Утопленник

Володя Злобин

Утопленник

Илье хватило мужества не схватиться за глаз, под которым расплылось серо-жёлтое пятно. Треснувший голос спросил.

– Я за косяк ответил?

– Следующий, – кивнули ему.

Лёша медлил, не желая становиться перед воровчатами, спрашивающими за выдуманный косяк. Ещё вчера друзья мирно сидели у костра, болтая о девках и литературе, а теперь Лёша в свои шестнадцать стоял здесь, под ночкой и под кулачком. Всё произошло быстро, словно в первый раз, и тело деревенело от позора.

– Ты в уши долбишься!?

Сзади подтолкнул Илья. Лёша предлагал драться, но друг согласился на пробитие штрафного. Из рабочего посёлка с чистым весенним названием уедут не все, и тот, кто оставался, должен был чтить местный закон. Лёша больше не хотел подчиняться ему. Дело было не в ещё одной стычке. Прокуренная пятерня съездила бы не по скуле, а по книжкам, которые нельзя не воспринимать всерьёз. Утром бы Лёша посмотрел в зеркало, и оно бы скривилось: 'Зачем читал?'.

– Давай реще, а? – тихо простонал Илья. Носить синяк в одного было стыдно.

– Чё там воркуете!?

К Лёше подскочил самый борзый пацанчик. Тощие ручки по странной, но могучей дуге были засунуты в карманы. В просветах раздувались невидимые мышцы спины. Гопник перекатывался с носков на пяточки, но выгоревшая макушка не доставала даже до глаз Алексея. В спину ему, как заведённый, тыкал Илья. Палец противно вдавливался в поясницу.

– Вы заманали, черти.

Гопник размахнулся, и Лёша ткнул его кухонным ножом. Лезвие легко, совсем по-домашнему, вошло в живот, который, наверное, ещё переваривал ужин. Гопник ничего не понял, только уставился на своего убийцу с удивлённым степным прищуром.

– Ты это чё?

И осел на землю в задумчивой роденовской позе.

Алексей тупо держал нож перед собой – он ещё не осознал, что случилось. Ничего не поняли и пацаны, ведь это они с детства таскали ножички, которыми резали скамейки и только мечтали резать людей. Оцепенение нарушил Илья. Он склонился над раненым, и, трепетно приобняв его, с ненавистью прокричал Лёхе.

– Ты что наделал...!

Лёша повернулся и пошёл домой. В спину запоздало сыпануло матом. Потом слезливо загнусил Илья – он проклинал Лёху за то, что тот подставил его перед 'друганами'. В посёлке все приходились друг другу троюродными товарищами, просто одни друганы имели право издеваться над другими. Лёша слышал, как с Ильи спрашивали за произошедшее: удары на хнычущее тело сыпались густо, зло.

По дороге парень выбросил нож в поселковое озеро. Оттуда поднимался пар. Он стоял над водой плотным белым облаком, в котором можно было угадывать, что захочешь. Вчера друзья мирно сидели на круче, пока к ним не подвалил наглый малознакомый пацанчик. Он начал донимать восторженными рассказами о воровском ходе, отчего Илья, раздражившись, послал его куда подальше. Паренёк свалил, но вскоре вернулся со старшими, которые подвели ситуацию к тому, что подобное лечится подобным, и прописали гомеопатию – штрафной удар по лицу. Поартачившись, Илья сдался, а вот Лёша лечиться не захотел. В чём же его вина?

Мать с отцом ужинали на кухне. Алексей понуро бухнулся за стол. Отец поднял недовольный взгляд.

– Мы же с тобой договорились: приходишь не позже десяти. Задерживаешься – позвони. Что, так трудно?

Отец был из военных. Стареющий мужик с квадратным лицом. Такие всё знают про жизнь, поэтому с ними лучше не спорить. Пока Лёша привычно молчал, мать разливала суп по тарелкам.

– Ты с Ильёй гулял? Я шла от соседки, Илюшку видела. Всклокоченный весь. Даже не поздоровался. Случилось что?

– Сына, если у тебя какие-то проблемы, сразу мне говори. Я со всем разберусь!

Лёша неопределённо пожал плечами. По улице провыла сирена. Внутри похолодело, и только сейчас парень понял, что натворил. Особенно гадко стало не от того, что теперь его ждёт тюрьма и не потому что о ней ещё не знают родители – отец уже примирительно смеялся телевизору, а мать пододвигала к сыну вкусности – нет, гадко было от того, что это не кто-нибудь, а Илья мелко, всего одним пальчиком подталкивал Лёшу к преступлению. Если бы Илья не тыкал в спину, ничего бы не случилось. А может... может, ничего и не было? Ведь, в самом деле, где это видано, чтобы из-за пальца, неприятно вдавливающегося в позвонок, произошло убийство? Ведь не было же! Ничего не было! Если б было, то по телевизору не показали программу 'Время', не отпечатали утренний номер поселковой газеты, и мать бы не сварила борщ, ведь кто варит борщ, когда сын убивает человека? Да... ничего не было. Никто не варит борщ, когда сын убивает человека.

На улице вновь провыла сирена. Окна залепило красно-синим. Алексей вздрогнул. Всё было. И гопники, и Илья, и та глупая перепалка на озере. Была рука, выпрямившаяся вперёд. И осевший от неё человек.

Лёша проглотил ложку супа. Еда казалось глупой.

– Что за суета? – отец оттянул занавеску. За окном пробежало несколько человек, – Убили кого?

– Типун тебе на язык! – воскликнула матушка.

А если сказать? Ведь придётся же... Если не сказать сейчас, потом сами узнают. Когда – потом? Через час? Полчаса? Хоть бы утром... Сказать...? Он же батя! Мужик! У него залысины и лицо, чтобы выглядывать из танка. Он обязательно защитит. Отведёт в кладовку, спеленает в резиновую лодку. Поставит в углу. Кормить будет через ниппель. Писать можно в другой.