Страница 8 из 13
Ну вот, значит, и отвез.
Я поднялась, снова потрясла головой, подвигала руками, ногами и огляделась.
Я находилась в большой, старомодно обставленной комнате. Посредине этой комнаты был круглый стол, накрытый плюшевой скатертью в ромбах, у стены стоял полированный сервант, заполненный дешевой старой посудой в цветах и колосьях. Рядом с этим сервантом на стене висел красный вымпел, по которому золотом было вышито:
«Победителю соцсоревнования предприятий общественного питания Новослободского района».
А еще в комнате было два окна с широкими подоконниками, заставленными горшками с самыми диковинными растениями – кактусами, алоэ и какими-то вовсе незнакомыми.
– Весь мир-р насилья мы разр-рушим! – проорал попугай.
– Разрушим, разрушим! – примирительно проговорила старушка и протянула птице ладонь с горсткой семечек.
Попугай деликатно подобрал семечки с ладони, проглотил их и рявкнул:
– Кто был ничем, тот станет всем!
– Он раньше в райкоме партии работал! – пояснила старушка в ответ на мой взгляд. – Там научился!
– Сколько же ему лет? – удивилась я.
– Карлуше-то? – переспросила старушка. – Да молодой он еще, ему всего-то пятьдесят лет! Я его еще маленьким птенчиком помню!
Ильинична с ее попугаем показалась мне ничуть не опасной, скорее забавной. Я подумала, отчего меня привезли сюда.
А старушка тем временем поставила на стол старомодный латунный кофейник с гейзером и две чашки с серпом и молотом и предложила:
– Выпьешь кофейку?
Я вспомнила, как накануне выпила кофе из термоса и чем это кончилось – но кофе хотелось. В конце концов, посплю еще… терять мне все равно нечего…
Я согласилась и села к столу.
Кофе был горький и невкусный. Печенье, вазочку с которым поставила передо мной Ильинична, было жестким и сухим, как гипсокартон. Однако я все же выпила чашку, и ничего плохого со мной не случилось – даже немного приободрилась.
На кофейнике я заметила гравировку «За ударную работу от Новослободского райкома».
Чтобы подольститься к Ильиничне и усыпить ее бдительность, я спросила:
– Это вам подарили?
– Мне, мне! – ответила та радостно. – Я ведь тоже в райкоме работала. Там мы с Карлушей и познакомились…
– Тетя Тр-ряпа! – проорал попугай.
– Карл, угомонись!
– Убор-рщица! – не унимался Карлуша. – Р-работник тр-ряпки и ведр-ра!
– Ну да, я работала там уборщицей! – нехотя призналась старушка. – И что в этом плохого? У нас всякий труд почетен! Да, я работала там уборщицей, но при этом была идеологически выдержанной и морально устойчивой! Кроме того, какое у меня отчество правильное! За то меня и взяли. А какой там был буфет! А какой там был стол заказов! Хочешь еще кофейку?
Я вежливо поблагодарила и отказалась.
– Ну, как хочешь…
Ильинична собрала посуду на расписной поднос (с теми же серпом и молотом) и вышла из комнаты.
Я решила, что нужно этим воспользоваться, и выскользнула за ней. Не сидеть же тут вечно. Погостила – пора и честь знать.
– Полундр-ра! – крикнул мне вслед попугай, но я не обратила на него внимания и, как оказалось, зря.
Я очутилась в полутемной прихожей. В темном углу неподалеку от входной двери, под портретом Карла Маркса, стояла рогатая вешалка, на ней висело несколько курток разной степени поношенности, среди которых я заметила свое пальто и сумку. Внизу, под этой вешалкой, стояли мои ботиночки.
Всунув в них ноги, я метнулась к двери…
Но в нескольких шагах от двери резко затормозила.
Перед дверью безмолвно стояла Ильинична. На плече у нее сидел попугай.
– Куда это ты собралась, деточка? – проговорила старуха своим медовым голосом.
– Домой, – ответила я чистосердечно. – Спасибо за гостеприимство, но только мне уже пора.
– Что значит «домой»? Я тебя что – отпустила? Мне люди поручили тебя здесь подержать, а я такая – на меня можно положиться! Если мне поручили – я все сделаю!
Я насмешливо взглянула на Ильиничну. Бедная старушка явно переоценивает свои силы! Ей уже наверняка за восемьдесят, а туда же… держать меня будет…
Я шагнула к двери и проговорила:
– Лучше отойдите! Я стариков никогда не обижала, но если вы будете…
Договорить я не успела.
