Клейменая

Когда рыцари исчезли из виду, и Риваль с долей облегчения отметил, что унэши, по всей видимости, что-то сообразили и повели врагов в сторону от селения, оседлал освободившегося коня и что есть мочи помчался к Кинни. По какой-то счастливой случайности или, может, воле провидения, тропа барса проходила как раз мимо храма, и Риваль заметил в окне горящую свечу. Привязав коня к молодой сосне, парень вбежал внутрь Кинни стояла перед толстой свечой, выплавленной в форме двух переплетенных друг с другом колосьев. Глаза газели были закрыты, губы едва заметно шевелились. На лице светилась нежная улыбка. Голову укрывал свадебный полог. Риваль подошел, взял Кинни за руку. Девушка вздрогнула, открыла глаза.

– Риваль, – потянулась, погладила его щеку. – Живой.

Он моргнул, не понимая. Накрыл ладонью ее пальцы.

– Живой. Кинни, послушай, сейчас тебе нужно пойти со мной, хорошо?

Она кивнула, сжала его руку крошечными пальчиками, которые показались парню чересчур горячими, и послушно последовала за ним, ничего не спросила, не принялась спорить или упрямиться. Ее лицо выглядело просветленным, одухотворенным, и чтобы не отвлекаться на красоту нареченной невесты, барсу пришлось воззвать ко всей своей силе воли.

На улице встала предрассветная свежесть. Далеко на горизонте бушевала гроза. Кинни задрожала. Риваль обнял ее плечи, согревая.

– Не бойся. Никто тебя не обидит.

Кинни вопросительно посмотрела на него, затем на взлохмаченного Кроша, дышащего часто и громко. Рыцарь посадил девушку в седло, запрыгнул позади. Ночь была темная и грозная. Тучи заволокли небо, вновь и вновь глотая мученицу-луну. Вдали снова ударила молния, осветив небо огнем. Кинни закрыла глаза, пережидая гром, поэтому не сразу заметила, что Риваль повез ее в противоположную сторону от селения.

– Куда мы едем? – взволнованно спросила, оглядываясь.

– Туда, где безопаснее.

– Безопаснее всего в селении антилоп. Отвези меня домой.

Риваль не ответил. К счастью, лес начал редеть, и вскоре жених и невеста выехали на рапсовое поле. Трава сложилась широкой примятой дорогой, уходящей за женскую гору. Такую могло оставить только целое воинство. Газель схватила поводья и дернула их так сильно, что конь заржал и встал на дыбы.

– Кинни! – Риваль наклонился, успокоил жеребца. – Что ты делаешь?

– Вези меня обратно! Как мог ты так низко поступить с нами?!

Риваль промолчал. Кинни обернулась. Его глаза были грустными. И виноватыми. Она пережила бы любое предательство, но не это. Было больно, из глаз потекли злые слезы. Кинни ударила барса в лицо. Он увернулся, обнял ее талию, удерживая. Тут уж газель перестала сдерживаться – забилась в руках варвара, как дикая кошка. Чуть не упала с коня. Риваль спешился. Кинни соскочила и бросилась обратно к лесу. Юноша настиг ее без труда, поймал.

– Кинни, Кинни, – шептал, уворачиваясь от звонких оплеух, которыми газель щедро осыпала его лицо. – Ну, перестань же, Кинни. Я не приводил их.

В конце концов, девушка сдалась и навзрыд расплакалась, закрыв лицо ладонями. Риваль опустил голову, приник лбом к ее волосам:

– Я не успел. Если бы еще немного прошел, встретил их до того, как… – он замялся и сжал руки в кулаки. – Кинни, поехали со мной. Нам некуда возвращаться.

– Нет, – попыталась остановить всхлипы. – Я разделю участь своего племени. И ты не остановишь меня.

Риваль вгляделся в ее глаза. Куда делась одухотворенность, священное просветление, покорность? Что такого видела эта удивительная девушка в храме и от чего отрекалась теперь. Риваль чувствовал ее боль. Дрожащей рукой погладил лицо, волосы газели, заключил ее разом похолодевшую ладошку в свою и заметил, что рука Кинни снова кровоточит.

– Хорошо, Кинни. Как скажешь. Я отвезу тебя в селение. Только поклянись, что не будешь делить участь племени.

Кинни едва заметно задрожала и сжала зубы.

– Поклянись мне, Кинни, – упрямо повторил рыцарь. – Иначе я умру, но не дам тебе туда вернуться.

