Страница 31 из 47
— Бренна, — сказал он, и это было все, мое имя, которое он простонал сквозь зубы. И мой затуманенный мозг наконец-то принял его, наконец-то увидел. Грудь вздымалась, каждый мускул напрягался, пот капал с кончиков волос Гуннара на мое тело. Я положила руки ему на плечи, поглаживая.
— Кончи, — сказала я. — Прошу тебя, кончи.
— Еще один для тебя, — выдохнул он, просовывая большой палец между нашими телами. И я могла бы сказать ему, что этого не произойдет. Или, по крайней мере, никогда раньше; два оргазма были невозможны. Особенно после такого, как первый? Больше я ни за что не кончу. Но его большой палец поглаживал мой клитор, а он смотрел на меня серебристыми, волчьими глазами, и это нарастало.
Напряжение в животе. Искра.
Я позволила ему заставить меня — нас обоих — вернуться в какое-то состояние, безумное и животное.
Гуннар навис надо мной, и я схватила его за запястье, поворачивая голову, чтобы укусить его за руку. Он выругался и рассмеялся.
— Я тоже, — сказал он. Он чувствовал то же самое. Как будто он едва держал себя в руках.
— Пожалуйста, — произнесла я. — Кончи.
И я знала,что он не кончит без меня, так что теперь это было похоже на вождение на безбашенной скорости. Меня чуть не столкнули с кровати. Я закинула ноги ему на плечи. Его голова склонилась к моей, где он шептал какую-то бесконечную несусветицу. А я шептала ему что-то в ответ. Мы вспотели и вытирали телами друг друга.
— Да! — вот что я сказала. — Да!
И я просто отпустила себя. Оргазм разорвался, покидая мое тело, оставляя разум чистым. И он кончил вместе со мной. И мы были вместе, и это было лучшее, что я когда-либо чувствовала в своей жизни. Легкое, первобытное чувство. Я стала просто чувством, ощущением и дикой, вышедшей из-под контроля любовью.
Мое дыхание замедлилось. Но сердце не слушалось. Я боялась, что мое сердце никогда этого не сделает.
— Ты в порядке? — спросил Гуннар через несколько секунд, когда смог говорить. Когда он отдышался, когда кожа на его груди и лице поблекла до оттенка, не напоминающего красный. Я не могла перестать прикасаться к нему, мои руки скользили от пота по его плечам и спине.
— Так хорошо.
— Да, — сказал он, улыбаясь мне. — И мне.
Так мы и лежали, улыбаясь друг другу, и пот остывал на наших телах. И эта грандиозная вещь происходила вокруг нас, и в нас, и я чувствовал, что меняюсь.
Я могла только надеяться, что он тоже изменился.
18
Тогда
Гуннар
Это не было ошибкой. Быть с Бренной казалось слишком важным, чтобы быть ошибкой. Слишком реальным в моей жизни, которая была полна мелочей и мимолетных вещей. Но это определенно было плохой идеей.
Опрометчивым поступком.
Потому что это должно было закончиться разбитым сердцем. Даже в самом лучшем из вариантов — она сядет в самолет, чтобы прожить свою жизнь вдали от меня и этого королевства, в то время как я женюсь на богатой женщине, которая не будет любить меня и которую я никогда не смогу полюбить… ну, это отстой. Жестоко.
Каждую ночь я хотел порвать с ней.
Мы проводили день, притворяясь, что ничего не происходит, и, может быть, я бредил, но я верил, что мы притворялись так хорошо, что никто о нас не знал. Ни Ингрид, ни Алек. Ни наша семья. Не та публика, которая начала следить за каждым моим шагом.
Каждый день мы усердно работали. Были встречи с министром энергетики, который был так хорошо прибран к рукам моего дяди, что даже разговаривать с ним было пустой тратой времени. Но Бренна не оставляла попыток.
Каждый вторник она приходила к нему в кабинет на совещание, излагая аргументы в пользу все меньшего и меньшего иностранного участия в бурении морского шельфа. И каждый вторник он чуть не смеялся над ней.
