Страница 2 из 12
И это происходит — сзади прилетает кастетом по голове. Или, возможно, дубинкой. Или даже простым камнем. Чем-то твердым и тяжелым, таким, что выбивает из головы вообще все, что там было до этого — и превосходство, и панику, и страх. В оседающем на асфальт теле остается только одна мысль — это конец. Это тот момент, в который приходит понимание — тебя убивают. Не избивают ради потехи, не пытаются проучить за какой-то проступок, а натурально, злобно и не очень умело, но очень активно, убивают. Прыгают двумя ногами на ребра и голову, бьют всем, что подвернется под руку, злобно переругиваясь и отрыгивая в мой адрес нечленораздельные проклятия.
— Герой херов!..
— Спасатель, сука!.. Чип и Дейл к вам спешат!..
— Будешь знать, мразота!..
Их словарный запас невелик, но они изо всех сил компенсируют это старанием. И с их ударами та же история — мой организм рефлекторно занял положение, в котором повреждения минимизируются, и панически отключил болевые рецепторы — так что даже боли не было. Я только вздрагивал каждый раз, когда сдавалась и ломалась очередная кость, и перебирал в голове, как игральные кубики, события из своей жизни.
Оказывается, это не жизнь перед смертью проносится перед глазами, это просто приходит понимание того, что возможное будущее — отныне не возможно, и память начинает отчаянно цепляться за прошлое. Будто говорит — здорово же было, а? Смотри, смотри как здорово было!
Здорово было, когда в семь лет притащил домой щенка со сломанным ухом и почти три дня умудрялся прятать его от родителей под кроватью и подкармливать супом. Здорово было, когда родители не наругали, обнаружив неожиданный сюрприз, и не заставили отнести «туда, где взял», а наоборот — поддержали и рассказали, что с ним делать и как ухаживать. Здорово было, когда родители записали в первую секцию боевых искусств — тогда еще детскую, показушную и смешную, где суровые мальчишки и девчонки в цветных кимоно часами напролет лупцевали воздух под истошные вопли и медитировали, сидя в позе лотоса, а все соревнования сводились к тому, кто четче покажет определенную последовательность движений. Здорово было, когда впервые покрасил волосы в ярко-красный и не очень здоров — когда получил за это от местных гопарей, прикрывающихся стягом скинхед-движения. Здорово, что это стало толчком к тому, чтобы сменить секцию, в которой занимался — уже в сознательном возрасте, и сделав сознательный выбор. Здорово было заняться чем-то, что остается жизнеспособным не только в стенах зала, но и за его пределами. Здорово было сменить цветное дурацкое кимоно на нормальное белое, меняя на нем только пояса. Здорово было встретить на городских соревнованиях девчонку, которая проиграла только по очкам и то — буквально совсем чуть-чуть. Здорово было встретиться с ней после, здорово было встречаться с ней все полтора года. Здорово было гулять с ней, целоваться, заниматься сексом, драться до крови во время ссор. Даже расставаться с ней было здорово — без скандалов и истерик, тихо-мирно обнявшись напоследок, когда ее семья переезжала в другой город.
Здорово было съехать от родителей на съемную квартиру, половину аренды которой оплачивали все равно они — ведь откуда у студента деньги на полноценную самостоятельную одинокую жизнь? Здорово было закончить институт и получить свой диплом инженера вычислительных систем. Конечно, очень здорово было устроиться на первую работу и получить первую зарплату, с которой был куплен гигантский торт для родителей, уже постаревших и начавших сдавать головой к тому моменту. Здорово было смотреть на них, пожилых, морщинистых, но все еще любящих друг друга и слушающих твои «афигительные истории», прислонившись головами друг к другу и держась под столом за руки.
Здорово было выиграть сегодняшние соревнования. И даже здорово, по большому счету, что получилось помочь той девушке, защитить хотя бы ее. Да, это не здорово закончилось, но мозг отчаянно открещивается от всего плохого, что приходит в голову, даже если разумом понимаешь, что эти события были в жизни, и никак их не стереть из прошлого. Смерть любимого пса и четыре дня слез совершеннолетнего здорового лба после, увольнение с работы после подставы со стороны коллеги, которой постоянно помогал, неоднократные вывихи и даже один перелом на тренировках, смерть родителей в разницей в один день и обоих — от инфаркта, пожар в съемной квартире, когда побежал к ним, услышав в трубке телефона врача скорой и забыв выключить чайник… Это все было, но этого всего будто не было. Мозг принимал сам факт наличия этих ситуаций в прошлом, но отказывался вспоминать их, рисовать картинки, раскрашивать их, озвучивать. Сухие протокольные записи о каждом отдельном инциденте вместо красочного кинофильма. И, как ни старайся, одно в другое не превратить.
