Страница 8 из 47
Бренна потрясла меня.
— Успокойся, Гуннар. Я дочь рыбака с Южного острова. Я могу напоить тебя под столом и по-прежнему проверять ловушки на рассвете.
— Это не бокал вина перед сном, — сказал я ей. — Алек… — она оттолкнула мою руку и сделала глоток, покачивая бровями над серебряной фляжкой.
— Хорошо. За твои похороны.
Она ахнула и поморщилась, а затем вернула фляжку Алеку.
— Для храбрости, — сказала она на древнем языке.
Алек повторил это и сделал свой собственный глоток, затем протянул фляжку мне, но я отказался.
Между ресницами Бренны и наказанием Энн и, я не знаю… каким-то странным ощущением того, что мир меняется прямо у меня под носом, напиться до несознанки не казалось блестящей идеей.
— Господи, — сказал Алек. — Это Ингрид?
— Ты знаешь Ингрид? — спросила Бренна, сияя, как пламя. — Она самая лучшая.
— Она ведьма, — сказал Алек. — Великолепная, чудовищная ведьма, и какого черта она разговаривает с этим придурком-музыкантом?
Алек ушел, не сказав больше ни слова, топая по коридору, как берсеркеры в его родословной.
— Мы должны… остановить его? — спросила Бренна, наблюдая, как подавляющее присутствие Алека отпугивает скрипача. Ингрид нахмурилась, ее глаза метали кинжалы, что было почти прелюдией для них двоих. Они найдут ближайшую рыбацкую лодку и трахнут друг друга по-дурацки.
— Можешь попытаться, но они с Ингрид преданы своей трагедийной любви
— О, — сказала она, казалось, опечаленная этим. И на секунду в моей груди что-то подпрыгнуло, ужасный всплеск ревности. И я потерял дар речи от незнакомого ужаса.
Бренна и Алек?
Какое мне дело до того, что она интересуется Алеком? Мне было все равно. Но мне было не все равно.
Она выпрямилась и посмотрела на меня.
— Ты выглядишь… хорошо, — сказала она.
Я выглядел чертовски потрясающе. Черная униформа с черной отделкой была сшита на заказ и сидела как влитая. Дополнял картину меч.
— Благодарю, — ответил я.
— Ты и вправду служишь в армии? — спросила она меня. Моргая, она смотрела на меня сквозь стекла очков. — Или это только для вида?
— Я три года служил в Крыму, — сказал я. Лучшие и худшие три года моей жизни. Там я и познакомился с Алеком. Вообще-то, спас ему жизнь. Но мы не рассказывали эту историю.
— Чушь собачья, — сказала она, и недоверие Бренны задело чуть сильнее, чем следовало. Я пожал плечами, как будто это не имело значения. У меня был патент на это пожатие плечами.
— Это дело анналов истории, — небрежно сказал я. — Зачем мне лгать?
— Зачем тебе делать половину того, что ты делаешь?
— Справедливое замечание. Я отступил назад и окинул ее взглядом сверху донизу. Вблизи Бреннп была еще красивее. Раскрасневшаяся и сияющая. От нее пахло чем-то темным и сексуальным, и это разбудило меня. Всколыхнуло мою кровь.
— Ингрид хорошо справилась. Ты потрясающе выглядишь.
Мой комплимент возымел прямо противоположный эффект, и она вдруг смутилась. Бренна провела рукой по блесткам на боку.
— Я никогда ничего такого не носила.…
Идеальное сочетание.
— Кричаще. Тебе не кажется, что оно выглядит кричаще? — Бренна ужасно рисковала, спрашивая мое мнение. Я мог бы выпотрошить ее одним взглядом. Не то чтобы я хотел, но она должна знать о риске. Она не могла продолжать ходить вокруг и транслировать всем свои сомнения.
Это было похоже на кровь в воде.
А я не мог вечно держать акул подальше.
— Ингрид знает, что делает, — сказал я. — Платье идеально.
— Ты должен это говорить, — сказала она.
— Почему? — я рассмеялся.
— Потому что мы семья? Вроде того? — Бренна не поверила своим словам, даже когда они слетели с ее губ.
— Я ничего не должен делать, — сказал я, что заставило Бренну рассмеяться, и туман сомнения вокруг нее рассеялся. Она всегда должна смеяться. Это ей шло.
Трубачи заполнили тронный зал с “Гласом Короля”, и мой отец с матерью Бренны вышли на балкон над тронами. На ней было темно-синее платье, гармонировавшее с темно-зеленой и черной униформой моего отца. Это была тонкая игра цветов нашего флага.
Толпа сошла с ума. Аплодисменты заглушили звуки труб.
Мы оба вежливо захлопали.
Бренна что-то сказала, но я не расслышал.
— Прости? — спросил я, наклоняясь, чтобы Бренна могла меня услышать. Она отшатнулась, как будто я собирался прикоснуться к ней или поцеловать то розово-кремовое место, где шея Бренны соприкасалась с плечом. Я видел, как сердце Бренны колотится в горле, и задавался вопросом, я ли причина этого или важность события. Или, может быть, наши родители там, наверху, притворяются влюбленными.
Я был удивлен тем, как сильно я хотел, чтобы это был я.
— Ты думаешь, это правда? — спросила Бренна. Труба перестала играть и остался лишь ее крик. Она покраснела, если это было возможно, еще сильнее.
— Разве это имеет значение? — спросил я.
— Ты будешь смеяться надо мной, если я скажу “да”?
— Я буду сопротивляться этому порыву. Я слышал, что мои родители любили друг друга. Что когда моя мама была жива, во дворце все было хорошо. Хорошо.
— Ты думаешь, с нашими родителями все может повториться? — спросила Бренна, не в силах, черт возьми, скрыть надежду в своем голосе.
Я пожал плечами.
— Что скажешь?
Бренна слегка поникла.
— Я думаю, моя мама хочет стать королевой.
— Конечно, а кто не хочет?
— И она больше не хочет беспокоиться о деньгах.
— Справедливо.
— И она готова на многое ради этих двух вещей.
— Значит, деловое соглашение?
— Что-то в этом роде.
Бреннп покачала головой, прикусив нижнюю губу, белоснежные зубы ярко выделялись на фоне ярко-красной помады. Мне вдруг захотелось большим пальцем вытащить эту губу из власти ее зубов. Возможно, чтобы посмотреть, такая ли она мягкая, как кажется.
Вся Бренна выглядела мягкой. И красивой. Желательно в скрытом, всепоглощающем смысле.
Я сделал шаг в сторону, подальше от тонкого шлейфа ее духов. Она даже пахла мягко.
— И что? — спросил я Бренну, выстраивая защиту. — А что тебя беспокоит в деловых отношениях? — Браки заключались и из-за меньшего. На балконе наши родители были запечатлены в том, что выглядело как честный и искренний поцелуй. — И они, кажется, хотят друг друга достаточно сильно.
— Мне не нравится мысль о том, что моя мать пострадает, — сказала она. — Ей было нелегко.
Это было все, что я мог сделать, чтобы не таращиться на нее.
— Ты боишься, что твоя мать пострадает? Она настроена на “жили долго и счастливо и умерли в один день”. Для Короля Васгара не предусмотрено развода.
— А если их отношения будут развиваться по сценарию ненависти друг к другу? — спросила она. — Если они заключат брак без любви, без уважения, тепла и заботы?
— Господи, — усмехнулся я. — Ты романтик.
— Я понимаю, почему ты не романтик, — сказала она.
— Потому что это смешно?
— Потому что все знают, что тебе придется жениться на девушке с состоянием, потому что твой отец женился на моей маме.
В Крыму, когда взорвались русские минометы 2Б25, я почувствовал взрыв прямо в груди. Как удар прямо в грудную клетку, но изнутри. Мы были в километре от зоны взрыва, но в ушах у меня звенело, а из носа Алека продолжала течь кровь. Это было одно из тех орудий, которые могут причинить тебе боль, даже не прикасаясь к тебе.
Таковы были слова Бренны.
— Мне очень жаль, — сказала она с искренним ужасом на лице. — Мне не следовало этого говорить. Не знаю, почему я это сделала.
— Ты озвучила только то, что известно всем, — я пожал плечами, словно мои легкие не были зажаты в тиски.
Уходи, сказал я себе. Уходи. Оставь Бренну и ее романтичность.
Но я так плохо умел уходить. И я почувствовал, в этом темном, маленьком месте внутри меня, что она должна быть наказана, совсем немного, за то, что сказала то, что никто не произносил вслух.
Во всяком случае, мне в лицо.
— Может, тебе и не придется, — сказала она.