Страница 5 из 7
Переедание мне кажется бессмысленным. Ну хорошо, допустим, ты съел одну ножку, но зачем есть вторую, если ты уже съел одну? Там же тот же самый вкус! Чем второй кусочек отличается от первого, а третий – от четвертого? Не проще ли смаковать самый первый кусок подольше, тот самый, с которого все началось? Есть очень большая разница между удовлетворением желаний и получением удовольствия. Думаешь ли ты о том, что чувствуешь, улавливая ранее неизведанные тонкие ноты вкуса, или слышишь голос желания, который невозможно заглушить, диктующий съесть «еще вон тот кусочек». Ведь при удовлетворении одной потребности сразу рождается следующая. Тем более что иногда желание приятнее, чем эмоции при его исполнении. (Ах, хотел бы я вечно быть влюбленным в кого-то так, чтобы наша любовь была взаимной, но при этом чтобы никто из нас не догадывался о чувствах партнера. Чтобы мы никогда не произносили слова «пара», «брак». Остаться на лезвии неудовлетворенного желания, никогда не знать, кто мы друг для друга, что мы на самом деле думаем. В конце концов, многие по похожим причинам оттягивают момент оргазма. Там ничего нет. В конце. А важен сам процесс. То же самое можно сказать и о жизни.) Где-то читал, что среднестатистический человек забывает о вкусе еды, после того как в четвертый раз проглатывает пищу. Правда в том, что для жизнеобеспечения нам нужно столь мало еды, что большинство из нас, никогда не голодавших, даже и не догадывается! Мы, привыкшие к комфорту, не знаем, сколько и чего нам нужно для полноценной жизни. Что необходимо, а что нет. Какой отдых размягчает, а какой, наоборот, дает нам новые силы.
Во главе стола восседает дядя. По его правую руку – муж. Я – по левую. Рядом со мной – их сын. Ему девять. По диагонали от меня, налево, сидит их дочка лет пяти. Она прекрасно ходит (лучше, чем я), но родители до сих пор сажают ее в коляску, когда выходят на прогулку вчетвером. Сначала мне казалось, что они просто забыли о том, что маленький взрослый прекрасно ходит и по привычке продолжают ее возить. В конце концов, эта пара мало времени уделяет воспитанию. Но сейчас мне показалось, что дядя с мужем просто не хотят, чтобы их дети выросли, но они, взрослые, конечно, никогда в этом не признаются. Скорее всего, родители сами не отдают себе в этом отчета и продолжают сажать дочку в прогулочную коляску неосознанно. Есть идеальный образ: двое детей. Один постарше, другой в коляске. Выходные, поездки на океан. Машина, дом, собака. Образ счастливой семьи. Когда коляска станет ненужной – образ разрушится.
– Вчера я заказал новую видеокамеру для велосипеда, – говорит дядя.
Я, наверное, из любезности должен поинтересоваться, чем ему не подошла старая, и спросить про характеристики новой.
– Прекрасно! Ее завтра привезут? – спрашивает мужчина (еще одна его собственность).
– Да! – И еще один квадратный метр дома заполнится. – Так что, племянник, ты дописал диссертацию?
Я давно перестал объяснять кому-либо, чем я занимаюсь. Когда я допишу научную работу, ее сможет от силы понять человек тридцать – у остальных банально не хватит квалификации, ведь математики настолько разошлись по разным областям науки, что даже не могут общаться друг с другом, говоря на разных языках – алгебры, анализа, топологии… Последний, по общепринятому мнению, универсальный математик, Гильберт, умер в середине прошлого века. А сейчас, в XXI веке, многие мои коллеги с пренебрежением относятся к другим областям математики, как к чему-то ненастоящему, детскому или глупому. Те, кто занимается анализом, ругаются на алгебраистов как на зациклившихся на самих себе. Алгебраисты обзывают тех, кто занимается дифференциальными уравнениями, – «прикладными», что есть страшнейшее оскорбление для чистого, иными словами – абстрактного, математика. Вкратце: чем абстрактнее твоя наука, тем более «свободным художником» ты себя считаешь перед другими – большим творцом. Ты не возишься с «чиселками», как технарь, не считаешь, не программируешь, ища баги, как какая-то крыса, а разбираешься в структуре мироздания! Но, несмотря на уважение к абстракции, все дружно поносят математиков, занимающихся логикой, как самых абстрактных математиков, потому что уже и не считают их за математиков вовсе. Как-то раз на лекции я спросил у одного профессора, не использовал ли он случайно аксиому выбора в доказательстве, ведь очень важно понимать те аксиомы, которые были использованы, на что он ответил: «Давайте заниматься математикой, а не углубляться в философию». Ровно поэтому я понятия не имею, чем занимаются мои соседи по офису, но зато могу цитировать одного профессора в университете Токио. А из тех, кто поймет мою статью, захотят прочитать ее лишь человека три: я, мой научный руководитель и его будущий ученик.
