Страница 21 из 27
Нам ведь не за это жалованье платится, щедрое даже по карфагенским меркам…
– А Мириам-то чего отчебучила! – делится свежей сплетней Юлька. – На днях, когда Арунтий с вами в отъезде был, прямо в доме тусовку собрала! Ну и зажигали же они там! Сама она «травы» накурилась, танцульки затеяла, а платье-то у неё – мало того что полупрозрачное, всё просвечивает, так ещё и открытое. Она плечами-то двинула, фибулы соскользнули, да всё её «хозяйство» и вывалилось наружу, хи-хи! А Мириам-то – хоть бы что! Прикололась и вообще устроила стриптиз! А потом…
– Юля, с именами потише – слуги слышат, – оборвал я её.
Что было «потом», мы и так уже знали от наших иберийских камрадов, нёсших в тот день охрану особняка, и ни к чему об этом судачить рабам. Хоть и по-русски говорим, но ведь кое-какие слова нашим слугам уже понятны, не говоря уж об именах. Но куда там! Единственное, чего я добился – это говорить стали немножко потише, чтоб рабам слышно не было. И видно же по Юльке, что не столько осуждает она эту оторву Мириам, сколько завидует её «красивой» жизни, гы-гы!
– Она же, представляете, вот ни одного праздника Астарты не пропускает! Даже когда замужем была – всё равно в храм ходила! А уж как овдовела – с половиной Мегары перепихнулась! Пять раз залетала и аборт делала! Представляете, как зажигает!
Судя по «пяти разам», информация до Юльки дошла через трёх посредников, точнее – посредниц, каждая из которых добавляла по дополнительному разу от себя. Я слыхал только о двух разах – от Велии, которую в симпатиях к Мириам не заподозришь, поскольку взаимоотношения у них – ну, скажем, далеки от дружеских.
Мириам, о которой сплетничают наши бабы – дочь Арунтия от первого брака с финикиянкой, ныне покойницей. Но если Фабриций, который от того же брака, воспитан отцом в ежовых рукавицах – на этрусский манер – и вырос, кажется, нормальным мужиком, то уж сестра его – финикиянка финикиянкой, причём в худшем смысле. Избалованная свыше всякой меры капризная обезьяна, вытворяющая всё, что только левой ноге захочется. И до замужества-то равнялась во всём на финикийскую родню своей мамаши, замуж вышла в такую же семейку, да и теперь, овдовев и вернувшись в отцовский дом, компанию водит с такими же, как и она сама. При этом, будучи законной дочерью, высокомерна и сразу же попыталась «поставить на место» прибывшую раньше нас Криулу с детьми, которых она считала чуть ли не рабами. Карфаген – это не Кордуба и даже не Гадес. Но и эта Мириам – что-то с чем-то. Даже новая жена нашего нанимателя, тоже финикиянка и хозяйка дома как-никак, далеко не так надменна, как эта стерва. Хрен позавидуешь, млять, семейной жизни карфагенских олигархов…
– Арунтий в первый раз женился ради деловых связей – надо же было в городе «прописываться», гражданство получать, а для этого местную родню из числа граждан надо иметь, и не из самых простых, если хочешь серьёзные дела вести, – делится Серёга тем, что нам всем и так давно уже известно. – А на второй, вот этой нынешней, – чтоб в Совет Трёхсот попасть. Хоть он и бутафорский и ни хрена на самом деле не решает, но только через него можно о месте в Совете Ста Четырёх помышлять. Ради такого на ком только ни женишься!
– Да, связи – это всё, – задумчиво соглашается Володя. – Обзавёлся ими – и всего достигнешь играючи, по блату…
– Сталина на них нет! Ничего, вот Ганнибал порядок-то наведёт!
– Да хрен наведёт! Скорее, его самого «наведут». Связи – они рулят…
– Дались вам эти связи! – хмыкаю я. – В делах-то помогают, не спорю. Но ради этого превращать в кошмар обстановку в своём же доме – да ну её на хрен, такую помощь такой ценой. Чтобы на такой, как эта Мириам, жениться – это же свихнуться надо!
