Война в наследство

Татьяна Чистова

Война в наследство

Запрещенный прием

Консультант: подполковник юстиции в отставке,

адвокат Зимина О. И.

Мешать самоубийце никто не собирался. Лишь поглядывали, кто насмешливо, кто удивленно, и проходили мимо, да еще и сторонились опасливо, точно страшась заразиться чужим горем, будто чумой. Жались к ограде и норовили побыстрее прошмыгнуть подальше от края платформы, где на коленях стояла девчонка. Высокая, нескладная, точно кузнечик, она опасливо поглядывала то на рельсы, то по сторонам, и Олег перехватил ее совершенно безумный взгляд. Серые глаза под русой челкой смотрели точно сквозь толпу и стены вокзала, в никуда, и стало ясно, что она доведет задуманное до конца. Несчастная любовь, одиночество, болезнь – уже неважно, что привело ее сюда, в не самое удачное место, чтобы свести счеты с жизнью, но все закончится именно здесь, и очень скоро.

Девчонка покачнулась, в последний момент удержалась на краю, ее собранные в «хвост» волосы трепал ветер. Лохмы падали на лицо, девчонка мотала головой, нависла над краем платформы и отшатнулась назад. Загудела невидимая пока за поворотом электричка, под ногами едва заметно дрогнули плиты. А девчонка села на край платформы, свесила ноги, примерилась.

– Подержи. – Олег сунул Маринке здоровенную коробку с новой игрушкой, зеленым, как первые яблоки, «болидом». Коробка повисла в пустоте, Маринка сжала кулаки и забормотала, кося то на Олега, то на девушку:

– Не надо, не вмешивайся. Она пьяная, наверное, или обкололась. Пойдем отсюда, скоро обед, нам попадет, если опоздаем….

Это она в точку, времени осталось в обрез. Платформа дрогнула сильнее, из-за поворота вылетел поезд и пер к станции, не сбавляя скорость. Девчонка выпрямилась, откинула волосы с лица, посмотрела вниз.

– Держи, кому сказал! – Олег швырну коробку Маринке, но та отвела руки за спину и вытаращила глаза, отчего сделалась похожей на рыбу. На толстого свежего окуня, если уж совсем точно, такая же лупоглазая и красная, от злости, что все снова пошло не по ее.

– Дай мне. – Артем перехватил коробку, обнял, и почти весь скрылся за обернутым в целлофан картоном, выглядывали только светлая макушка и ботинки под голубыми джинсами. Олег хотел сказать мальчишке, чтобы тот отошел подальше, но слова и все прочие звуки пропали в реве поезда. Не электричка это, а товарняк, он топит до Москвы без остановок, и если даже ну очень захочет остановиться, то километра через два-три, и никак не раньше. А тут всего-то метров пятьсот, и машинист это знает, как и дура, что уже наполовину сползла на рельсы.

– Стой! – заорали ей несколько человек, точно проснувшись от низкого утробного рева, – стой, куда!

Кто-то даже дернулся к девчонке, но Олег успел первым. Выдернул ее, как морковку из бездны над полотном, оттолкнул к ограде. Девчонка влетела в нее плечом, ударилась, надо думать, неслабо, но и ухом не повела. Кинулась обратно, едва не сбила Олега с ног, и тот еле успел схватить ее за локти.

– Дура! – заорал он в ухо девчонке, – овца! Нашла место!

Хотел сказать, что с психами типа нее у медиков разговор короткий – психушка, а потом спец учет на всю жизнь. Но это если повезет, если спецам уже другого профиля не придется с рельс остатки этой идиотки отскребать, может, и мозги найдутся, да поздно будет.

Девчонка снова дернулась с немыслимой для ее роста и комплекции силой, рвалась у него из рук молча, сосредоточенно, смотрела в одну точку. Олег уже едва справлялся с ней, подумывал, а не успокоить ли ее одним хорошим приемом. Барышня просто заснет, а проснувшись и думать забудет о всяких глупостях вроде попытки повторить судьбу толстовской героини.

Другая может быть, но не эта. Она вырвалась, вывернулась немыслимым образом, полоснув Олегу по руке ногтями и ринулась к краю платформы. Поезд загудел на подходе к станции, втер принес запах горячего металла. Девчонка затормозила в последний момент, оглянулась, Олег схватил ее за волосы:

– Я тебя сам убью, дура! – проорал он девушке в лицо, – чтоб не мучилась! И идиотов не нарожала….

– Там Федька, – сквозь зубы проговорила девчонка, – он упал, его надо вытащить.

Слова пропали в реве тепловозного гудка, товарняк проскочил переезд и прямиком пер к станции. Олег глянул туда, потом вниз. По шпалам прыгал белый щенок, нескладный, лопоухий, с коротким хвостом. Звереныш не мог перебраться через рельсы, короткие лапки скользили, и пес падал на шпалы, упорно поднимался и штурмовал преграду. Но с тем же успехом – он был еще слишком мал для хорошего прыжка.