Мой дядя тем временем засовывает уже лишний кусок курицы в рот. Уверен, что курица без ГМО.
Я ерзаю на стуле и не знаю, с чего бы начать разговор. Интересно, о чем эта пара говорит друг с другом наедине? О проблемах на работе? А может, они сплетничают? И то, и другое так скучно и пусто. Почему у них дома всегда включен телевизор? Даже когда мы сидим и отмечаем день рождения, он все равно мерцает где-то рядом. И зачем работает радио, если и так шумит телевизор? Пару лет назад я настоял на том, чтобы мы убрали посторонние звуки во время ужина. У дяди начался нервный тик…
– Давай заканчивай диссертацию и иди уже устраивайся работать в финансовую сферу. Тебе же ничего не платят. А мозги у тебя есть.
Жир капает дяде на штаны.
Как же я боюсь стать таким же, как он! Опухшим от комфорта, усыпленным потоками ненужной информации. Может быть, поэтому я отказываюсь дописать диссертацию и получить докторскую степень? Может быть, я специально пытаюсь стать неудачником, чтобы мне приходилось выживать, а значит, и жить. И я никогда не превращусь в тушу, сидящую напротив.
– Ты знаешь… Я сейчас пытаюсь писать.
Дядя чуть не подавился. Мне пришлось увидеть, как обслюнявленный кусочек курицы вылез из его рта, но дядя резким и уверенным движением языка вернул его обратно.
– Писать? Книгу, что ли? Но их же никто не читает. Тем более никто не платит.
– Кто-то читает.
– О, я знаю! Заведи видеоблог о своей жизни!
Видеоблог о своей жизни? Серьезно? Почему самые близкие люди оказываются самыми далекими?! Он же совсем не видит разницы между искусством и развлечением, между работой и призванием! Я не верю в то, что он мне родня. Я, наверное, приемный ребенок. Неосознанно начинаю сравнивать черты его лица со своими. Кто этот человек? Мы не можем быть родственниками.
У его старшего сына проблемы с математикой. Я бы мог ему помочь. Я даже хочу ему помочь! Но не могу. Не могу, потому что как-то раз пытался. Однажды, когда я начал что-то объяснять старшему про таблицу умножения, дядя резко прервал меня. Я попытался заметить, что я все-таки профессионал и когда-то работал с детьми, но дядя ответил, что есть люди, которым он платит деньги, «причем немалые», за эту работу и мои услуги не требуются. Его муж потом наедине рассказал мне, что дядя боится, что у его старшего сына разовьется комплекс неполноценности из-за того, что он что-то не поймет из моих объяснений. Я начал спорить и доказывать, что комплексы разовьются и без меня, но муж дяди просто пожал плечами.
Дети доедают и убегают. Я бы убежал вместе с ними: они пока еще умеют слушать. И пока еще знают, как звучит собственный голос.
По телевизору показывают судебный процесс над экотеррористом. Пару дней назад парень взорвал завод, выбрасывавший в озеро отходы. Правительство вроде как знало о загрязнении окружающей среды, но бюрократический аппарат действовал медленно, так что завод продолжал работать годами. Юристы затягивали судебный процесс по вопросу закрытия завода, а жизнь в озере продолжала вымирать. В итоге парень сделал самодельную бомбу и разнес предприятие на кусочки. Теперь парнишка проведет остаток жизни в тюрьме.