Страница 6 из 76
Хотя тут, как раз, можно было сэкономить. Ибо выезд был не такой уж собственный. Иезуиты пользовались им намного чаще, чем Густав. И я его понимаю. Деревянный короб с отсутствием рессор больше походил на пыточный инструмент. Внутри на сиденьях лежали тряпочки, когда-то набитые сеном, но давно уже продавленные до неприличия. Надо определиться, что делать с этой конструкцией. Но сначала посмотрим, сколько придется тащить с собой вещей.
При всей любви Густава красиво одеваться, гардероб у него оказался скудным. Рубахи было всего две. Одна с рюшами и кружевами, вторая больше напоминала много раз стиранный и штопаный мешок. На выход и на повседневность. Вторая одевалась под унылый камзол черного цвета, на котором (для приличия) изредка обновляли воротники и манжеты. В этом Густав ходил в универ.
Насмотревшись на жителей Падуи, я понял, что не понравившийся мне с первого взгляда пурпуэн слегка вышел из моды. И выглядел если не заношенным, то близко к этому. Однако ничего приличнее у Густава не было, и парадно-выходной наряд отправился в дорожный сундук. На всякий случай.
Я перерыл все свое имущество и подверг его строгой ревизии. Большую часть этого наверняка можно продать. В первую очередь, алхимические приблуды. Густава, конечно, жаба давила, продавать «все, что нажито непосильным трудом», но я резонно возражал, что до места назначения мы все это не довезем. Либо испортится, либо побьется в дороге.
— Мы едем в глушь! — ворчал принц. — Где мы сможем приобрести подобное оборудование?
— Сами сделаем, — успокоил я Густава.
— Ты же не веришь в возможность создания философского камня!
— Не верю. Зато примерно представляю, как создать много других ценных вещей. Понадобится, конечно, время, чтобы получить прибыль, но мы справимся. Понимаю, что ты привязан к этим вещам, и достались они тебе не так просто. Но нам нужны деньги. Так что, увы, твои колбы и реторты придется-таки продать. Вот книги да, книги оставим.
Научная ценность трудов по алхимии вызывала у меня сомнения, но продавать книги в Падуе однозначно не стоило. Здесь их оценят, в лучшем случае, за ту же сумму, за которую Густав их приобрел. Деньги пусть и неплохие (книг в это время вообще мало, тем более узкоспециальных, и дешево они стоить просто не могут), но в той же Праге я могу получить за них в два-три раза больше.
Неплохую сумму я выручил за украшения. Перстни, цепочка, расшитый пояс — все пошло в дело. Я пристроил даже чернильницу и набор новых перьев. Восковой таблички мне вполне хватит. Жаль, выделенных мне свечей осталось не так много — как раз где-то на месяц, в режиме жесткой экономии. Но зато я и на новые тратиться не стал. Расходов и так предстояло целое море.
Нужна теплая одежда, ибо там, куда я направляюсь, зимы явно отличаются от итальянских. Нужен хоть какой-то запас еды на всякий непредвиденный случай — крупы и солонины. Нужны крепкие сапоги, ибо туфли — это до первой лужи. Да и не вынесут они долгой дороги. Та пара, которая на выход — в них только и ходить по сухой и, желательно гладкой поверхности. А туфли, которые Густав носил постоянно, доживали последние дни. Может быть даже — часы.
Словом, вернулся я к идее продать свой выезд. Точнее, деревянный короб на колесах и одну клячу. Вторая, чуть получше, потащит вещи. Чего я, собственно, в сундук уперся? Вещи вполне можно было сложить в мешки. Хотя нет… дожди, снег, метель… мешки не вариант. Но сундук слишком тяжелый! Уменьшить вес? Тоже не вариант. Я и так совершил эпический подвиг, избавившись от всего лишнего. Осталось только самое необходимое.
Какой выход? Сундук тоже надо продать. Тем более, он у меня довольно красивый. Видимо, остатки былой роскоши. А вместо этого купить два сундучка полегче, дорожных, хорошенько просмоленных. Без всяких украшений в виде резьбы и накладок, которые только увеличивают вес и без того нелегкого монстра.
— Сын мой, ты собираешься продать свой выезд? — ужаснулся брат Агостино.
