Страница 52 из 56
А еще я помню в последние удары перед тем, как я потеряла сознание, не слишком удавшуюся попытку выровняться, посадить звездолет, а не врезаться, предпринятую тем, кто остался в рубке управления… И более удачную попытку Гарда принять удар на себя: почти невозможным усилием он притянул меня, прижал конечностями, как ремнями безопасности, окружая собой и одновременно вдыхая остатки воздуха в мой открытый в крике рот…
А дальше пришла темнота… после которой свет пришел фактически только ко мне.
Я вздохнула и, убедившись, что Гард пока без сознания, аккуратно выбралась наружу.
Повезло же мне… что воздух здесь пригоден для дыхания. И некому нападать на безоружного стража.
Вот только думалось об этом с горечью.
Я подошла к обрыву.
Закат пламенел, окрашивая горизонт от края до края. Воздух был неподвижен — ни ветерка. Вдалеке кричали незнакомые птицы, по очереди ныряя за живностью в серое, пенистое и будто немного грязное море.
Желто-оранжевая, жухлая трава, местами переходящая в серый мох. То тут, то там кустарники и деревья с сухими, свернутыми в трубочку листьями. Пару раз мелькнули тени каких-то мелких тушканчиков, да показалось, как что-то едва различимо прошуршало в траве.
Но в целом на планете АК-17 царила тишина. Идиллическую картину девственной природы почти ничто не нарушало… Почти. Возле рощи, выбив из-под себя огромную толщу каменно-глинистой земли, лежал, завалившись на бок, звездолет. Его нос был испещрен черными пробоинами, в боках сквозь рваные края проглядывали раздробленные серебристые механизмы.
Мертвый звездолет.
И экипаж.
Вскоре и мы с Гардом будут мертвы, на тонком браслете осталась лишь одна светящаяся точка. Остальные давно потухли и походили теперь на темные камни. Тринадцать точек — тринадцать суток до точки отсчета. Тринадцать суток на то, чтобы стражам улететь, выполнив свою миссию.
И единственный шанс остаться в живых, которым не удалось воспользоваться.
И теперь я «любовалась» Краевой планетой, на которой корабль потерпел окончательное крушение. Единственная, кто выжил… без повреждений.
Я сжала зубы, стараясь подавить бессмысленный гнев на судьбу.
Двое суток назад мне удалось сложить большой костер и проститься со своими коллегами. Конечно, это не имело такого уж большого значения, всё равно всё скоро сгинет. Но так было лучше.
Занять себя чем-то и не сдохнуть от ужаса перед грядущим.
В служении на Краю не было большой опасности, но каждый из Стражей знал: произойти может что угодно. Мы, казалось, были готовы ко всему. Но одно дело подготовиться в теории или сгореть в угаре битвы, другое — долго погибать среди мертвых тел с осознанием, что вскоре тебя не станет.
Нас…
Я бросила последний взгляд на опускавшуюся за пределы видимости звезду и вздохнула.
Наступала ночь. А вместе с ней придет Бездна. Пожиратель. Чудище, не имеющее ни формы, ни времени, ни причин. Только следствие — полное уничтожение сотен звездных систем.
Я поспешила назад в покореженный корабль. Какими бы сладкими ни казались последние глотки жизни и свободы, я не хотела оставлять Гарда одного, пусть он и был почти все время без сознания.
— Аррина… — прошептал мужчина, ничком лежащий на кровати, которую я соорудила из кусков внутренней обшивки и личных вещей.
Он стал еще бледнее, почти сер, но пока держался.
Привычно вытерла испарину со лба, смочила его губы и прилегла рядом, обнимая и нежно перебирая пальцами темные отросшие волосы. Он не чувствовал ни объятий, ни моих рук: не чувствовал физически, будучи почти полностью парализованным, но я знала, что на уровне воображения и эмоций получал удовольствие от такой нехитрой ласки.
Устало прикрыла глаза.
Еще одна насмешка судьбы. Взорвавшийся медотсек. Нет, он не спас бы нас от поглощения, но мог хотя бы поставить на ноги Гарда, и эти дни не проходили бы для него так… В бреду и мучениях.
