Клейменая

Он нахмурился, отодвинул ее руку. Кинни заправила кинжал за пояс, встала и отряхнулась.

– Ладно, будем считать, что ничья.

Обернулась к Ривалю. Взъерошенный ее пальцами, он продолжал сидеть в море золотых цветов и задумчиво наблюдать за ней снизу. Ветер играл с его темными волосами. Кинни сглотнула. Похоже, только что она выпустила на волю что-то опасное. Прогнала пугающие мысли и спросила:

– Научишь меня драться так, чтобы никто не смог выбить мой меч?

Он покачал головой.

– Почему?

– Потому что не дело красивой женщине размахивать мечом и бегать в шароварах, – сорвал высокую травинку, зажал ее между зубов. Такой серьезный.

– Я не женщина, – не унималась Кинни. – Я хранительница. Моя обязанность – сохранить храм от врагов.

– Это как посмотреть, – Риваль лег на спину. – У вас тут настоящий кошмар творится. Женщины кинжалы швыряют, мужчины обед варят. Девчонки храм защищают, воины штаны просиживают и чешут языками на какой-то там горе.

– Они не языками чешут, – назидательно исправила Кинни, опускаясь рядом с ним в траву, – а совет держат. Кто ж еще решит, как дальше племени развиваться? Как сражаться учиться?

– Тут не решать надо, а действовать. Явились бы к нам да выбили из своих земель. Так нет, затаились, сидят, ждут. Хотят, чтобы мы сами отдали их что ли?

– А если война будет, – настороженно спросила Кинни, – ты кого убивать будешь? Антилоп или барсов?

– Я не убивать буду, – спокойно ответил Риваль, – а тебя спасать. И детей наших. А там уж не важно, от кого. Поляжет любой, кто рискнет посягнуть на мою семью.

Кинни задержала дыхание. Никто ей, безголовой девчонке, угодившей в хранительницы, а потому освобожденной от трудовой повинности нежеланной невесте, еще такого не говорил.

– А что, по-твоему, должна делать женщина? – робко спросила она куда-то в сторону.

От Риваля не укрылось ее смущение. Он едва заметно улыбнулся.

– Женщина рождается, чтобы быть вдохновением для мужчины, его путеводной звездой, смыслом жизни, душой. В жене своей черпает он мудрость веков, душевные силы, поддержку и понимание. Она же в ответ по любви дарит ему наследника, продолжает род, многократно возрождая его в детях. Женщина – это душа мира, это любовь. Мужчины по природе своей воинственны, жестоки. Они творят историю, битвы, войны. Мужская сила деятельная, физическая. Женская сила духовная, нематериальная.

– Так, по-твоему, жена должна сидеть сиднем дома и ничего не делать? – с вызовом спросила Кинни.

Риваль усмехнулся ее горячности.

– Жена может заниматься тем, что ей по душе. Она становится продолжением мужа, так же как и он продолжением жены. И если она чем-то увлечена, то это найдет отклик и в его душе, потому что они едины.

– И что же? – с сарказмом поинтересовалась газель. – В твой душе находит отклик мое увлечение военным искусством?

Риваль рассмеялся в голос, чем вогнал девушку в жуткое смущение. Лицо Кинни стало почти багровым.

– Еще как находит, – сказал он, все еще широко улыбаясь. – Да только занимайся этим своим увлечением где-нибудь дома, во дворе, и не вставай на защиту храма. Не дело женщине мужские обязанности выполнять.

– Но их же кто-то должен выполнять, – упиралась Кинни.

– Муж тебе на что? – Риваль легонько хлопнул ее по носу, встал на ноги и протянул руку. – Пошли? Говорят, там праздник плодородия. Женщины последний сноп сегодня вроде как связали.

– Да нельзя мне хороводы сейчас водить, – хмуро ответила Кинни, но руку подала и тоже поднялась на ноги, отряхнулась. – И тебе, кстати, тоже.

– У вас тут все устроено, чтобы жених и невеста еще до свадьбы предались тем бесчинствам, о которых сейчас на каждом углу шепчутся нам с тобой в спину, – хмуро проворчал Риваль и тревожно оглянулся на лес.

– А у вас как будто не так, – обиделась газель.

– Нет, – только и ответил юноша, глядя на Кроша и Колоска, которые с громким топотом пронеслись мимо, оба взлохмаченные, с запутавшейся в шерсти желтом рапсе, но невероятно счастливые и воодушевленные.

