были лишними — они оттеняли удовольствие, захлёстывавшее меня с головой.
Через некоторое время Петер стал двигаться судорожнее, резче, плотнее прижался ко мне там. И это усилило одновременно удовольствие и боль… а потом он замер, затих, лишь тяжело дыша в мою шею. Незаметно протекло несколько минут — или часов, мне трудно сказать точнее. Я наслаждалась этой близостью с мужем, прислушивалась к тому, как бьётся его сердце — словно в моей груди, — блаженно наполняла лёгкие его запахом. Настолько полно, насколько позволяли эти крепкие объятия.
— Больно было? — с сочувствием спросил Петер, наконец отдышавшись, приподнявшись на локтях и заглянув мне в глаза.
Он смотрел на меня с такой нежностью, что я не верила своим глазам и просто задыхалась от счастья. Промямлила:
— Немножко.
Побоялась соврать, вдруг он сам знает.
— Это только в первый раз, — пообещал муж, чем очень меня удивил.
— А потом?
— А потом… приятно будет. Ну, я надеюсь, что у меня получится… сделать тебе приятно…
— Сейчас мне тоже было приятно, хоть и больно.
Он улыбнулся снисходительно, словно в ответ на глупость, сказанную маленьким ребёнком. Пробормотал:
— Ну вот и хорошо, — и встал с постели.
Я тоже подскочила следом, стала судорожно искать одежду и тут увидела красные пятна на простыни. Изумлённо спросила у мужа:
— Так это… оттуда… кровь?
Он кивнул, прикусывая губы, чтобы не улыбаться, и ушёл в ванную.
Я поменяла постельное бельё, потом сама вымылась, облачилась в ночную сорочку и легла на кровать. Петер уже ждал меня там. Я собиралась, как обычно, укрыться своим одеялом и, отвернувшись от мужа, сделать вид, что уснула. Конечно, было ясно, как день, что после такого потрясения засыпать я буду долго, бесконечно прокручивая в голове воспоминания о том, что сейчас произошло. Но тут Петер вдруг приподнял рукой край своего одеяла в приглашающем жесте, и я, робко улыбнувшись, подползла к нему под бок. Меня обняли сильные мужские руки, я удобно уложила голову так, что шея оказалась на его плече, и внезапно очень быстро провалилась в небытие.
Утро было волшебным, словно сон, навеянный джинном. Проснувшись, я обнаружила себя в объятиях мужа, а стоило мне пошевелиться, как он открыл глаза и ласково поцеловал меня в разные части лица и шеи. Моё сердце пело, я прикрывала глаза и прикусывала щёки, чтобы не улыбаться так уж счастливо, чтобы не пугать Петера своим излишним восторгом.
— Тебе правда кажется, что я красивая? — спросила я у мужа, задумчиво глядя в зеркало, когда мы уже встали с кровати.
— Нет, — небрежно бросил он, безжалостно разбив мне сердце, а потом тут же склеил его так, что даже трещин не осталось: — Мне не кажется, это так и есть. Ты очень красивая. Женственная. Сексуальная.
Я вспыхнула, как соломинка от пожара, и закрыла лицо руками. Значение последнего слова понималось довольно смутно, но достаточно, чтобы смутиться. Петер подошёл ко мне, убрал мои руки от лица и нежно провёл тёплыми пальцами по щеке.
— С чего ты взяла, что ты некрасива? Кто тебе это внушил?
— Я худая, как палка! — начала с самого главного.
— Просто стройная, — возразил муж. — До худобы фотомоделей тебе далеко, а ведь многие считают их эталоном красоты!
— Лицо невыразительное.
— Чушь какая! Никогда не видел более выразительных глаз, чем у тебя. А глаза — это главное. Это зеркало души. И душа у тебя… добрая, чистая, прекрасная.
Ужасно, ужасно хотелось спросить, неужели мои глаза более выразительные, чем у его бывшей невесты?! Но я понимала, что нельзя.
— У меня нос с горбинкой! — выдала я наконец самое сокровенное, чего стеснялась больше всего.
— Ну и что? Да это же ерунда, пустяк. Он тебя совсем не портит, даже придаёт изюминку. Надия, ты нравишься своему мужу, очень сильно. Любые другие мнения не должны тебя волновать. Ни мамы, ни подруг, ни врагов. Понятно?
Я кивнула, обняла его за шею, прижалась к широкой груди.
— Но даже не это главное, — сказал он мягко, поглаживая меня по голове. — Ты удивительный человек, Надия, и ещё более удивительная женщина. Я таких никогда не встречал.
— Что ты имеешь в виду? — встрепенулась я.
— Ты относилась к моим поискам прежней невесты с таким пониманием, спокойствием и терпением, будто я тебе безразличен, но заботилась обо мне так, словно любишь меня. Обычно у людей всё происходит с точностью до наоборот.
Я пропустила часть его речи, уловив одно: он знает, что я его люблю! О, Господь, не позволяй ему жалеть меня! — думала я. Смешная, наивная, неопытная Надия. У меня не было совершенно никакого представления о том, как ведёт себя влюблённый мужчина. Но муж скоро восполнил этот пробел в моём воспитании.
Глава 10.
Поначалу некоторое время Петер ещё вздыхал по утраченной чести из-за того, что не смог даже увидеть свою бывшую невесту и поговорить с ней, честно объявив, что теперь станет мужем другой женщины. Но что здесь можно сделать? — успокаивала его и себя я. Она пропала, а он ведь не обязан ждать вестей от неё всю оставшуюся жизнь. Прошло катастрофическое количество времени, полтора года — даже траур по близким родственникам столько не длится. Я уверяла мужа, что если только та девушка не погибла, то с нею должно быть всё хорошо. Возможно, она попала в дом милостивого господина, который заботится о ней, насколько это уместно, и вполне вероятно, что её даже выдали замуж за какого-то приличного человека. Для женщины-рабыни найти тихий приют намного проще, чем для мужчины-раба, а ведь даже Петеру это удалось. Я тогда не знала, что в той далёкой северной стране, из которой муж был родом, девушки не хранят целомудрие до свадьбы, и потому легко допускала, что она замужем за кем-нибудь. А Петеру было невдомёк, что эти две вещи так строго связаны между собой на моей родине.
Муж стал приходить с работы пораньше, а выходные целиком проводил дома. Я готовила его любимые блюда, делала ему массаж стоп, служила ему душой и телом. То, что происходило между нами в спальне по ночам, вообще не поддаётся никакому описанию. Уже на второй раз было совсем не так больно, а на третий или четвёртый неприятные ощущения и вовсе сошли на нет. А вот удовольствие росло. И чем нежнее, внимательнее, ласковее вёл себя Петер, тем больше наслаждения я получала от нашего тайного занятия. Он научил меня таким вещам, которые прежде даже в голову не могли мне прийти. Заставил отказаться от многих убеждений о том, что чисто, а что нет. И я умирала от блаженства в его руках, а через пару месяцев вдруг обнаружила, что уже ношу ребёнка. Долго не могла сказать мужу, потому что была просто не в состоянии подобрать слова. Такое счастье разрывало мне грудь, что та отказывалась производить звуки на эту тему. Смешно: сколько я знаю бесплодных женщин? Лично — ни одной. Но тот наш разговор с Петером об обычности такой ситуации произвёл на меня очень тягостное впечатление, так что теперь было ощущение, будто я чудом избежала страшной участи. Я беременна. От любимого мужа. Разве может быть что-то прекраснее, чем это?