Я посетил армейскую базу в Илдаге, где проходил свою собственную базовую подготовку. У нас была небольшая, но отчаянно гордая армия в нашей стране, отточенная годами и десятилетиями необходимости защищать наши береговые линии от тех, кто будет контролировать нас.
Наши тайные заседания Совета прирастали то одним членом, то другим.
И каждую ночь, в тишине замка, я крался по каменному коридору из своей комнаты в ее. Каждый вечер перед тем, как открыть дверь в ее комнату, я строго увещевал сам себя:
«Ты должен остановиться. Так больше продолжаться не может. Нас раскроют».
Но потом я открывал дверь и видел ее. И не имело значения, что она делает, во что одета или не одета, это была она.
Бренна.
«Привет, милый», — говорила она, и все мои добрые намерения покончить с ней умирали на корню.
Так продолжалось два месяца. Мы не строили планов на будущее. Я верил, что она все еще планирует пойти работать в ООН, и необходимость определиться со сроками свадьбы с наследницей заряжал меня на миллион миль в час.
Я прожил свою жизнь, твердо зная одно и только одно — я не мог иметь того, что сделало бы меня счастливым. Это даже не было соображением. Я знал это еще ребенком, подростком, влюбленным в музыку и мечтающим о музыкальной школе в Вене, и молодым человеком, у которого был отец, которому он никогда не мог угодить.
Я знал, что никогда не смогу заполучить Бренну, потому что Бренна делала меня счастливым.
И я думал, что она это понимает. Что наше взаимное горе было согласовано в самом начале, потому что мы не жили нормальной жизнью. Но я должен был знать, что Бренна будет бороться за себя.
За нас.
И будь проклято все остальное.
19
Наши Дни
Нью-Йорк
Бренна
Нью-Йорк был для меня слишком шумным городом. Слишком ярким. Но расположившись на заднем сидении лимузина я не могла отвести взгляд от окна. Весь этот неон был гипнотически завораживающим и одновременно тревожным.
— Полагаю, у тебя есть какие-то отчеты, которые мне нужно просмотреть, — сказал Гуннар, устраиваясь рядом со мной так близко, что я могла чувствовать электричество от его тела, как электричество там, в ночи. Я заставила себя не отпрянуть назад, чтобы оградить свое личное пространство. Чтобы заполнить мое пространство. Я больше не была съежившейся девочкой, прячущейся в глубине библиотеки. — Или ты сама собираешься носиться с ними, догоняя меня?
Я достала из кожаного портфеля айпад и протянула ему.
— Благодаря деньгам группы компаний американского инвестора, мы смогли диверсифицировать иностранные инвестиции в разработку нефтяных месторождений…
— Американского инвестора?
— Вышел на нас через Донала. Он проверял его и был посредником…
— Эта… группа… ты не в курсе, кто они?
Я покачала головой, глядя на неоновый город, проплывающий мимо моего окна.
— Нет. Первый взнос был выплачен за рыбопромысловый проект. А потом чек вырос. Я пыталась подтолкнуть Донала к встрече или даже вызнать его имя. Но Донал — это… ящик без ключа.
— Я помню, — сказал Гуннар.
Вот именно! Встреча тем летом в Абердине. Я совсем забыла о том обеде.
— Наш бюджет сбалансирован впервые за двадцать лет. Мы удвоили использование возобновляемых ресурсов, особенно ветра. Мы сооружаем турбины на Тире.
— А овец это не побеспокоит?
Я улыбнулась только потому, что была уверена, что он не может видеть мою улыбку.
— Овцы, кажется, не против. Мы предоставили помощь своих войск НАТО. А также возобновили договоры по выполнению нами финансовых обязательств. И мы приняли две тысячи семей беженцев. Мы выделяем больше денег на финансовую помощь студентам, которые хотят получать образование за границей.
— А что насчет сельского хозяйства?
Я повернулась к нему.
— Сельское хозяйство находится в упадке.
— И тебя это не беспокоит?
— Конечно, беспокоит.
— Что ты посылаешь нашу молодежь учиться в Шотландию и Швецию, а они не возвращаются обратно?
— Но те, кто возвращается, получат образование и помогут процветать нашим рыболовным и сельскохозяйственным центрам.