Эффект присутствия

Панельную девятиэтажку под номером шесть дробь три по улице Машиностроителей пришлось поискать, она стояла в глубине дворов и таблички не имела.

– Понатыкали коробок этих невпопад, – возмущался Лёва, быстро вертя баранку, чтобы вписаться в проезд между типовыми домами. – Не люблю Машинку, как тут люди живут. Все, дальше не проедем, жители противотанковые заграждения вкопали.

Нужный подъезд определили по стоявшим возле него машинам «скорой помощи» и милиции.

В экипаже «пэпээс», первым подскочившем к месту происшествия, старшим был командир роты Швеллер. Худощавый, длиннорукий Швеллер, завидев приближавшегося Коростылёва, подтянулся, ребром ладони проверил, на месте ли находится кокарда шапки. Доклад его не занял и минуты.

Жители из тринадцатой квартиры в час пятнадцать вышли на улицу с целью устройства фейерверка из средств бытовой пиротехники и на бетонной площадке, на которую вывозится контейнер из мусоропровода, обнаружили мёртвого ребенка. Чей ребенок – не знают. Ничего подозрительного не видели и не слышали.

– Спрашивали, у кого в подъезде есть дети? – Маштаков придерживался правила, что искать в первую очередь следует поблизости.

– Так точно, товарищ капитан! – Швеллер был строевой косточкой. – Сказали, что в седьмой квартире. Мы туда сходили, ребёнок на месте, спит.

«Пэпээсники» сработали грамотно, прибыли быстро, обеспечили охрану места происшествия, провели разведбеседу с жильцами, обнаружившими труп, записали их данные, и даже сделали в верном направлении ход, направленный на раскрытие преступления.

– Рапорт мы сейчас напишем. – Швеллер знал порядок.

Кивнув, Маштаков направился к площадке у подъезда, чувствуя, как с каждым шагом ноги от колен и ниже наливаются тяжестью. За полные десять лет работы он выезжал на сотни трупов, особенно часто – в прокуратуре, но привыкнуть к смерти детей у него не получалось.

В сентябре во время работы по убийству в коттеджах девятилетнего Антона Синицына у Михи случился очередной срыв, к счастью, кратковременный.

Тельце ребенка, лежавшее на отчищенной от снега площадке, казалось ненастоящим. Из одежды на младенце, оказавшемся девочкой, имелась лишь фланелевая рубашечка в весёлый цветочек. Судя по размерам, девочке было не больше года. Головка ее была разбита вдребезги. Судебный медик в качестве причины смерти укажет открытую черепно-мозговую травму, полученную при ударе по голове твердым тупым предметом с неограниченной поверхностью или об ударе о таковой. На серой поверхности бетона краснели брызги крови, веером разлетевшиеся от головы. Судя по тому, что размозженный затылок находился в эпицентре брызг, тельце не перемещали. Сотрудники «скорой помощи» ограничились констатацией факта наступления смерти, необходимости в проведении реанимационных мероприятий не возникло.

Коростылёв рассматривал погибшую девочку из-за плеча Маштакова. Обернувшись, Миха увидел на лице у кадровика брезгливую гримасу.

– Что здесь произошло? – спросил полковник.

– Ребенка сбросили с большой высоты или, держа за ноги, ударили головой о бетон.

– Но зачем? – Коростылёв не скрывал надрыва. – Вот звери! Стрелять таких надо без суда и следствия!

Сокрушаться над трагедией можно было до бесконечности, результатов от этого не прибудет. Маштаков прикидывал фронт и направления работы.

– Надо срочно поднимать как можно больше сотрудников на отработку жилого сектора. – Полковник видел выход в привлечении массовки.

– Давайте сначала поработаем, – предложил Миха. – Скоро Сутулов подъедет и участковый. Со мною целых трое. Я начну обход подъезда с девятого этажа. Нас ведь интересуют только квартиры с окнами на эту сторону. Планировка стандартная, значит, нужно обходить только «трёшки», которые налево от лифта. У однокомнатных и «двушек» – окна на противоположную сторону, а те «трёшки», что направо от лифта, они – далеко. Докинуть из них можно, но траектория слишком мудрёная, козырёк над подъездом мешает. Получается, включая первый этаж, нас интересует девять квартир. Всего делов-то.

– Под вашу ответственность… – На месте происшествия, рядом с криминальным трупом ребенка в нештатной ситуации начальственный лоск заместителя по кадрам потускнел.

«Это тебе не тетрадки с конспектами проверять, – ехидно хмыкнул про себя Маштаков. – Тут головой думать надо».

Коростылёв двинул к своей «Волге». Ему пришлось сойти в сторону, на поребрик, чтобы позволить проехать «буханке» УАЗ-452 с продольной красной полосой по борту и большими цифрами «03», набитыми через трафарет на двери. Медикам тут делать было нечего.

Эксперт Николаев нагнулся к чемодану за фотоаппаратом. Когда выпрямлялся, его мотнуло.

Покосившись, не видит ли Коростылёв, Миха взял эксперта за бушлат на груди и резко встряхнул.

– Сосредоточься. Берия за тобой сечёт. Дыши носом, но не сильно. Не кури. Не лезь в разговоры. Понял?

Николаев угрюмо выдавил: «Понял», обдав кислым духом перегоревшего алкоголя.

«Почему он долго так не трезвеет? Сколько он выжрал на халяву на Восходе? Неужели ума хватило у себя в ЭКО добавить? Озеров-то пришёл в себя».

Маштаков не испытывал симпатий к эксперту и никогда не приятельствовал с ним, но Николаев был такой же тягловой лошадкой, как и он сам. Без блата и перспектив на повышение, с грошовой зарплатой. Поэтому Михе хотелось обломать кадровику удовольствие от возможности уличить эксперта в употреблении спиртного во время дежурства и с позором, в назидание другим выкинуть его на улицу, как нагадившего кошака.

Подошел Швеллер, протянул сложенный вдвое, чтобы на ветру не трепыхался, рапорт.

– Можем вернуться на маршрут патрулирования или нужны ещё?

Оперативник адресовал старшего лейтенанта к ответственному от руководства:

– Жираф большой!

Маштаков направился к подъезду. Дверь была оборудована кодовым замком, но «пэпээсники» предусмотрительно заблокировали её снизу осколком кирпича, за что Миха мысленно поблагодарил их.

В подъезде воздух стоял тяжёлый и влажноватый. Очевидно, из подвала просачивались испарения от протекавшей канализации. Под лестницей едко воняло кошачьей мочой, куда в России без этого. Маштаков двинулся вверх пешком, оглядывая каждую лестничную площадку и площадки между этажами, через которые проходил толстый асбестоцементный ствол мусоропровода. Освещение присутствовало далеко не везде, там, где его не имелось, под подошвами хрустела шелуха от семечек. Подъезд был типичный: стены, оштукатуренные под шубу, пластиковые покрытия с перил содраны неутомимыми вандалами. На пятом этаже через дверь тринадцатой квартиры, обитатели которой обнаружили труп, доносились музыка и хохот. Люди продолжали праздновать, чужое горе их не тронуло. Спасибо ещё, что в милицию позвонили, проявили сознательность. Здесь на пятом этаже Миха передохнул немного, а то дыхание у него сбилось. И было отчего – в последнее время пачки «Балканской звезды» на день ему не хватало.

«Надо уменьшать дозу», – зарёкся он, растирая через одежду правый бок.

Достигнув самого верха, Маштаков обследовал ход на крышу. Не исключено, что ребенка выбросили именно оттуда. Преступник мог случайно зайти в первый подвернувшийся ему подъезд. Если дело обстояло именно так, задача усложнится невероятно. Однако лаз на крышу оказался закрытым металлическим люком, в ржавых проушинах которого висел амбарный замок. Не похоже, что этим ходом кто-то пользовался в недавнее время.

На девятом этаже Маштаков позвонил в квартиру под номером тридцать три. Вскоре за обитой дерматином дверью послышались шлепающие шаги, дважды провернулась ручка замка. Затем шаги прошаркали в обратном направлении, удаляясь в глубину жилища. Никто ничего не спросил. Подождав с полминуты, Миха взялся за ручку и слегка надавил вперед, дверь подалась.

– Тук-тук-тук, – громко произнес оперативник в образовавшуюся щель. – Хозяева!

«А я милого узнаю по походке!» – в ответ из квартиры донёсся ухарский запев Гарика Сукачёва.