Страница 16 из 17
Сегодня он спас врача из последней бесплатной клиники, работающей независимо от банд и мафии. Её хотели убить, чтобы после её смерти больница добровольно-принудительно перешла под крылышко Пингвину. Брюс сомневался, что спас жизнь Лесли Томпкинс на долгий срок. Он даже не всегда был уверен, что сам проживёт достаточно, чтобы что-то сделать. Но он знал, что Томпкинс близко дружит с Гордоном, и что она наверняка побежит жаловаться именно ему. Хотелось бы Брюсу верить, что это поможет.
Голова гудела. Брюс знал, что дома, особенно после пробуждения Дика, он никак не сможет отдохнуть. Ему нужно было спрятаться в укромном месте, так что он решительно отправился в поместье Кайлов.
Он никогда не входил через главные двери. Кто-то мог следить за ними, например. Да и вскрывать их не очень хотелось. Он перепрыгивал через забор и забирался по зарослям плюща (как странно было пользоваться этим после того, что случилось с Айви Пеппер), прямо в рабочий кабинет. Туда, где когда-то разъярённая Аманда Уоллер обвиняла его в обмане, дав ему нужные слова, которые он использовал потом против Селины. Знала ли Аманда, что тогда он врал? Знала ли сама Селина? Помнила ли она его сбивчивое объяснение, что он дал, когда она уезжала?
Сейчас всё это не играло никакой роли.
Брюс подтянулся, толкнул осторожно окно и забрался внутрь. Небо на улице ещё даже не начинало светлеть, и мир, неподвижный, хранился в полумраке. Брюс потянулся, разминая косточки, и собрался уйти в хозяйскую спальню.
Но когда он дошёл до двери, он остановился, заметив что-то краем глаза. Он крутанулся на месте. Там. На диване. Человек. Девушка. Она лежала на животе, свесив руку вниз, и слабо скребла подушечками пальцев по полу, будто ей снилось что-то неприятное.
Брюс отказывался верить глазам до последнего, пока не сделал шаг и на склонился над диваном, всматриваясь в спокойное лицо.
Это была она.
Селина Кайл вернулась.
Стоило Брюсу сделать это умозаключение, как Селина распахнула глаза, вскинулась, молниеносным движением сгребла его за запястье, развернула на месте и заломила руку ему за спину.
— Кто ты и какого чёрта делаешь в моём доме? — зашипела она.
Её голос изменился. Не сильно, но изменился. Стал ниже. Оттенился каким-то акцентом, даже не одним. Да и такой быстрой и ловкой — Брюс поклясться мог — она никогда не была. Раньше никогда не была.
Селина заломила руку выше, и Брюс, неожиданно даже для себя, заскулил боли.
— Селина, — охнул он. — Селина, не нужно. Это я. — Он не рискнул выворачиваться, чтобы посмотреть на неё. — Это я.
— Брюс? — Селина мигом разжала хватку. Он развернулся и уставился на неё, растирая запястье.
— А ты очень изменилась за лето, — заметил он, не в силах сдержать улыбки. Она вытянулась. У неё стали другими взгляд и осанка. Она постриглась.
— Что ты здесь делаешь? — повторила Селина. Она скрестила руки на груди и пытливо уставилась на него. Небо всё ещё было слишком тёмным, чтобы рассмотреть её лицо хорошенько, но Брюс уже по голосу понял, что прежней вежливой милой девочки больше нет.
— Периодически заглядываю сюда, чтобы побыть одному. — Брюс неожиданно для самого себя вдруг кивнул на кресло у камина. — А ты что, не заметила, что у тебя тут кто-то дровишки палит? — И, не дожидаясь, пока Селина встанет, Брюс начал возиться с остатками дров. Он их использовал осторожно и нечасто, зная, что в случае чего новые ему достать будет не так уж и просто.
Селина молчала. Она тихо смотрела, как подкладывает в тёмный камин дрова, как возится с каминной спичкой. Потом её лицо осветило оранжевым светом, когда опилки взялись и начали чернеть от поцелуев горячих язычков огня.
Селина всё же пересела в кресло, предварительно расстегнув куртку и бросив её на диван. Под курткой оказался мужской пуловер, очень старый и кое-где даже дырявый
— Господи. Я смотрю, европейские бутики не очень-то хорошие шмотки делают в этом году, — фыркнул Брюс.
Селина неопределённо пожала плечами. Развела руками даже. А потом, наградив его ужасающе долгим и пристальным взглядом, она вдруг сказала:
— Расскажи мне, что сейчас происходит в Готэме, — не попросила, скорее приказала она. Голос у неё был таким, будто она не будет терпеть возражений.
— Ничего нового, на самом деле. Начало ты застала. Марони, Фальконе и Пингвин грызутся за место под солнцем. В их разборках гибнут невинные люди. — Брюс порылся в журнальном столике и достал две банки томатного супа. Вскрыл их, поставил на утащенную снизу решётку для гриля и сунул в камин.
— Пингвин так быстро вырос, — заметила Селина, не отводя взгляд от огня. — Значит, он всем заправляет теперь?
Брюс взял кочергу и стал периодически поправлять поленья.
— Не совсем. Есть ещё четвёртая сила… И это, пожалуй, действительно кое-что новенькое. Хотя если ты поговоришь с комиссаром Гордоном, он расскажет тебе куда больше. — Брюс вытащил решётку, выждал немного, чтобы она остыла, и поставил на стол. — После твоего отъезда начали появляться первые серийные убийцы в костюмах, устраивающие целое цирковое представление из своего ремесла. — Брюс достал из кармана запасной шейный платок, завернул в него одну из банок и протянул Селине. — Город не очень-то процветает. Мэр — под мафией, больницы — под мафией, банки — под мафией. Улицы принадлежат психам. Иногда мне кажется даже, что… не знаю. Даже провидение тоже под мафией.
— Что за чушь. — Селина даже глаза закатила. Она взялась за банку, потрогала горячее дно кончиками пальцев и вздохнула. — Неужели никто ещё не заметил, что ты тут камин палишь?
— Конечно! Ведь у тебя полная улица соседей, — фыркнул в ответ Брюс, выуживая из бездонного кармана ложку.
Селина молчала какое-то время, потом отпила несколько раз из банки, покрутила её в руках, сняла с неё шарф.
— А как твоя жизнь изменилась за это время?
— Не расскажу, пока ты не расскажешь, — махнул ложкой Брюс. — А то ишь удумала. Вся такая загадочная, а я должен всё как на духу выложить? Ну уж нет. Ты первая. — Он опять шумно прихлебнул.
Селина закатила глаза, размышляя над чем-то, потом вдруг привстала и задрала свитер и футболку под ним, показав уродливо исполосованный живот. Брюс от неожиданности чуть не выронил банку. Что это за студенчество в Европе такое у неё было-то.
— Это мне диктатор из Ганы оставил подарочек, — сказала Селина. — Из Демократической республики, конечно же. Мне продолжать? У меня ещё много увлекательных историй.
— Попробуй.
— Полярники в Сибири рассказали мне, как получать из мочи…
— Знаешь, хватит. — Брюс чуть вскинул руки, будто сдаваясь. — Я понял. Ты там какое-то обучение прошла. Круче, чем в армии. — Он покачал головой и помолчал. — Но в Готэм ты зря вернулась.
— Твоя очередь, — холодно заметила Селина. Почему-то Брюс только сейчас стал замечать какие-то старые привычки и движения, прикрытые резкостью и грубостью. Даже сейчас, держа в исцарапанных руках с поломанными ногтями банку с томатным супом, как бомж последний, она выглядела как чопорная наследница богатой семьи. И как ей это только удавалось.
Брюс вздохнул. Отложил ложку и залпом допил суп, швырнул банку в корзину, которую специально держал рядышком, и замер, опершись локтями о колени.
Ему хотелось, чтобы она уехала. Рассказывать о себе же — не хотелось вовсе.
***
Селина ждала. Она болтала томатную жидкость, раздумывая, допивать ли. Голод давал о себе знать, но она умела его переносить. Томатный суп вызывал какие-то странные ассоциации с бездомными, и, опустошив банку до половины, Селина вдруг подумала, что Брюс мог бы отдать этот суп кому-то, кто нуждается куда больше, чем блудная дочка миллиардеров. А он отдал ей. Почему? Зачем?
Она подняла взгляд и посмотрела на Брюса. Он стал ещё шире в плечах. Ещё выше. Но он был таким гибким и тихим, как кот. Может, если бы он знал, что в доме люди, если бы решил затаиться, даже её новообретённые навыки не помогли бы его обнаружить.