– Ладно, Кинни, – серьезно сказал Риваль. – Давай изучим один важный прием – “Львиная пасть”, никто в бою не выбьет твой меч, а ты сможешь лишить его оружия.

Кинни в предвкушении закусила губу. Барс присел, прикоснулся к ее мягкому кожаному башмачку на шнуровке.

– Эту ногу чуть разверни и дальше назад.

Девушка замерла, прислушиваясь к бьющемуся сердцу, опустила голову, встретилась с ним взглядом. Что за удивительный человек.

– Ну же, – Риваль задел большим пальцем ее лодыжку. Кинни сглотнула, подвинула ногу.

Рыцарь поднялся, расправил плечи: – Славно, – достал меч, повернулся боком. – Возьми эфес вот так, видишь.

Барс был высоким, сильным, как молодой хищник, и внушал страх, когда стоял вот так воинственно. Кинни повторила.

– Тебе лучше покрепче захватить рукоять, немного по-иному – продолжал он, затем поднял руку. – Видишь, вот здесь, когда заносишь на удар, кажется, что рука вывернется. Если сил не хватает, помоги левой, но не останавливайся, – он двигал рукой медленно, меч сверкнул на солнце, ослепив на мгновение сосредоточенную газель, – Только когда находишься на пределе, и уже больно, сделай такой резкий перехват другой рукой и снова выверни, – он махнул мечом и встретил ее взгляд. – Попробуй на мне.

Кинни наставила на него меч, как учил. Риваль поднял свой. Скрежещущий вой железа об железо засвистел над полем. Стая птиц взметнулась в небо. Девушка медленно повторила движение. – Риваль, он может вывернуть мне руку, когда разворачиваю.

– Обычно да, но из-за предыдущего твоего выпада ничего не выйдет. Только помогай второй рукой сильнее. Пробуй еще раз быстрее.

Газель ударила. Барс отбил. Она увернулась и повторила. Риваль довольно улыбнулся: – Хорошо. Ты быстрая. Бей еще.

Он напал первым. Кинни занесла меч и ударила, клинок рассек воздух. Затанцевали барс с газелью в золотом рапсовом море под первые аккорды приближающейся грозы, не замечая плывущего мимо них времени и теплого, играющего с волосами ветра. Глубоко вдыхали запах мятой травы и все тянули минуты, не желая уходить.

– Умница, – заключил, наконец, рыцарь и опустил меч.

Кинни отметила про себя, что он не запыхался, тогда как ей не хватало воздуха из-за быстрой битвы. Улыбнулась в ответ открыто и благодарно: – Спасибо, Риваль.

5

Долго смотрела Кинни в окно на пирующую деревню. Мать, отец и даже младшие сестры, которых прежде родители держали дома – чтобы не засматривались унэши на младших, старшую нужно было сначала замуж выдать, – отправились на народное гуляние. Связали антилопы последний сноп, нарядили его в красную рубаху, обвили ситцевым платком и принялись водить вокруг него хороводы да песни петь, чтобы и на будущий год урожай хороший был. Вволю напевшись да наплясавшись, сплели девки красные из колосьев тугой венок, выбрали самую видную газель в поселении, длинноногую, стройную, надели ей на голову да повели по селу на пир честной с кашей густой, сальными блинами и медом. А как наелись вдоволь, так и солнце садиться стало, отбрасывая на сжатые поля красное зарево, – время костры жечь пришло да желания загадывать и прыгать через них на счастье свое иль погибель. Долго-долго смотрела Кинни на прошедшую свою юность, слушала веселый смех девушек молодых да унэшей вольных, прыгающих через пламя, кружащихся в хороводе, веселящихся в салочки. Женатые и замужние тоже хороводы водили, молодость вспоминали, деток приучали. Старики любовались на молодежь, поглаживая бороды да задорно поглядывая на свои некогда быстрые ноги. До самой темноты слышался с улицы веселый смех и пение, а потом ночь рябиновая пришла, и антилопы разошлись по домам, потому как опасно становилось теперь по улице ходить – небесный огонь карал таких путешественников беспощадно. Кинни довязала свадебный полог, разгладила его горячими углями, высыпанными на сковороду, на кровать повесила. Колосок неспеша открыл дверь, потянулся, лапу хозяйке подал. Газель сняла бережно привязанную бересту.