Уничтоженный медотсек, нерабочие двигатели, почти полное отсутствие еды и надежды. Мне удалось подключить лишь некоторые регистрационные приборы, в автоматическом режиме передающие изображение и различные параметры происходящего на базу, и шесть суток назад выйти на связь с Советом, чтобы в подробностях рассказать о произошедшем. Объяснить то, что они и так уже знали, благодаря переданной кораблем информации.
Но во что отказывались верить.
Сегодня я снова разговаривала с Председателем. Последний раз. Слезы лились по лицу пожилого мужчины, но он так же ничего не мог сделать. Только постоянно извиняться за прошлое… Бессмысленно. Мне нечего уже прощать — слишком поздно.
И нужно лишь живым.
Ведь даже самые быстрые корабли не сумели бы прилететь и спасти нас, посылать кого-то сюда означало отправлять на верную смерть. Единственное, что сделал Совет, это отправил с дальней станции беспилотный звездолет «экстренной помощи» с медикаментами, регенерирующей капсулой, продуктами.
Скорее акт отчаяния, нежели реальное спасение.
Беспилотник прибудет только завтра, точнее… не прибудет.
Завтра не останется ничего.
— Аррина, — снова хрипло прошептал мужчина, прерывая мои размышления. Я быстро вытерла слезы, заправила частично выгоревшие волосы за уши и приподнялась над ним, чтобы напоследок заглянуть в уже не фиолетовые даже, а черные от страдания глаза. Наклонилась, ловя слабые вдохи, отголоски мыслей и чувств, которые он так и не смог озвучить.
Отчаяние, боль, нежность, ярость, безнадежность.
Любовь.
Гард обессиленно смежил веки и, похоже, снова потерял сознание. Его дыхание стало совсем тихим, и я наклонилась, нежно целуя чувственные губы, вкладывая в этот жест всё то, что не посмела произнести вслух.
Страсть, тепло, любовь.
Жизнь.
И встала.
Меня обуяла злость. На неприветливую судьбу, что не жаловала с самого рождения, на обстоятельства, уничтожившие всё, что мне было дорого, на себя, не сумевшую предотвратить произошедшее.
Но больше всего на Ничто, это гадкое нечто, неумолимо поднимавшееся со дна, шаг за шагом убивавшее Вселенную, сплющивающее пространство-время без малейшей надежды на спасение. Меня начало потряхивать от бешенства. Или это трясло окружающий мир?
Я снова выскочила на берег.
Что-то странное, дикое, сокрушительное, неизвестное пронизывало все вокруг: от планеты и звездной системы до собственной души и тела.
Я закричала от тоски, боли и ненависти, чувствуя, как наступающее забвение выстукивает на моих нервах страшный, смертельный ритм, наполняя сердце и дыхание кошмарными, черными нотами, среди которых, впрочем, проглядывало мучительное любопытство и порочный интерес. Я ухватилась за это любопытство, как утопающий за спасательный круг, и вдруг, даже не осознавая до конца свои действия, встала на кончики пальцев, провела рукой по сгустившемуся воздуху, будто по грифу неведомого инструмента, и сделала выпад ногой.
Мне показалось, или всё вокруг на мгновение замерло?
В эту секунду лодыжку обожгла сильнейшая боль. Что за…
Задрала ткань комбинезона и на ощупь нашла новый выпуклый знак…
Как это возможно?!
Ответом стала новая нота, мелодия, проступившая в пространстве. Мелодия, которую я услышала даже не ушами, не телом, но душой. Ритм, проникший в кровь и вызвавший неимоверное желание… танцевать?
Несмело встала и вывела первые па. Неприятие, страх, боль. И снова ощущение замершего пространства.
Тогда уже резче, смелее, грубее, пристукивая ногами, сминая траву, ведя партию четкими щелчками пальцев и поворотами головы, во Тьме, подсвеченной лишь слабым светом звезд и двух планетарных спутников, продолжая собственное драматичное повествование.
О сироте, вечно влюбленной в жизнь.
О девочке, лишенной всех привилегий.
О страсти, ведущей путеводной звездой.
О желании, дающем возможность дышать.
О любви, пронесенной сквозь обстоятельства и время.