Девушка поморщилась, кивнула. Риваль поднял ее на ноги, посадил в седло. Кинни поежилась и ссутулилась под тяжестью судьбы. Парень сел рядом, на мгновение крепко прижал ее к себе и, развернув жеребца, галопом помчался обратно к лесу.

Когда два непримиримых врага выехали к некогда широким городским воротам, открывшаяся картина поразила даже многое видавшего Риваля. Еще вчера густонаселенное, веселое и шумное селение теперь превратилось в груду пепла. Дома выгорели полностью, поскольку крыши были покрыты сухой соломой. От них остались только глиняные стены с зияющими насквозь окнами, через которые проглядывали обгорелые тела. Убитые лежали повсюду и были так густо навалены, что Ривалю приходилось контролировать каждый шаг коня, чтобы он не раздавил копытом чью-нибудь голову. Кинни задышала громко и часто. Огонь еще охватывал центральную часть спиралеобразного лабиринта улиц, и Риваль не без основания беспокоился, что отцовский дом девушки был еще опасен. Подъехав к нему, парень облегченно выдохнул. Пламя уже погасло, не угрожая поглотить любого, кто попробует проникнуть внутрь. Кинни соскочила с коня на полном скаку и, перекатившись через голову, бросилась к крыльцу. Риваль выругался сквозь зубы, спрыгнул и настиг ее в дверях. В доме никого не было. В спальне Кинни неспеша дотлевала узкая девическая кровать. Остальная мебель давно превратилась в пепел, также как вся домашняя утварь. Бегло осмотревшись, газель оттолкнула Риваля в сторону и выбежала на улицу. Куда варвары могли забрать ее семью? Юноша схватил ее за руку и потянул к центру лабиринта, где находилась большая круглая площадь. На ней варвары заканчивали казнь дружинников. Кинни встретилась взглядом с отцом, и в ту же секунду голова старика покатилась на мостовую.

– Нет!!! – что было мочи крикнула девушка и бросилась к месту казни. Слезы застилали глаза, омывали обагрившуюся кровью площадь. Рослый рыцарь хотел схватить Кинни за волосы, но Риваль перехватил его руку так, что тот взвыл и опрокинулся навзничь.

– Что ты делаешь, Риваль? – крикнул Тристон. – Знаешь, на что способна такая вот хранительница? Или тебя недостаточно здесь избили?

– Никто меня не избил! – взорвался парень. – Мне здесь оказали прием, достойный рангу и положению!

– Так почему же ты не послал отцу весточку, проклятый гордец?!

– Я как раз этим и занимался, когда ты явился сюда со своими ходячими дубинами! И если бы ты оказался достаточно умен и понял, что я кричал тебе, не устроил бы эту бойню!

Тристон вздернул подбородок, усмехнулся, разглядывая брата и дикарку рядом с ним.

– А я смотрю, ты сильно здесь изменился, Риваль. Нам давно следовало покорить это племя, и, хвала богу, это, наконец, удалось. Если бы они оказались более сговорчивыми, остались бы живы. А теперь погрузим женщин и детей на повозки и отправимся в обратный путь.

Риваль быстро перехватил Кинни, повел к коню. Газель плакала не переставая, поливая солеными слезами его грудь и шею. Из-за угла вывели нескольких выживших женщин и десяток детей. Кинни покосилась на пленников и замерла. Мама, младшая сестренка Рената и Айна, хромая, брели к лошадям.

– Мама!!! – крикнула газель. Женщина обернулась, на ее лице была печать смерти. Будика безжизненно улыбнулась дочери, облегченно выдохнула, стала медленно оседать.

– Эта уже не годится, – крикнул барс из отряда Тристона, махнул другим, чтобы убрали тело в сторону.

Риваль поднял руку:

– Нет! – подошел ближе. – Мы похороним ее, как того требуют традиции.

Кинни подбежала к холодеющей матери, упала на грудь, завыла. Риваль закрыл глаза, тяжело вздохнул. Страдания газели отдавали болью в нем самом. Отойдя, Риваль вывел из толпы Айну и сестренку Кинни, дрожащих от страха. Увидев родное лицо, они всхипнули и бросились к сестре по племени. Крепко обнялись, деля горе. Счастливая, светлая, беззаботная жизнь закончилась.

– Пойдемте, – напряженно сказал Риваль. – Вы должны укрыться.

Кинни подняла голову, зло сощурилась.