Надо же, как быстро прискакал. Я только-только успел озвучить свою идею Паоло. И оказался прав — приставленный ко мне слуга стучит на меня иезуитам с упорством дятла.
— Воистину, достиг я крайнего оскудения. Ибо желаю предстать перед новым польским королем достойным своего высокого происхождения. Чтобы ему не было стыдно признать во мне кузена.
— Орден надеялся, что ты пожертвуешь ему свой выезд.
— Брат Агостино, я не могу даже купить себе новых сапог в дорогу! — искренне возмутился я.
Не, вообще обнаглели. Пожертвовать им. Харя не треснет? Судя по постной физиономии иезуита — вряд ли. Он помялся, повздыхал, но поняв, что идти ему навстречу я не собираюсь, сделал другое предложение.
— Церковь всегда с пониманием относится к желаниям своей паствы. И могли бы если не принять в дар, то так и быть, выкупить выезд. С твоей стороны, сын мой, будет богоугодным поступком назначить приемлемую цену.
Те же яйца, только в профиль? Это они фиг угадали. Я уже выяснил, сколько стоят кляча с деревянным ящиком, и не собирался уступать ни единой медной монеты.
Однако, надо отдать иезуитам должное, торговаться они умели. И Агостино сбил-таки цену, пообещав место для моего багажа в повозке иезуитов, кормежку во время дороги и даже кожу на сапоги. Последнее я решил выбрать сам. Да и с уровнем кормежки следовало заранее договориться. А то окажусь на хлебе и воде, поскольку «до первой звезды нельзя».
Немалый спор возник у нас и из-за обстановки в снимаемых для меня комнатах. Большая ее часть была куплена на мои средства, и я не видел причины, по которой должен был все это подарить Ордену. Так что битва шла за каждый стул. И даже за часть посуды. Золота/серебра/фарфора у принца не было, но приличный керамический сервиз имелся. Как и кое-какие вещицы из стекла, пусть и не лучшего качества.
Брат Агостино ушел довольный, а я стянул со своей постели балдахин и потащил его к старьевщику. Вид он имел уже нетоварный, но спихнуть его все еще было можно. Старьевщик взял. Он и мой повседневный наряд предложил взять. По цене чуть выше тряпок. Взамен же мне было представлено несколько вариантов дорожной одежды. Предсказуемо, но и в лавке предпочитали расплатиться товаром, а не деньгами.
Я приобрел две крепких безразмерных рубахи (без кружев и вышивки, но оно мне на фиг не надо, а по размеру в 16 веке разве что на очень богатых господ шили). Затем штаны из плотной (почти джинсовой) ткани, такую же куртку и относительно теплый плащ. Зимней одежды я, понятное дело, не нашел. Кому она нужна в городе, где морозы — это пара градусов ниже нуля?
Одежду я отдал хорошенько почистить, а затем отнес-таки свой прежний наряд все тому же старьевщику. И постельное белье прихватил. Оно тоже выглядело чуть лучше тряпок. Так что еды в дорогу я все-таки купил. На иезуитов надейся, а запас припрячь. Мало ли что. Брат Агостино обещал, что кормить меня будут дважды в день (на обед путешественники останавливаться не собирались), но рацион планировался скудный.
Хорошо, кожу для сапог мне действительно дали выбрать самому. Пытались, конечно, гнилье подсунуть, не без этого, но я выбрал лучшее. Хорошая, удобная обувь может жизнь спасти, и это не преувеличение. А шить я собирался конкретно под свою ногу, по собственным лекалам и вовсе не сапоги.
Как шьются берцы — я прекрасно представлял. Так что сварганил модель из ткани и пошел с ней к сапожнику. Дырок под шнурки, правда, делать не стал, а потому мастер искренне посмеялся над чудаком, заказавшим непонятную и неудобную фигню. Нечего дарить хорошие идеи первым встречным. Лучше пусть верит, что я решил сэкономить. Тем более, что это соответствует истине.
Ну а пока обувь шилась, я отправился смотреть, что за место для багажа мне предоставили иезуиты. Оказалось ничего так. Четыре сундука влезть может. Зуб даю, что брат Агостино знал, что вещей у меня на один сундук. Но это он фиг угадал. Сколько есть места, столько и займу. А сундук свой все-таки продам. Мне нужно что-то не такое приметное.