– Он убежал, – зубы у девчонки выбивали дробь, – вырвался и удрал. Я за ним, он от меня, не удержался и свалился. Я хотела его достать….

Олег только сейчас заметил, что джинсы у нее вместо ремня подпоясаны плетеным рыжим поводком, к карабину пристегнут мягкий щенячий ошейник. Все стало на свои места: шустрый пес вывернулся из него, рванул исследовать мир, и оказался на рельсах. Товарняк снова загудел, и рев шел точно из-под земли. Щенок поджал хвост, покрутил лобастой башкой, глянул вверх. И заскулил, наверное, но в адском грохоте пропали все звуки. Потом кинулся на балку, что подпирала платформу снизу, встал на задние лапы, потянулся вверх.

– Федька, – выдохнула девчонка, – Феденька….

Олег грубо отпихнул ее, присел на корточки, примерился.

– Нет! – крик перекрыл гудок тепловоза, – нет, не смей! Вернись!

Можно не оборачиваться, это орет Маринка, орет в своей визгливой базарной манере. Кто ей сказал, что воплями можно что-то изменить, придать событиям другой исход? Мать, вроде, баба культурная, образованная, папаша офицером был, царство ему небесное. А доча непонятно в кого пошла, по любому пустяку голосит как торговка той самой рыбой.

Олег оглянулся – точно, его будущая жена прет через уже довольно густую толпу, прет напролом. Глаза навыкате, рот разинут, физиономия в пятнах, точно икры облопалась или апельсинов. Артем бежит следом в обнимку со своей драгоценной коробкой, и ни черта из-за нее не видит, странно, что до сих пор не свалился. Не видит – и очень хорошо, не надо ему сюда смотреть. А с Маринкой разговор будет потом.

Тепловоз поравнялся с концом перрона, пер навстречу, щенок прыгал на балку, мотал ушами и разевал полную острых зубов пасть. Потом повернулся в сторону тепловоза и сел на шпалы, опустил голову. Олег прыгнул вниз, подхватил щенка под мягкое толстое пузо и тут понял, что не успевает. Не хватало трех или пяти секунд, потерял, пока по сторонам глазел. Щенок повис на ладони, оглянулся на Олега, поморщился и чихнул. От гудка только что уши не разорвало, поезд пер с истинно космической скоростью, махина надвигалась. Из кабины высунулся машинист, он орал что-то, неразличимое в реве, махал Олегу, и крыл, надо думать, последними словами. И оба знали, что дело дрянь, и что выхода нет, и что все вот-вот закончится. Для одного навсегда, а для другого еще есть шанс узнать, что будет дальше – после недельного отпуска, когда вперемешку успокоительные и алкоголь. Хотя можно выбрать что-то одно.

Щенок трепыхнулся в руках, Олег прижал его к себе, глянул вверх. Увидел девчонку, та снова ползала на карачках, обдирая светлые джинсы об асфальт платформы, багровую Маринку злую и напуганную, Артема. Тот волочил за собой коробку и оказался слишком близко у края, глядел вниз совершенно без страха, не обращая внимания на близкий уже товарняк. Сунулся еще дальше, девчонка оттолкнула его, Маринка заревела. Некрасиво, криво и до того тошно, что Олегу вдруг захотелось ударить ее. Пес заскребся лапами, завертелся, девчонка вытянула руки, Артем оказался рядом с ней.

– Брысь! – крикнул ему Олег, – назад! Быстро, кому сказал!

Мальчишка отшатнулся, попутно дернул за ворот куртки девчонку, они пропали с глаз долой. В лицо ударила горячая упругая воздушная волна, щенок заворчал, ощерился. Олег накрыл звереныша курткой, пригнулся и вкатился под платформу. Забился как мог далеко, вжался в перекрытие за балкой, и зажмурился, прижимая к себе щенка. Ад налетел, накрыл мраком, грохотом и запахом гари, казалось, планеты сошли со своих орбит, рушатся с неба и вот-вот пробьют земную твердь. Рельсы гудели истинно бесовской струной, колеса слились в белую дрожащую полосу, в лицо летела мелкая галька и пыль, обдирала точно наждачкой, грозя сорвать кожу. Перекрытие тряслось, земля дрожала, адский ветер тащил за собой, от вони и тряски начинало тошнить. А пес затаился, затих, ткнувшись мокрым носом в подбородок Олегу, и в гуле и грохоте тот отчетливо слышал стук маленького, до смерти перепуганного сердечка. И потом, когда стало тихо и светло, когда успокоилась дрожь земли, этот стук продолжался, как метроном, и не хотелось открывать глаза, тянуло в сон. Реальность возвращалась неохотно, грешный мир не торопился принимать обратно две обреченные души, точно лишние они здесь. «Чистилище?» – мелькнуло в мыслях, и тут раздался голос Артема: