Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 25

— Поверь мне, я могу спать в любом месте, в любом состоянии и когда сам захочу, — Пятый скрестил руки на груди. — Ещё.

— Нет, — Куратор тоже скрестила руки на груди. — Ты тут всего час, а уже начал забываться.

Пятый хмыкнул.

— Я тебе нужен так же, как и ты мне. И я не забываюсь, — он чуть подался вперёд и сощурился. — Пока вы не знали, что делать с Древним ужасом, я его изучал. Думаю, выпить ещё чашку кофе я достоин.

Куратор сощурилась, а потом вдруг рассмеялась. Встала и протянула ему руку:

— Пойдём, Убийца богов, я покажу тебе, где кофеварка.

Он помедлил, но лишь на мгновение. А потом сжал её аккуратную, мягкую ладонь в своей, в мозолях и шрамах, и пошёл за ней.

Научив его пользоваться кофеваркой — удивительно современной для восемьдесят седьмого, в который она их перенесла — Куратор взяла чемоданчик и, пообещав вернуться к вечеру, собралась уходить. Она обмолвилась, что займётся его документами. Якобы хочет дать ему шанс на нормальную жизнь, пусть и связанную плотно с Комиссией. Пятый отнёсся к этому равнодушно и просто кивнул. Разве что напоследок пристально посмотрел на неё, стоя рядом, и мягко коснулся локтя.

— Какой тактильный! — Куратор тихо рассмеялась, провела рукой по его голове, перебирая волосы пальцами, потом похлопала по щеке, сделала шаг назад и исчезла в синей вспышке.

А Пятый остался один. Только в этот раз одиночество не было удушающим. Не пахло рыбой, сыростью и ворванью, зато лавандой и кофе. Здесь было солнце, и можно было открыть окно и подставить ему лицо, чтобы оно целовало его веки и щёки, будто соскучившийся по блудному сыну родитель. Здесь были пледы разной вязки, здесь был граммофон, из которого гремел французский нью-вейв, и полки с книгами, корешки которых Пятый прощупал, будто слепой. Он даже выбрал себе несколько книг, и вытянулся с ними и чашкой кофе на диване, под «пледом для чтения». Открыл «Улисса» Джеймса Джойса, но читать кинулся не сразу. Сначала ткнулся в переплёт носом, вдыхая книжную пыль, запах старых чернил и бумаги, потом потёрся щекой о страницы. И только после этого начал читать, перебирая в пальцах цепочку с огоньком Долорес.

Когда начало темнеть он протянул руку и включил торшер у дивана. Запрокинул голову и закрыл глаза, запоминая, как просвечивает тонкая кожа век, подсвечивая его внутреннюю темноту тёмно-красным.

Он задремал, а потом проснулся от накатившей на него волны энергии. Поднялся, книга съехала с его груди и упала на пол, потянув за собой и плед.

— Ты уснул, — Куратор улыбнулась в полумраке. Цокая каблуками, она прошла к открытому им окну и закрыла его. — Закроем, чтобы тебя не съели французские комары. Уверена, они посчитают тебя ужасно вкусным.

Пятый потёр глаза. Куратор обогнула диван и потеснила его, опустившись на край.

— Ты не соврал, когда сказал, что можешь уснуть где угодно.

Он хмыкнул и склонил голову набок, сонно моргая. Она прикрыла глаза, тихо фыркнув, а потом снова коснулась его. Царапнула пару раз за ухом и убрала руку, а Пятый по инерции потянулся за ней. Куратор вытянула указательный палец и покачала им из стороны в сторону, а потом — вдруг — коснулась им его носа.

— Вставай, — она похлопала его по колену. — Постелим тебе постель здесь, и я дам тебе пижаму. Завтра у тебя длинный день.

— Ты понятия не имеешь, что такое длинный день.

— Примерно могу прикинуть. Завтра я познакомлю тебя с твоим будущим партнёром.

— Я бы предпочел… работать один.

— Исключено. Но за неё я ручаюсь. Она покажет тебе город, — Куратор всё-таки поднялась, а следом за ней встал и Пятый.

Он понятия не имел, чего на самом деле она добивалась. Но ему, по большей части, было не важно.

Пока она даёт ему то, чего ему так не хватало и пока обещает помочь вернуться к семье и остановить Апокалипсис, ему совершенно без разницы, есть ли у неё скрытые мотивы.

Пока она подыгрывает ему, он подыгрывает ей.

На ночь Куратор задёрнула шторы, так что Пятый не проснулся с первыми же лучами солнца. Сквозь сон он, правда, сначала расслышал перекрикивания детей, идущих в школу, потом ворчание торговцем шарфами, шляпами и сувенирной мелочью, а следом снова предложение покупать каштаны.

Звук этот был как мёд для ушей, и Пятый сначала снова уснул, а потом проснулся. Встал, раздвинул шторы и снова открыл окно, глубоко вдыхая запах утреннего Парижа и впуская в квартиру все уличные звуки, которые только можно.

Потом он потянулся, стоя в луче света из окна, закрыв глаза и подставив солнцу лицо, и только вдоволь насладившись теплом, двинулся дальше.

Куратора не было, а к холодильнику магнитом с пауком была прикреплена записка:





«Булочки с шоколадом в холодильнике, кофе сам знаешь, как сделать. После полудня жди гостей. Вернусь вечером. Обнимаю, К.»

Пятый снял записку, поднёс её к носу и принюхался. Снова лаванда.

Приятно.

Спрятал записку в карман пижамы, открыл холодильник и сделал то, что давно не делал и на что намекала Куратор.

Позавтракал — двумя булочками с шоколадом и двумя чашками кофе. Потом собрал посуду и вымыл её, наслаждаясь даже этим процессом. Горячая вода и нормальное мыло. Всё, даже такие бытовые мелочи, было таким знакомым, но совершенно непривычным.

А где-то в половине второго за дверью раздались шаги. Пятый насторожился, сидя в кресле, и мгновенно запланировал план защиты. Он, конечно, помнил, что сказала ему Куратор, но инстинкты были сильнее, и сейчас он даже не думал ни о её обещаниях, ни о строчках в записке. Он перенёсся поближе, когда что-то заскрежетало в замочной скважине, и стоило двери открыться, он подался вперёд, хватая своего визитёра за горло и втягивая в квартиру.

Девушка, ниже него на голову, сначала вцепилась в него руками, а потом пнула в живот. Пятый разжал хватку и отступил, но тут же ударил снова, присев и ударив её ногой под колени и роняя на пол. Потом вцепился в воротник её лёгкого пальто и занёс кулак:

— Ты ещё кто такая?

— Блин, мама, — вместо ответа закатила глаза девушка. Говорила она с сильным английским акцентом, и голос у неё был мягкий и бархатистый. Слушать бы его и слушать. — Она же обещала, что предупредит тебя.

Пятый нахмурился, но, наконец-то, начал вспоминать. Куратор говорила ему, что к нему придёт напарница. Он выпустил её воротник и отпрянул.

— Рефлексы, — потом поднялся, вздохнул и протянул девушке руку. — Номер Пять.

— Да, я знаю, — она сжала его ладонь пальцами и Пятый потянул её на себя. — Меня Лайла зовут.

— Ладно, — он отступил. Прокрутил в голове случившееся только что и сощурился, окинув Лайлу пытливым взглядом. Смуглая. Его, кажется, возраста. — Ты не старовата ли, чтобы быть её дочерью? Приёмная, да?

— Ты чего такой грубый? Тебя волки воспитали?

— Рыбы.

Лайла моргнула, потом вскинула голову и указала на него пальцем:

— Точно. Дошло.

Она была невысокой, но крепкой. В подвёрнутых штанах, блузке и пиджаке под пальто в мелкую клетку. Красная обувь, как и у Куратора, только вместо шпилек удобный низкий каблук. На голове мальчишеская стрижка и красный берет, а за спиной рюкзак из мягкой кожи.

— Я тебе принесла одежду. Отдам за чашку кофе, — Лайла потрясла сумкой в воздухе. Потом закрыла дверь, сняла ботинки, наступая на пятки, и повесила пальто на крючок.

Пятый спорить не стал и действительно пошёл греть кофе.

Лайла прошла шаг в шаг за ним, потом уселась за стол и упёрлась в него локтями, совсем как Куратор вчера.

— И да, она моя приёмная мама, — она сощурилась. — Но не очень давно. Девять лет, пять месяцев и три дня.

— Какая точность.

Пятый налил две чашки кофе, поставил одну из них перед Лайлой, а вторую оставил себе. Сел на соседний стул, всматриваясь в лицо Лайлы и слабо улавливая её чувства. Как дёргались уголки её губ, как слезились глаза. Горечь.

— Она усыновила тебя в каких-то хреновых обстоятельствах, да?

— Да, — Лайла глубоко вдохнула, потом сделала большой глоток кофе и расплылась в широкой улыбке. — Давай я тебе всё во время прогулки расскажу? Только пообещай, что не будешь кидаться на прохожих.