Тело снова вздрогнуло от очередного удара — вздрогнуло, как чужое, как кукла из баллистического геля, глазами которой я смотрю на мир. Это был даже не рефлекс, а просто закон Ньютона — действие равно противодействию. С какой силой ударили, с такой же тело отреагировало. Для меня оно уже стало чужим, ведь я не мог им даже управлять — лишь отрешенно наблюдать сквозь изувеченные пальцы, как шакалы наносят все новые и новые удары.
— Все, хорош, мы его щас грохнем!..
— Не грохнем, он же спортсмен, сука!.. Выкарабкается!..
— Прекрати, сказал!.. Реально щас ласты склеит!..
— Какой нахер прекрати?! Он мне два зуба выбил, а Толян вообще до сих пор в отрубе!..
— Дело говорит! Этому членососу еще мало досталось, я б его!..
— Кретин, нож убери!.. Так ты его точно в могилу отправишь!..
— Пошел нахер! Чё хочу, то и делаю!
— Мля, нож убери, сказал, ты чё, попутал, что ли?!
— Ты мне еще тут потыкай слышь!..
— Заткнитесь оба нахер! Чё за балаган тут устроили, совсем что ли оборзели?! А ну быром ноги в руки и валим отсюда, пока менты не нагрянули!
— Какие менты, гонишь что ли?!
— Такие! Вы тут вообще-то уже минут пятнадцать это мясо месите! По-любому кто-то мусоров вызвал, вон сколько окон горят! Толяна подберите и кабанчиками отсюда!
Удары наконец прекратились, послышался удаляющийся топот. Я закрыл глаза.
Шевелиться не хотелось. Наверное, потому что я понимал, что не смогу. Я уже почти не мог даже дышать — воздух свободно проливался сквозь меня, не задерживаясь в легких. Сознание отчаянно пыталось уцепиться за остатки реальности, подсовывая мне новые «А помнишь, помнишь как здорово?..»
Но я уже не помнил. С закрытыми глазами ничего не удавалось вспомнить — перед глазами была лишь кромешная тьма.
Вот так и умирают чемпионы по боевым искусствам — в темных переулках. Зарезанные или забитые до смерти арматурой. Или и то и то сразу.
Откуда-то издалека послышались взволнованные голоса, сквозь сомкнутые веки пробился свет, словно пытаясь меня разбудить. Я не открыл глаза — мне хотелось просто умереть. Просто потерять сознание и больше не находить его.
И после того, как ко мне прикоснулись чьи-то руки, через секунду после этого меня отключило.
Глава 2
Я открыл глаза.
Я не знаю, как я смог, как у меня вышло, но я открыл глаза. И они открылись.
Правда это не сильно помогло — увидеть ничего я так и не смог. То ли я находился в полной темноте, то ли мне только казалось, что я открыл глаза. Второе вероятнее, ведь, закрывая их, я уже смирился с тем, что снова открыть мне уже не суждено.
Я несколько раз моргнул, последний — с солидными усилием, чтобы точно понять, что со мной происходит. Веки послушно сжались, придавив глазные яблоки и вызвав в них неприятное чувство. Вывод — мне все-таки не кажется. Я действительно жив и даже достаточно здоров как минимум для того, чтобы открыть глаза.
А вот боли я по-прежнему не чувствовал. И дышалось тяжело. Не так, как до этого — когда ты тянешь и тянешь воздух, а он словно насквозь проходит через продырявленные легкие, не задерживаясь в них, а наоборот. Воздух словно сгустили до состояния патоки и диафрагма не справляется с его плотностью, судорожно пытаясь втянуть его в легкие хотя бы по чуть-чуть. Схожие ощущения бывают перед грозой, когда воздух насыщен влагой, и им тяжело дышать… Но это очень слабое сравнение.