Каким-то непостижимым образом Ильинична оказалась у меня за спиной, причем она с удивительной для своего возраста силой заломила мою левую руку. Это было так больно и неожиданно, что у меня слезы брызнули из глаз.
– Отпусти, старая ведьма! – выкрикнула я и попыталась высвободить руку…
Но не тут-то было!
Паркет полетел мне навстречу, и через секунду я обнаружила себя лежащей на полу, а Ильиничну – сидящей на моей спине. Рука была по-прежнему заломлена и болела неимоверно.
Передо мной расхаживал Карлуша, он всплескивал пыльными крыльями и хриплым пиратским голосом повторял:
– Бр-раво! Браво, стар-руха!
– Отпусти! – повторила я, на этот раз жалобно.
– А будешь еще своевольничать?
– Н-не… не буду… – простонала я.
– Ладно, на первый раз, так и быть, отпускаю! Но запомни – шаг влево, шаг вправо считается за побег! – проскрипела старуха и спрыгнула с моей спины.
Я перевела дыхание и поднялась.
– Хочешь еще кофейку? – как ни в чем не бывало спросила Ильинична.
– Да идите вы со своим кофейком! – огрызнулась я.
– Ну, ты как хочешь, а я еще выпью. После физических нагрузок всегда почему-то кофе хочется!
Она взяла меня за плечо (довольно деликатно) и подтолкнула обратно к комнате.
Я послушно вошла и села на прежнее место. Ильинична налила себе кофе из того же старинного кофейника и стала пить, втягивая его с противным чмоканьем.
«Чтоб ты подавилась, старая ведьма!» – подумала я и наклонилась низко, чтобы бабка не прочитала по лицу, что я о ней думаю.
– Да уж, работала я в райкоме всю жизнь! – пустилась старуха в воспоминания. – Вот там мы с Карлушей и познакомились! Его нам юннаты подарили. Карлушу, его ведь полностью зовут Карл Маркс…
В это время в прихожей раздался звонок.
– Ох ты, господи! – всполошилась Ильинична. – Это же клиентка пришла!
– Клиентка? – переспросила я удивленно.
– Ну да, клиентка! – Ильинична строго взглянула на меня. – Я ведь потомственная ведьма…
– Оно и видно! – фыркнула я.
– И нечего тут язвить и усмехаться! Я с гарантией снимаю и навожу порчу, снимаю сглаз, венец безбрачия… результаты убедительные и цены демократичные, так что если кому из твоих знакомых понадобится, можешь рекомендовать…
– Да, размечталась!
Я оживилась, в душе моей вспыхнула надежда. Если Ильинична будет сейчас заниматься клиенткой, ей будет не до меня и я смогу сбежать из ее квартиры. Кроме того, не станет же она винтить меня в присутствии постороннего человека…
Но Ильинична, видимо, прочла мои мысли, или ей то же самое пришло в голову. Так или иначе, она строго взглянула на меня и проговорила ледяным голосом:
– Помнишь, что я тебе сказала? Шаг вправо, шаг влево считается за побег со всеми вытекающими последствиями!
– Да-да, все помню! – отмахнулась я, думая, что смогу воспользоваться ситуацией.
– Думаешь, перехитришь меня? – Старуха склонила голову к плечу, на мгновение напомнив своего попугая. – Ну, ничего, Фрида за тобой присмотрит!
«Что еще за Фрида? – подумала я. – Она тут что, не одна?»
– Пошли! – Ильинична чувствительно подтолкнула меня в бок, вывела в коридор и подвела к двери, из-за которой доносились громкие ненатуральные голоса.
Она открыла эту дверь, втолкнула меня в комнату, вошла следом.
В дальнем углу этой комнаты стоял включенный телевизор, на экране которого ругались две краснолицые растрепанные женщины. В глубине экрана сидели десятка два зрителей, которые увлеченно следили за скандалом.
А еще на коврике перед телевизором лежала собака – огромный, очень худой дог серо-стального цвета, который тоже внимательно следил за происходящим на экране.
– Вот она, Фрида! – проговорила Ильинична, с гордостью взглянув на дога. – Когда она родилась, я не разобралась, кто она – мальчик или девочка, и назвала его… ее Фридрихом Энгельсом. А потом, когда разобралась, пришлось называть Фридой. Ну, она тебя не выпустит! Хорошая собака, только очень уж всякие ток-шоу любит…