– Уж чья б корова мычала! – тут же взвилась на дыбы Юлька. – Ты, Макс, сам без пяти минут зять Арунтия! Ты и через постель своей испанской малолетки в олигархи выберешься, вот и перебираешь – можешь себе позволить попривередничать! Ты и сейчас уже как олигарх – и больше всех получаешь, и вон какие хоромы себе снял! Прямо даже со своей индивидуальной купальней!
– Ага, с ней самой. – Если Юлька завелась, да ещё и под «травкой» – урезонивать её без толку, да и ни к чему. Вполне могла бы и сама в таких же «хоромах» жить, если бы на низкопробное тряпьё с бижутерией большую часть Серёгиного жалованья не спускала. И кто ей доктор после этого?
Собственно говоря, живём-то мы все в многоквартирных инсулах в достаточно приличном районе между Мегарой и Бирсой. Не в тех кварталах, конечно, которые сейчас на склонах Бирсы строятся – во-первых, они ещё только строятся, там только первый дом и заселён жильцами, а второй пока ещё сдаётся, а во-вторых, это «бюджетное» жильё для бедноты, до сих пор ютившейся вообще не пойми где, которую Ганнибал теперь задумал расселить поприличнее. Наши же кварталы гораздо элитнее как типовых в Старом городе, так и вот этих вновь строящихся на месте выселенных за город мастерских горшечников.
Удобства, конечно, и у нас тут не современные, но уж водопровод-то имеется. От акведука вода поступает прежде всего, конечно, в Мегару, а уже оттуда – и в Старый город. В нём она разливается по сети подземных цистерн, дополнительно наполняемых и дождевой водой в зимний период. Пока не было акведука – только от этих зимних дождей и наполнялись. Впрочем, тогда и сам город поменьше был, и народу в нём было меньше в разы, так что и кислороду хватало, и дождевой воды из цистерн.
На верхние этажи инсул приходится подавать воду цепным насосом-черпаком, изобретённым александрийскими греками. Если есть лишние деньги – заплатишь, и рабы домовладельца накачают, нет или жаба давит – качай сам. На первом этаже хватает напора и от цистерн, поэтому первый этаж – самый элитный и дорогой. Пить эту воду из цистерн без предварительного кипячения не рекомендуется никому – это же Африка, а кишечной палочке глубоко наплевать, солидный ли ты жилец с первого этажа или шантрапа с самого верхнего, но помыться ею можно вполне. Или ещё какие-то дела справить, для которых в менее благоустроенных жилищах «удобства на улице». Водопровод и канализация – это же великое дело.
Квартал, состоящий из нескольких пристроенных друг к дружке инсул, имеет свой внутренний дворик с небольшим садом, фонтанчиком и общественной купальней, и только на первых этажах есть купальни в самих домах – для обитателей этажа. Вот как раз в таких квартирах, аренда которых обходится в шекель в день, и обитают наши, и Юлька страшно недовольна тем, что купальня бывает иногда занята соседями и ей приходится ждать своей очереди. Первая же инсула в каждом квартале – особая, в ней все квартиры первого этажа с собственными ванными комнатушками, и вот такую как раз, стоящую полтора шекеля в день, занимаю я – ага, хоромы с купальней. До настоящих мегарских купален ей как раком до Луны, ванна – только с Софонибой усесться, облокотившись на края, да побалдеть маленько перед помывкой, и вот за это удовольствие я переплачиваю лишние полшекеля в день. А иначе – ну, или общественная купальня, когда свободна, или бронзовая ванна, которую наполнять и опорожнять приходится врукопашную.
Если это и есть буржуазное… тьфу, рабовладельческое моральное разложение, которым меня попрекает Юлька, то что же тогда в особняках мегарских олигархов?
– Проклятые эксплуататоры! – шипит та.
– Ага, особенно тебя заэксплуатировали по самые гланды!
– Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист! И вообще – эксплуататор-рабовладелец!
Тут уж даже Наташка заржала, тыкая пальцем на соседний столик, за которым, обслужив нас, насыщались теперь наши рабы. Судя по их приглушённому, но в основном довольному гомону, никто из них пока не собирался падать ни от утомления, ни от голода. Впрочем, это ж Юлька! Если она в своём репертуаре, то это значит, что всё нормально и жизнь продолжается.
6. Интриганка
– Погуляй пока, Велтур, – отослала Криула сына. – А ты, Велия, останься.
Выпроводив пацана, она обратилась ко мне: